Новости – Политика

Политика

«Мы наблюдаем исчерпание всех источников роста»

Марек Домбровски. Фото: Михаил Метцель / ИТАР-ТАСС

Польский экономист Марек Домбровски считает, что Китай скоро исчерпает свой потенциал, экономика России проиграет от присоединения Крыма, а Африка и Южная Азия станут главными точками инвестиций

Елена Коваленко

18 мая, 2014 11:07

11 мин

«Русская планета» и Московская школа гражданского просвещения (до 2013 года — Московская школа политических исследований (МШПИ)) продолжают совместный проект — цикл лекций. Первая беседа состоялась с правозащитником Вячеславом Ивановичем Бахминым. Вторую лекцию прочел политолог, профессор РАНХиГС, председатель Фонда ИНДЕМ Георгий Александрович Сатаров. С третьей выступил постоянный эксперт Школы, председатель Центра либеральных стратегий (София, Болгария), научный сотрудник Гуманитарного института в Вене Иван Крастев.

Четвертую лекцию прочитал член попечительского совета Школы, главный редактор журнала «Россия в глобальной политике», председатель президиума Совета по внешней и оборонной политике Федор Александрович Лукьянов.

Сегодняшняя беседа — с польским экономистом Мареком Домбровски. Разговор с ним вели директор интернет-проектов Московской школы Александр Шмелев и тьютор ее дистантной программы Светлана Шмелева.

Марек Домбровски: Я научный сотрудник CASE — Центра социально-экономических исследований в Варшаве — это международный научный центр, и одновременно профессор Высшей школы экономики в Москве. Тема моей сегодняшней лекции — ситуация в мировой экономике и перспективы ее развития.

Мировая экономика уже седьмой год находится в состоянии кризиса. Он начался летом 2007 года на рынке недвижимости США, так называемый pre-mortgage crisis. Тогда еще казалось, что он будет носить изолированный, местный характер и не затронет весь финансовый сектор Соединенных Штатов, а лишь только парабанковские организации. Но уже весной 2008 года выяснилось, что взаимосвязи этого парабанковского сектора с настоящим банковским сектором, с другими финансовыми институтами Соединенных Штатов и мира настолько сильные, что кризис неизбежно затронет всю американскую экономику, а также всю мировую экономику.

Осенью в сентябре 2008 года обанкротился один из самых старейших и крупнейших инвестиционных банков США — Lehman Brothers. Кризис вступил в свою драматическую, глобальную стадию, которая длилась около года. После того как центральные банки во главе с Федеральной резервной системой Соединенных Штатов, правительства разных стран и Международный валютный фонд предприняли чрезвычайные меры — где-то во второй половине 2009 года — большинство экономик вернулось на путь роста. Но быстро выяснилось, что не все, и что этот рост оказался весьма хрупким и неустойчивым.

В начале 2010 года начался кризис государственной задолженности в Европе, поразивший сначала Грецию, а потом и другие страны так называемой периферии зоны евро: Португалию, Ирландию, Испанию, частично Италию, Кипр, и в последнее время даже Словению.

На самом деле кризис затронул почти все страны Евросоюза, включая те, которые считаются самыми устойчивыми, как, например, Германия, Нидерланды, Австрия, Франция, у которых бремя государственной задолженности тоже очень высокое. Конечно, он проявил себя, хотя и в другом виде, в Англии, США, а также в Японии, где госдолг наращивается очень давно.

Кризис задолженности в Европе потихоньку удается преодолевать, экономики возвращаются на путь роста. Скорее всего, в 2014 году почти вся Европа вернется на путь экономического роста, уже в прошлом году вернулись на путь солидного роста США. Кризис в развитых странах подходит к концу, но есть риск, что следующий его этап может проявиться в развивающихся странах, так называемых странах с формирующимися рынками. Уже в прошлом году были серьезные сигналы в Индии, Индонезии, Бразилии, Турции и сейчас можно назвать несколько стран, в том числе крупных, которые находятся по разным причинам — экономическим, политическим — на грани риска.

Китай — самая крупная развивающаяся страна, темпы роста китайской экономики снижаются, государственная задолженность тоже выросла. Кроме того, и может, это самый главный фактор риска, в китайских банках накопилось много плохих активов и происходят очередные раунды списания этих плохих долгов. И пока непонятно, каковы будут последствия.

Последние несколько лет экономическая дискуссия фокусировалась на краткосрочном стимулировании совокупного спроса, прежде всего в развитых странах. Кстати, китайская политика во многом в 2008–2009 годах ориентировалась на стимулирование спроса при помощи разного типа государственных кредитов, и упомянутые выше плохие активы — результат этой политики.

Конечно, есть краткосрочные инструменты, с помощью которых можно повлиять на темпы роста, но их можно использовать только тогда, когда у экономики есть производственные резервы, так называемый потенциальный рост. И здесь возникает вопрос. Сейчас мировая экономика растет на 3–4%, до кризиса, в 2005–07 годах, она росла выше 5% и многие мечтают о том, чтобы вернуться к этим цифрам. Но посмотрим, возможно это или нет.

Чтобы дать ответ на этот вопрос, надо обсуждать средние долгосрочные факторы роста, а не краткосрочное стимулирование экономики. Классическая теория экономического роста, которую в свое время сформулировал известный американский экономист Роберт Солоу, говорит о трех факторах экономического роста — это трудовые ресурсы, инвестиции в материальные и нематериальные активы, и, наконец, совокупный рост производительности (total factor productivity). И сейчас мы обсудим все эти три фактора.

Начнем с трудовых ресурсов. Практически во всей Европе трудовые ресурсы уже не растут. Статистика фиксирует, что население трудоспособного возраста, с 15 до 64 лет, уже несколько лет в Европе сокращается. В Японии также сокращается население в трудоспособном возрасте.

Глава инвестиционного банка Lehman Brothers Ричард Фалд после свидетельствования в Конгрессе по делу о банкротстве банка, 2008 год. Фото: Susan Walsch / AP

Через несколько лет перечень стран, в которых это явление будет наблюдаться, увеличится. Прежде всего, речь идет о Китае, которому придется заплатить эту цену за политику «одна семья — один ребенок». При этом сокращение населения в трудоспособном возрасте в Китае будет даже более резким, чем в других странах. С похожей проблемой столкнутся и некоторые страны Латинской Америки, например, Чили, и страны Азии, такие как Южная Корея и Сингапур.

Где население будет продолжать расти? В Африке, на Ближнем Востоке, в Центральной Америке, и в Южной Азии, в частности, в Индии, Пакистане, Бангладеш. С точки зрения глобального баланса трудовых ресурсов, конечно, население в трудоспособном возрасте будет увеличиваться, но произойдет то, что называется в экономической науке mismatch — несовпадение предложения и спроса на трудовые ресурсы. Конечно, эту проблему могла бы решить крупномасштабная миграция, но в большинстве стран на пути мигрантов встают политические и культурные барьеры.

Скорее всего, странам, где будет наблюдаться уменьшение трудовых ресурсов, придется поднимать пенсионный возраст, увеличивать коэффициент занятости среди трудоспособного населения, особенно женщин, чтобы хотя бы частично компенсировать этот спад. Но вряд ли можно ожидать, что этот фактор поспособствует экономическому росту.

Что касается инвестиций в материальные активы, в здания и оборудование. Если мы посмотрим статистику по регионам, то окажется, что нынешние темпы держатся на очень быстром росте доли инвестиций в ВВП за последние 15 лет в одном лишь только регионе — в так называемой развивающейся Азии, прежде всего в Китае и Индии. При этом в Китае за последние 10 лет доля инвестиций приблизилась к половине ВВП — 50% — и это необычайно высокая доля. Многие из этих инвестиций неэффективны.

Кроме этого, вместе с сокращением обычно падают и темпы инвестиций. Об этом свидетельствует опыт Японии и Южной Кореи, так что мировой экономике придется искать другие регионы, которые поддержат нынешний уровень инвестиций. Возможно, это будет Южная Азия, возможно, Африка, которая вышла на нормальные темпы экономического роста.

Есть еще вопрос нематериальных активов: технологий, интеллектуальных прав собственности. В развитых экономиках, таких как американская, западноевропейская или японская, инвестиции в эти активы выросли. Но статистика здесь, особенно сравнительная, пока еще очень неполная и нет уверенности, что это не временное явление.

О качественных факторах глобального роста. В 1990-х годах и в начале нулевых годов они играли очень важную роль. Их было несколько: либерализация мировой торговли, либерализация движения капитала, волна рыночных реформ не только в странах Центральной и Восточной Европы и бывшего Советского Союза, но также в Китае, в Индии, в Латинской Америке, частично в Африке.

Кроме того, свою роль сыграла так называемая ICT revolution — революция, связанная с введением информационных и компьютерных технологий. В 1990-х экономика тоже получила разовую премию от окончания «холодной войны», снижения расходов на оборонные нужды практически во всем мире. Но сейчас мы наблюдаем исчерпание всех этих источников.

Либерализация торговли на практике задерживалась, либерализация движения капитала уже состоялась, здесь нового импульса не будет, надо защищать то, что было достигнуто от разных протекционистских попыток. Рыночные реформы тоже исчерпали себя. Технологическая революция продолжается, но ее революционное влияние на методы производства исчерпало себя уже где-то лет десять назад.

Что надо сделать, чтобы вернуться к этим качественным факторам роста. Я начну с глобальных действий: это продолжение либерализации торговли в рамках Всемирной торговой организации, завершение реформы финансового сектора после кризиса, улучшение координации макроэкономической политики в глобальном плане и улучшение координации миграционной политики в глобальном плане.

В отдельных группах стран есть свои проблемы, которые надо решить. В развитых странах это последствия отрицательных демографических тенденций, это высокие трудовые издержки и неэластичность рынков труда, это чрезмерная социальная нагрузка, высокие госрасходы и налоги и высокий госдолг. Необходимы экономия расходов, сокращение социальных программ, реформа трудового законодательства, повышение пенсионного возраста и т.д.

В развивающихся странах и в странах с формирующимися рынками главная проблема — это плохой деловой климат и плохое качество госуправления. Проблемы России, стран бывшего СССР, многих стран Восточной Европы и Латинской Америки — чрезмерная социальная нагрузка и плохо таргетированная социальная политика. В Африке, на Ближнем Востоке и в Южной Азии — недостатки инфраструктуры и человеческого капитала.

Спасибо большое за внимание, я сейчас готов ответить на вопросы.

Александр Шмелев: много вопросов о внешнем долге. Евгений Тищенко обращает внимание на то, что в последнее время идет пересмотр отношения к долгам. Долги все чаще реструктурируют, возвращают их крайне редко, обычно просто реструктурируют через производные ценные бумаги. Нормально ли это и к чему это приведет? Несколько слушателей отметили, что во многих странах сейчас внешний долг составляет уже более 50% ВВП.

Марек Домбровски: я бы разграничил частный долг от государственного долга. Частный долг — это проблема уровня развития финансового сектора и финансового посредничества. Конечно, могут быть ситуации, когда он слишком высокий, потому что снижены стандарты выдачи кредитов в результате кредитного бума.

Рабочие собирают заказы для крупнейшего китайского онлайн-магазина Taobao. Фото: Mark Ralston / AFP / East News

Вторая проблема — это проблема государственной задолженности. Я считаю эту проблему очень серьезной.

Александр Шмелев: Дмитрий Шевчук из города Ровное считает, что после кризиса 2008 года мир не сделал выводов, потому что, в частности, не были изменены программы обучения экономистов в ведущих мировых университетах. Эти университеты продолжают готовить людей, ориентированных на быстрое обогащение через создание финансовых мыльных пузырей, впоследствии это может привести к новым кризисам.

Марек Домбровски: Финансовые пузыри — это результат слишком мягкой денежной политики, я имею в виду денежную политику в Соединенных Штатах в начале нулевых годов, и несовершенной системой финансового регулирования. А что касается качества экономического обучения, я не готов давать какие-то обобщающие оценки.

Светлана Шмелева: Я хотела бы задать вам вопрос как одному из самых сильных экономистов в мире, который консультировал и исследовал экономики разных стран, Мне кажется как обывателю, что непопулярные меры связаны с экономической реформой, а если принимаются только популярные меры, то они играют в долгосрочной перспективе против роста экономики. Так ли это?

Марек Домбровски: Средний политик в любой стране и в любой экономической и политической системе не очень готов жертвовать своей популярностью ради принятия иногда очень нужных, но непопулярных решений. И обычно он решается на такие меры только тогда, когда уже не видит другого выхода. Самые радикальные реформы произошли в начале 1990-х в странах Восточной Европы, бывшего СССР в результате распада предыдущей экономической, политической системы, когда уже не было куда деваться. Сейчас в Европе худо-бедно реформы все-таки реализуются, в первую очередь, в странах, которые затронул кризис, в Греции, например.

Александр Шмелев: Елена Ушкова из Санкт-Петербурга спрашивает, могли бы вы привести какие-то примеры, когда вступление в Евросоюз негативно сказывалось на экономике нового члена и если да, то это краткосрочный эффект или длительный тренд? И какие механизмы могут применяться для защиты национальной экономики при вступлении в ЕС? Ее также интересует ваше мнение о перспективах Таможенного союза России, Белоруссии и Казахстана: может ли он состояться и какие у него в этом случае будут отношения с Европейским Союзом?

Марек Домбровски: Мне очень тяжело подыскать пример, когда вступление страны в ЕС отрицательно повлияло бы на экономический рост. В случае с Грецией в 1981 году, Испанией и Португалией в 1986-м, странами Центральной и Восточной Европы в 2004–07 годах вступление было связано с дополнительным, хотя обычно не долгосрочным толчком роста.

Конечно, у разных стран есть проблемы, но я бы это не связывал со вступлением в ЕС. В случае с Грецией и Португалией — забыли про то, что надо доделать «домашнюю работу» и довести разного типа реформы до конца.

Таможенный союз — это очень сложная институционально и экономически форма интеграции, он имеет смысл в том случае, если выступает промежуточным этапом для более продвинутой формы интеграции. Если интеграция задерживается на этапе таможенного союза, то появляются разного типа проблемы. Страны теряют самостоятельность в торговой политике, они вынуждены согласовывать совместные внешние тарифы, они также должны согласовывать механизмы распределения доходов от таможенных пошлин, от НДС на границе, что не всегда просто.

Таможенный союз России, Белоруссии и Казахстана был создан на условиях российских внешних импортных тарифов, которые оказались относительно высокими. Казахстан был вынужден сильно повышать свои тарифы, в результате чего сорвался процесс вступления Казахстана во Всемирную торговую организацию.

Кроме того, структуры экономик членов Таможенного союза не являются поликомплиментарными. Все страны в целом не создают целостного и самодостаточного экономического организма, они нуждаются в сильных связях с внешней экономикой, импорте технологий, подключении к всемирному процессу разделения труда.

И наконец, мне кажется, что в этом процессе доминирующую роль играют политические соображения, а это не всегда хорошо для экономических проектов.

Александр Шмелев: Повлияет ли как-то ситуация вокруг Крыма на мировую экономику, и если повлияет, то как? И каковы здесь перспективы российской экономики?

Марек Домбровски: Пока влияние на мировую экономику нулевое или близкое к нулевому по той причине, что Россия, если я не ошибаюсь, это 2 или 3% мирового ВВП. Даже если бы эта ситуация имела отрицательное влияние на экономику России, а я думаю, что оно будет иметь влияние, то все-таки это не автоматически повлияет на мировую экономику. Но для России, я думаю, этот конфликт уже имеет отрицательные экономические, политические и социальные последствия.

Александр Шмелев: Руслан Муратов спрашивает, на какой рынок вообще, на ваш взгляд, стоило бы ориентироваться России в ближайшее десятилетие. На Европейский союз или на Китай?

Нефтеперегонный завод в Тенгизе, Казахстан. Фото: Anatoly Ustinenko / АР

Марек Домбровски: На любой рынок, на котором есть шанс наладить экономические отношения. Сейчас Европа — это главный торговый партнер России. Китай, если не ошибаюсь, это второй партнер. И, наверное, в связи с продолжающимся ростом китайской экономики надо ожидать, что доля Китая в торговле России будет продолжать расти.

Я думаю, что Россия должна воспользоваться вступлением в ВТО для разработки системы договоров о свободной торговли с главными торговыми партнерами. Россия обречена на сотрудничество на разных географических направлениях.

Александр Шмелев: Вопрос от нашего слушателя Эдуарда Аминова. А есть ли, на ваш взгляд, перспективы перехода от доллара, как резервной валюты и мировой платежной системы, к юаню?

Марек Домбровски: Юань пока сам Китай не считает международной валютой. Там существуют разные ограничения на движение капитала. И по этим причинам, и учитывая устройство финансовых рынков Китая маловероятно, что юань может в ближайшее время претендовать на роль глобальной валюты. Что касается роли доллара. Накануне глобального кризиса тоже были экономисты, в том числе известный Нуриэль Рубини, которые предсказывали падение доллара. Но в результате кризиса доллар укрепился в сравнении с ситуацией 2007–2008 годов. И пока не видно перспектив, что он будет какой-то другой валютой вытеснен, в т.ч. китайским юанем. При всех недостатках денежной политики США и неопределенности бюджетной ситуации в Америке, все-таки выгоды экономических и финансовых агентов от пользования долларом превышают возможные риски.

Александр Шмелев: Павел Маслов напоминает нам о том, что из России уже давно идет постоянный отток капитала, который оказывает существенное влияние на экономическое развитие страны, и спрашивает, можно ли предпринять какие-то меры для эффективного решения данного вопроса.

Марек Домбровски: Во-первых, должен сказать, что как макроэкономист я не считаю отток капитала однозначно отрицательным явлением. Россия — нефтяная страна, есть дополнительные сбережения в виде нефтяной ренты. Сам по себе факт, что эти деньги, часть этого капитала экспортируется за границу, в этом нет ничего скандального или тревожного. Но если мы говорим про российскую ситуацию, то таким общим замечанием я бы не закончил. Если мы посмотрим на разного типа показатели инвестиционного и бизнес-климата в России — они плохие и они, скорее всего, ухудшаются. В связи с этим владельцы капитала предпочитают искать другие возможности его инвестирования, вне России. Если бы предположить, что часть из этого капитала могла бы быть задействована в России продуктивным образом, я имею в виду не только материальное производство, но развитие любого бизнеса, тогда, конечно, темпы роста российской экономики могли бы быть более высокими.

Александр Шмелев: Глобальный вопрос от нашей слушательницы Светланы Панькиной, которая спрашивает, грозят ли мировой экономике новые кризисы и что может стать их причиной?

Марек Домбровски: На данный момент, на начало второго квартала 2014 года растут риски в странах с формирующимися рынками, в т.ч. в группе крупных стран. Таких как Китай, Индия, Россия, Турция, Бразилия, Аргентина, Венесуэла. Материализуются ли эти риски в виде какого-то более широкомасштабного кризиса или серии кризисов, скажем, того типа, который мы наблюдали в 1997–98 годах, я не знаю.

Лично я ожидаю, что глобальная экономика будет расти, хотя более медленными темпами, чем она росла накануне кризиса.

Светлана Шмелева: Когда мы договаривались с вами об этой сессии, вы очень интересно говорили про то, как зависит экономика от политического режима, допустим, демократического или авторитарного. Я бы хотела нас вернуть к тому разговору.

Марек Домбровски: В истории нет примеров демократии без рынка, без рыночной экономики и частной собственности. Есть примеры рыночной экономики и частной собственности без демократии. И некоторые из этих примеров считаются успешными. Например, Южная Корея до 1980 года, Тайвань, современный Китай или Вьетнам. Бывают диктатуры, бывают авторитарные режимы, которые являются рациональными экономически. Например, Чили во времена Пиночета. Но все же это не частые явления.

Если мы посмотрим на страны с переходной экономикой, то после первых 10–15 лет трансформации здесь тоже корреляция будет достаточно четкой. Страны, которые продвинулись больше на пути демократизации, они продвинулись и на пути рыночных реформ. И наоборот. Потом немного эта корреляция ослабилась. Сейчас у нас есть группа стран, особенно группа стран СНГ, где уровень экономической свободы опережает уровень политической свободы. Самый яркий пример — это Казахстан.

И, наконец, последнее замечание. Этот процесс выглядел в XX веке и в конце XX века иначе, чем XVII–XIX веках, когда вообще было очень ограниченное количество демократических стран. Иначе он будет выглядеть и в XXI веке. Не случайно очень часто экономисты говорят про постиндустриальную экономику, экономику, в которой доминируют услуги. Обычно услуги или более сложные виды производства нуждаются в значительном большем вкладе человеческого капитала, а это кажется маловозможным в условиях отсутствия политической свободы и демократии.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе