Новости – Политика
Политика
«Россия больше не слабое звено империализма»
Борис Ихлов. Фото: Александр Хомутов / «Русская планета»
Бывший участник пермской подпольной левой организации «Группа продленного дня» Борис Ихлов рассказал, как в советское время создавался кружок рабочих, как КГБ внедрял агентов и почему в России не будет революции
10 сентября, 2014 04:50
29 мин
«Русская планета» продолжает цикл бесед с диссидентами, находившимися в СССР вне либерального лагеря. Вышли интервью с лидером монархистов Владимиром Осиповым, участником «правого» подполья Валерием Скурлатовым, леворадикальным активистом Александром Скобовым, феминисткой Евгенией Дебрянской, старообрядческим епископом Евмением, одним из лидеров советских эсеров Ярославом Леонтьевым, пастором-баптистом Александром Семченко.
Физик, политический деятель и автор книг «Конец истории либеральной демократии», «Уроки революции», «Почему КПСС и КПРФ – буржуазные антикоммунистические партии» Борис Лазаревич Ихлов родился 30 апреля 1956 года в Перми. Участвовал в создании марксистского подпольного кружка. Позже стал руководителем Общественно-политического объединения «Рабочий» (ОПОР), одной из крупнейших оппозиционных организаций эпохи Перестройки, которая существует и в наше время.
— Расскажите, как вы занялись политикой.
— Политикой нашу группу буквально заставили заниматься. Уже студентами мы не жаловали лекции по истории КПСС, статьи в «Правде», речи Брежнева. Думающий молодой человек, тем более физик, остро чувствует бессмыслицу, уход от вопросов, агитационность, демагогию. А тут просто увидели, что слова — одно, а реальность — совсем другое. Каждый из нас в какой-то момент почувствовал: что-то прогнило в «Датском королевстве». Особенно когда мы начали работать. Тут вам и колхозы с запахиванием картошки и с уничтожением уже собранной, тут и воровство Москвой диссертаций наших товарищей. А положение рабочего класса мы хорошо изучили и в стройотрядах, на шабашках. Да тут еще сбитый в 1983 году «Боинг» — ясно, что провокация, но нас поразило, как неумело, глупо ведет себя власть.
Большое влияние на меня оказали рассказы Игоря Андрианова. У него была страсть: собирать компромат на начальство: как воровали и как покрывали воровство правоохранители — все вплоть до КГБ.
— А кто такой Андрианов?
— Юрисконсульт из Казани. Где он только не был, от Камчатки до Калининграда! Работал в Пермской области на Кишертской птицефабрике юристом. Я с ним познакомился в областной библиотеке им. Горького, кажется, в 1979 году. Потом подружились. Он не входил в нашу группу. Мы начали также собирать информацию, но уже самостоятельно, отдельно от него. Тут нам народ такое порассказал. И про развлечения детей функционеров КПСС, и про закрытый суд над 170-ю гомосексуалистами — пермскими шишками из КПСС…
— Даже такое было?
— Да, на суде был забавный момент. Вместе с гомосексуалистами случайно замели начальника местной овощебазы, здорового мужика. Так он на суде, чтобы доказать прокурорше, что не гомосексуалист, снял штаны и начал демонстрировать свой инструмент. Но это совсем другая история, вернемся к нашему кружку — после того, как мы узнали, что происходит в стране, задумались — что делать? Обратились к классикам. Почитали и обнаружили, что никакой Советской власти в СССР нет. По ее определению. Все помнят лозунг неформальных митингов: «Вся власть Советам»! Прочли Маркса, Энгельса, Плеханова, Ленина, и они нам как дважды два доказали, что в СССР — капитализм. Лично для меня такой поворот был тяжелым, долго переживал. Мы бы, может, и ушли из политики. Часть действительно позже ушла. Но тут нас начало давить начальство, КГБ, вызывать на допросы. Это нас подхлестнуло к большей активности, нас насильно втолкнули в «профессиональные революционеры». Сколько мы тогда нехороших слов написали в листовках, в статьях - про КГБ! Диссертацию мне защитить не дали, точнее, предзащиту прошел, автореферат опубликовал, но до защиты не допустили. Тогда 5-й отдел пермского КГБ возглавлял Александр Вяткин. Вот он вовсю старался. Ныне он глава ФСБ Свердловской области, выслужился на нашей шкуре.
— Как родилась идея создать подпольный кружок, чем не устраивал комсомол?
— К нам обратились из группы Егора Гайдара в МГУ. Предложили вступить, чтобы совместно разваливать КПСС изнутри. Нам это показалось диким: власть сама загнивает, а пытаться ускорить ее гниение — задача не для мужчины. Ну развалите, а дальше? Чем замените? И развал СССР мы все воспринимали как маразм. Мы прекрасно понимали, из кого состоят КПСС и ВЛКСМ. Это бонзы, которые самодостаточны и следуют своим эгоистическим интересам, и серые шеренги, которые способны только голосовать «за», собственно, их по такому принципу и отбирали. Конечно, есть мизерная часть честных коммунистов, но тратить массу времени, чтобы сдвинуть их с места?
Фото: Александр Хомутов / «Русская планета»
Ленин говорил, что у социал-демократов нет задачи построения партии. Есть задача помочь пролетариату сорганизоваться в политическую партию. Группа оформилась в 1983 году. Мы назвали ее «Группа продленного дня» (ГПД). Сначала занялись самообразованием: нужно было перелопатить весь марксизм-ленинизм заново, чтобы уметь давить идеологов КПСС. Еще распространяли свои газеты, журнал, листовки. Раздавали рабочим материалы о периоде правления Сталина, составленные исключительно на основе советских источников, распространяли сведения о том, что где творится и прочее. Рабочие с нами соглашались. Соглашались, пока не спросили: «Все хорошо. Согласны. А нам что делать?» После этого мы на десятилетие забыли агитировать против Сталина, несколько лет посвятили выборам в органы власти. В 1986 году ГПД преобразовалась в «Союз коммунистов».
— Почему кружок носил такое странное название — «Группа продленного дня»?
— Название взято из брошюры Ленина «Очередные задачи Советской власти»: «Каждый после отработки своего 8-часового урока должен заниматься государственной деятельностью», в этом и есть социализм и т.п. С названием был забавный случай, когда позже на допросе в МГУ заведующий кафедрой теоретической физики Игорь Тернов пытался доказать КГБшнику, что название говорит о том, что цель группы — работа со школьниками.
— Сколько человек входило в ГПД?
— Нас вряд ли тогда можно было отнести к молодежи, хотя среди участников были три школьника. В основном группа состояла из научных сотрудников и рабочих, плюс немного студентов. В пермской группе было две пересекавшихся подгруппы. Одну возглавлял физик Сергей Мазеин (изначально в нее входило 9–12 человек); другую, из института материаловедения, возглавляли Сергей Ваганов и Александр Никонов (человек 20). Московская ячейка — восемь человек, и по одному человеку было у нас в Свердловске, Орджоникидзе, Набережных Челнах, Махачкале и Нытве. В общем, очень и очень маленькая группа.
— Кроме самообразования и просвещения рабочих, чем занималась ГПД, а затем «Союз коммунистов»?
— Настряпали мы много: и забастовки, и перекрытия магистралей организовывали, и профсоюзы создавали, и проекты разные проводили в жизнь — например, Советы микрорайона или бесплатный проезд для пенсионеров. И судились, если официальный профсоюз ничего не делает.
— В справочниках о политических организациях в СССР упоминается, что ГПД была «леворадикальной». Что в ней было радикального?
— Я не знаю, как еще назвать организацию, цель которой, как ни крути, — свержение власти и смена существующего строя. А может быть, дело в особом отношении к нашей группе. Если власти и СМИ привечали либеральных демократов, то нас всегда старались загасить. Нас сильнее всех репрессировали. К нам больше всего стукачей засылали: нашему Марку Пискареву из московской ячейки устроили велокатастрофу в горах. В пермской ячейке странной смертью погиб Борис Агеев. Рабочего Юрия Банникова задержали, отвезли в вытрезвитель, где били, кололи амитал, аминазин, размахивали перед носом уставом нашей организации и приговаривали: «Мы тебя отучим политикой заниматься!», у него случился инфаркт. Были и другие смерти.
— Сколько продолжалась деятельность кружка и во что она вылилась?
— Деятельность продолжается по сей день. Объединение «Рабочий» было создано в том числе из нашего Союза коммунистов . Во что вылилась? Трудно сказать… Во-первых, мы изначально постарались, чтобы она не вылилась в развал экономики. Мы не стали массовкой, как это случилось с шахтерами. Мы разошлись с демократической тусовкой радикально, еще в 1989-м. Еще нам удалось предотвратить акционирование ряда предприятий, что позволило им выжить, хотя бы на десяток лет отсрочить гибель. Удалось остановить массовые увольнения на ряде заводов Урала.
Фото: Александр Хомутов / «Русская планета»
Ничего особо крупного мы не совершили. В общем, заниматься саморекламой — бесконечно дурное занятие. Гораздо полезнее, особенно для новичков, которые приходят в нашу группу, рассказывать о том, что и почему не смогли сделать, где напортачили, где глупостей наворотили.
— Вы уже упоминали, что ваша подпольная деятельность не обошлась без внимания КГБ. Расскажите поподробнее, как это было, как на вас выходили сотрудники спецслужб, внедряли агентов, может, вербовали кого-то?
— Действия КГБ сводились к увольнению с работы, отстранению от трудовых коллективов, поливанию грязью в прессе. Но вообще, если нет классовой борьбы, то и говорить о серьезном противостоянии, как с врагом, — бессмысленно. Мы для них — просто никто. Да и все неформалы были всего лишь массовкой. Другое дело, что на нашей шкуре, в отсутствие широкого протестного движения, некоторые в КГБ зарабатывали звездочки. Конечно, гораздо легче возиться с необученными неформалами, нежели ловить шпионов. Так что отношение наше к КГБ было спокойное.
Но мы изначально старались вовлекать в свою группу тех, кто не продаст. Ведь была угроза тюрьмы или психушки. Потому случаев вербовки просто не было. Уже в самом конце 90-х пытались вербовать — неуклюже, навязчиво. Что говорить, даже сейчас в Перми мне раз двадцать предлагали войти в местный совет «Единой России». Только как-то уж не привлекает меня участь Андрея Исаева (в конце 80-х один из лидеров анархистов, сейчас депутат Госдумы от «Единой России». — РП). А вот внедрять — внедряли. И активно. В МГУ — одного юриста. Того самого, который нас звал в группу Егора Гайдара. В Перми — и Татьяну Бузову, дочь видного деятеля КПСС, сейчас она хорошо устроилась в верхах, в Москве, и студента ПГУ Валерия Ковбасюка, он сам сознался, и Виталия Неймана, и Владимира Терровере, и Игорь Аверкиев не безгрешен. Ну как, скажите, отнестись к неформалу, которого сначала с распростертыми объятиями ректор лично принимает в университет, а по окончании его берут на халявную должность социолога на сверхсекретный завод?
— А как преследования коснулись лично вас?
— Когда я после аспирантуры стал работать в политехническом, то уволили уже через полгода. Вступился трудовой коллектив — восстановили, но потом с помощью облсовпрофа (ВЦСПС) уволили вторично. В моей каморке в МГУ было шесть обысков, несколько обысков на квартире в Перми после возвращения. Попытки устроиться в вуз были обречены. Даже на завод не брали. Разве что сторожем, вне трудового коллектива.
— Что вы делали, когда узнавали, что товарищ сотрудничает с КГБ?
— Если что-то скрыть от, скажем, Терровере нашему кружку не представляло труда, то для того чтобы удалить из организации Аверкиева и Сергея Просвирнина, пришлось придумать целую операцию, как некогда поступал революционер Аврущенко: сообщить о роспуске, а потом продолжать собираться без Аверкиева. Это в 1986 году было, когда мы по предложению Аверкиева переименовали ГПД в Союз коммунистов. Позже пермяки, когда узнавали, кто мы, пеняли: «Променять такое название… Продленку все знали…» Жаль, конечно. Интересна реакция на заводах в парткомах, там возмущались: «Они коммунисты. А мы-то тогда кто?!» Так вот, тогда Союз коммунистов провел первый в городе митинг, он проходил в одном из зданий в Индустриальном районе, а потом еще ряд митингов. После одного из них (экологического) Игорь Аверкиев захотел поменять резолюцию, чтобы не казаться перед администрацией города радикалом. Мы насторожились. Когда же Аверкиев без согласования привел на собрание своего человека — Ковбасюка, и представил его как нового члена организации, терпение лопнуло. Впоследствии Ковбасюк заявил о своем сотрудничестве с КГБ. Оставшиеся за бортом Союза Аверкиев, Просвирнин и Михаил Касимов создали ячейку социал-демократов в Перми и вступили в Социал-демократическую партию России.
— Из МГУ вас выгнали из-за вашей политической деятельности?
— Нет, никто меня из МГУ не выгонял. Хотя шороху мы там дали: стенгазета «Физикон» с тематическим выпуском «Почему я не люблю Москву»; Общество трезвости; первые в стране сорванные выборы… Потом меня физфаковские начальники лично приглашали на смотрины кандидата в депутаты вместо того, которого наша группа провалила. В общем, когда меня допрашивал КГБшник на кафедре теоретической физики, то подчеркнул: «Мы дали вам закончить аспирантуру…»
— Значит, следили и помогали с потерей работы и учебы... А вы как к ним относились?
— Как, скажем, мне относиться к сотруднику пермского КГБ, с которым я вместе учился на физфаке? Или к тому, с которым вместе учился в школе? Например, на конференции в Магнитогорске нам надо было посмотреть фильм, который привезли с войны приднестровцы. Мы взяли аппаратуру в КГБ. С тем КГБшником, который опекал нас в Перми, мы почти подружились.
Фото: Александр Хомутов / «Русская планета»
Он как спец подсказывал, какие неточности у нас в листовках по Югославии. Когда проводили международную конференцию в университете, он сам перепечатал для нас с бумаги в электронный формат, причем не тезисы, а полные доклады.
— А вас не обвиняли в сотрудничестве с КГБ?.
— Диссидент Владимир Прибыловский обвинял меня в этом из-за своей дикой злобы к марксизму-ленинизму. На первом допросе меня спросили, какие книги с Запада я читал. Я назвал. Попросили принести. Обещал. После чего тут же распихал по друзьям всю диссидентскую библиотеку. На втором допросе сообщил, что, увы, больше ничего у меня нет.
Рассказал эту историю другому МГУшному диссиденту, аспиранту-медиевисту Александру Скогореву. Тот передал Прибыловскому, а он исказил эту историю и передал Борису Кагарлицкому. Кагарлицкий уже уверенно стал по всей России распространять про меня слух, что Ихлов якобы сдал библиотеку в КГБ. Обвинять друг дружку в сотрудничестве с КГБ было в неформальной среде милым делом. Нет, конечно, были явные случаи, проверенные, когда неформал шел на сотрудничество с КГБ, например Глеб Павловский. Впрочем, Кагарлицкий не единственный - Владислав Бугера меня тоже обвиняет – что я черносотенец, за то, что опубликовал статью в «Лимонке», и что я стукач КГБ, потому что опубликовал в другой газете статью с анализом троцкизма. Впрочем, по другим источникам, я завербован ЦРУ.
— Вас упоминают как одного из теоретиков «пролетаризма». Поясните для несведущих, что этот термин означает?
— Тех, кто сидит в редакции Википедии, надо пороть. Шомполами. Никаким теоретиком «пролетаризма» я не являюсь. Григорий Исаев даже обиделся, решил, что я хочу присвоить его славу. Это группа Исаева — «Партия диктатуры пролетариата большевиков» (ПДПб), дабы остаться в истории, изобрела новый общественный строй: «пролетаризм». Социализм, дескать, это не то, что надо, не воодушевляет. Если при феодализме правят феодалы, при капитализме — капиталисты, а ежели правят пролетарии, — так это «пролетаризм».
На самом деле ПДПб ориентирована именно на рабочих. Определение Энгельса устарело, понятие пролетария как наемного работника охватывает не только интеллигенцию, но и столоначальников, администраторов, директоров и пр. Конечно, никаких интеллигентов или чиновников Исаев к диктатуре допускать не собирается. Он говорит о диктатуре рабочих. Потому строй по Исаеву должен называться «рабочизмом». Когда я ему это сказал, то он обиделся…
— Кого еще, кроме Маркса, Энгельса, Ленина и Плеханова вы бы назвали в ряду «духовных учителей»?
— Мы никого никому не собирались противопоставлять. Еще спасибо Ильенкову, Батищеву, Библеру, Кессиди, Мамардашвили и многим другим. Если что в дело идет, — почему нет? Хоть Камю, хоть Лосский, хоть Клифф или Месарош, хоть трижды будь кто из них буржуазным.
Фото: Александр Хомутов / «Русская планета»
Да, ошибки у вышеперечисленных были, и немало. Ленин как-то заметил: «Сколько глупостей мы нагородили…» Самые интересные ошибки — у Маркса, которые Ленин пытался исправить на практике.
— После ГПД и Союза коммунистов вам удалось создать Общественно-политическое объединение «Рабочий», которое исследователи называют, наряду с Конфедерацией анархо-синдикалистов, одной из крупнейших левых оппозиционных организаций эпохи Перестройки.
— В апреле 1990 года, перед тем как ехать в Новокузнецк на первый и последний съезд независимых рабочих движений, мы собрались в Челябинске для учредительной конференции объединения «Рабочий». Отцы-основатели: Челябинский рабочий союз, Челябинский рабочий клуб, Верещагинский клуб избирателей, свердловское объединение «Рабочий», наш Союз коммунистов и другие. Этому предшествовали две встречи в 1988-м: в деревне Решеты под Первоуральском, где собрались рабочие марксистские организации СССР (нас тогда арестовали) и в Свердловске, на учредительной конференции Уральского народного фронта, который просуществовал один день. Вот тогда мы нашли друг друга и образовали «Рабочий». Создавали марксистские кружки, проводили семинары, школы. Каждая ячейка вела просветительскую работу, мы издавали два научных журнала: «Взгляд» и «ИЗМ».
— Входили ли в организацию рабочие? Или, как это часто бывает, название было одним, а содержание совсем другим?
— В объединении рабочие составляли свыше 90%.
— Какая была численность организации?
— Не скажу, что нас было много. Ну, скажем, один коллективный член, Байкальский рабочий профсоюз на ЦБК — это 700 человек. Еще к нам входил первый в СССР альтернативный профсоюз рабочих «Магнитки». Еще два пермских профсоюза. Мы не считали, но нас было свыше 2000 человек. По международным меркам мы — небольшая группа типа французской Lutte ouvriere («Рабочая борьба». — РП), только на огромную Россию. Активисты из Lutte ouvriere рассказывали, что у них проблема — набрать побольше членов. Я им сказал, что у нас обратная проблема — избавиться от дураков.
— Чем занимался «Рабочий»?
— Сначала участвовали на федеральном уровне в организации учредительной конференции Межрегионального союза трудовых коллективов. Потом все как один ушли на региональный уровень. Некоторое время боролись за депутатские места, потом плюнули. Пытались сорганизовать рабочих в Советы трудового коллектива, прописанные в андроповском «Законе о предприятии», чтобы трудовой коллектив взял завод в собственность, но потерпели неудачу, так как рабочие оказались предельно пассивны. Однако развалилось наше объединение из-за бизнеса.
Массу наших из-за политики выгнали с работы, и они были вынуждены работать сторожами и дворниками. Банки мы брать не умели, потому развели коммерческие фирмы: в Магнитогорске, Свердловске, Челябинске, Волгограде, Перми, Верещагино… Кстати, устав для Верещагинской фирмы писал Виктор Похмелкин (будущий депутат Госдумы I-IV созывов от Пермской области. — РП). Это позволило нам не умереть с голоду, но развалило объединение на части. Первым отошел от дел самый богатый — Свердловск. За ним — Магнитогорск, потом — Челябинск. Затем рухнули одна за другой все наши фирмы, самарская еще пыталась помогать издавать наш «Рабочий вестник», потом и она перестала дотировать. В Перми было две фирмы и Общество потребителей, все скончались. Некоторое время поддерживала московская, затем ярославская фирма, но там начался такой криминал, что мы остались рады, что хоть удалось выжить руководителю. Потом началась нищета.
После распада группы «Рабочий» в 1992-м пермской ячейке пришлось собирать остатки буквально по крупицам, по одному человеку, заново регистрировать в Минюсте. Я ходил и просил взаймы у пермских знакомых по рублю. Изредка помогали зарубежные троцкисты.
Фото: Александр Хомутов / «Русская планета»
Лично я сначала работал сторожем, потом пробавлялся разными шабашками, уроками, консультациями, писал статьи, подрабатывал на избирательных кампаниях, не брезговал ничем, разносил газеты, убирал мусор и до сих пор не игнорирую такие заработки. Согласитесь — листовки ведь надо печатать.
Сейчас, если нас насчитается сотня человек по России, это будет хорошо. Но мы в тельняшках!
— В советское время вы наверняка слышали о диссидентах, расскажите, какое у вас было к ним отношение тогда?
— Честно говоря, они привили мне стойкий иммунитет к диссидентству. Скажем, дают в плане охмурения ксендзов журнал «Посев». А там всерьез рассказывают о немецких деньгах для Ленина, о его шпионстве и т.п. А еще историки! Но суть-то в том, что все эти ребята ненавидят марксизм-ленинизм, точнее, — рабочий класс, все они за капитализм, но и этого мало, они конкретно за американский капитализм. Ведь если население наконец-то осознает, что в СССР был капитализм, все они останутся без работы. Как ругать социализм, если его не было? Все либералы будут вынуждены признать, что служат Госдепу США.
— Расскажите, как вы встретили 90-е годы? Распад СССР, приход Ельцина.
— Конечно, рабочий класс и не собирался бастовать в поддержку Ельцина, я специально выяснял, ездил по заводам. А проклинать начали скоро. Мы тогда поняли: все, что мы делали с 1983 года, — насмарку. Пар вышел через свисток. Придется начинать все сначала. Но мы еще не догадывались, с чем придется столкнуться. По стране прокатилась волна остановок заводов. Рабочие, задавленные ценовым прессом и страхом перед увольнениями, утратили даже минимальную активность. Поддержка нашей группы резко ослабла. В Перми наши группы были последовательно выдавлены с предприятий.
— По вашему мнению, кто виноват в развале СССР?
— Стоит понять, что не в Беловежье распался СССР, а раньше. Виноват Горбачев: спасая союз политически, он освободил предприятия. Ивановские ткачи нашли более дорогого покупателя, и Глазов не смог шить детские костюмчики. Запорожье перестало поставлять на пермский завод имени Ленина сляби, и на заводе закрыли цеха. И так по всему союзу. Беловежье стало лишь юридическим оформлением распада. Конечно, вина Ельцина, Кравчука, Шушкевича от этого не уменьшается, но в истории действуют не цари, а законы истории, законы политэкономии, через активность общественных классов.
Что касается событий 1993 года, мы провели летом конференцию в Свердловске и решили, что в конце концов Ельцин задушит Верховный Совет. Маркса вспомнили, «18-е брюмера Луи Бонапарта». Что касается действий Ельцина — ну да, были провокации, убили около 2000 человек. Конечно, преступление. Но участвовать в разборках двух тождественных кланов элиты КПСС нам совсем не хотелось. Мнение троцкистов, патриотов и прочих защитников Верховного Совета нас не интересовало. Они воевали за бантик, а мы смотрели на содержание.
— Возможно ли появление в России партии европейского типа, европейских социалистов?
— Нет. Не стоит идеализировать европейские партии. Такая же бюрократия, такая же ангажированность. Устарела вся многопартийная система в мире. И это мы тоже поняли еще в начале 90-х.
Фото: Александр Хомутов / «Русская планета»
Мировой процесс сейчас идет в обратном направлении. Власть подчиняет себе все партии от ультраправых до ультралевых плюс профсоюзы и формирует из них предохранительный буфер между собой и массами. Если есть пустая ниша, скажем, фашисты, — так власти ее сами собой и заполнят. Люди это видят и перестают поддерживать парламентскую систему. Люди видят, что особой разницы между Олландом и Саркози, между Клинтоном и Бушем — нет. Абсентеизм растет во всем мире. Партийная система провалилась.
— Возможна ли революция в России?
— Ситуация, как в 1917 году, когда Россия была слабым звеном в цепи империализма, не повторится. Посмотрите — в Новороссии идет восстание. Там нет революции, как бы об этом ни твердили. Потому что экономика развалена. А революция — это когда растущие производительные силы приходят в противоречие с отжившими производственными отношениями. Мы говорим о социалистической революции в развитых странах. Но мир находится в стадии регресса. Если раньше в США жили умные люди и читали Стейнбека и Фолкнера, Паунда и Уитмена, то сегодня кумиры публики — Майкл Джексон, Шварценеггер и Гарри Поттер. Если раньше янки бастовали за ликвидацию конвейерной системы, чтобы труд не делал из человека обезьяну, то теперь массу людей может собрать только футбольный матч. Так что весь мир не готов еще к революции, не то что Россия после катастрофы.
— Какой бы вы дали совет современному молодому человеку, который ищет себя, находится в оппозиции к нынешней власти, с позиции вашего жизненного опыта?
— Говорил с конца 80-х и еще раз говорю — не повторяйте наших ошибок. Первым делом нужно получить специальность. Хотя бы потому, что в мире произошли серьезные изменения. Старый тип партийца уже отмер. Парторги, комсорги, председатели профкомов, «профессиональные революционеры» уже никому не нужны. Им просто не поверят. Каждого спросят — кто ты по профессии. Никакой революционный опыт не заменит профессии. Вы никогда не видели внутренности баллистической ракеты? Тошнотворное зрелище. И все эти проводочки и шпунтики, вся эта сложнейшая система с «ловлей микронов» сделана руками рабочих. Она гораздо сложнее всех партийных программ вместе взятых. Не говоря уже о каком-нибудь крейсере. Так кого будут слушать рабочие — партийного функционера, тунеядца-болтолога или, скажем, главного технолога? Повторю: главная функция диктатуры рабочего класса — созидательная. Нужно суметь взять производство в свои руки. Для этого нужны знания и умения.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
