Новости – История

История

Кризис в июле

Мобилизация немецких солдат. Берлин. 1914 год. Фото: Deutsches Bundesarchiv

Как европейские лидеры запустили и не смогли остановить цепную реакцию Первой мировой войны

Сергей Петрунин

28 июля, 2014 09:06

19 мин

Военные действия Первой мировой войны были открыты 28 июля 1914 года, когда войска Австро-Венгрии сразу же после официального объявления войны Сербии начали артиллерийские обстрелы Белграда, — ровно через месяц после убийства в Сараево эрцгерцога Франца-Фердинанда. Между тем, поначалу — в первые дни после сараевского покушения и в последующие три недели — никто всерьез не полагал, что происшедшее там обернется невиданной мировой бойней. Да, многие опасались обострения отношений или даже войны между Австрией и Сербией, но не более того. События тех дней — с 28 июня по 28 июля 1914 года — вошли в историю как «июльский кризис», в ходе которого вялотекущая поначалу дипломатическая война потом стремительно переросла в «горячую». Почему так получилось, могли ли лидеры европейских стран избежать катастрофы или хотя бы отложить ее, историки спорят до сих пор.

Jetzt oder niemals — Теперь или никогда

Теории «немецкой вины» в развязывании мировой войны считают, что Германия давно искала повод для ее начала. Публицист и историк Валерий Шамбаров пишет, что еще «8 декабря 1912 года, в период Балканского кризиса, Вильгельм созвал совещание военного руководства. Тема совещания была сформулирована как «Наилучшее время и метод развертывания войны». По мнению кайзера, начинать надо было немедленно. Мольтке соглашался, что «большая война неизбежна, и чем раньше она начнется, тем лучше». Но указывал, что надо провести пропагандистскую подготовку: «Следует лучше обеспечить народный характер войны против России». И лишь гросс–адмирал Тирпиц возразил, что моряки еще не совсем готовы: «Военно–морской флот был бы заинтересован в том, чтобы передвинуть начало крупномасштабных военных действий на полтора года». С его мнением согласились. А через полтора года — как раз и получалось лето 1914–го.

Рейхсканцлер Германской империи Теобальд фон Бетман-Гольвег. 1914 год. Фото: Библиотека кногресса США

За пару лет до начала войны, в 1911–1912 гг., в Германии были приняты законы о чрезвычайном военном налоге, увеличении армии и программа модернизации вооружений. Рассчитана она была тоже до весны 1914 года. Мольтке писал, что «после 1917 г. мощь России окажется неодолимой», она будет «доминирующей силой в Европе», а, следовательно, «всякое промедление ослабляет шансы на успех». Была еще одна важная причина поскорее начинать войну. Профессор Лондонского университета Джолл подсчитал: «Стоимость вооружений и экономическое напряжение германского общества были так велики, что только война, при которой все правила ортодоксального финансирования останавливались, спасла германское государство от банкротства». И начаться война должна была именно на Балканах, чтобы союзная Австро–Венгрия не вильнула в сторону».

Историк Борис Романов пишет, что «еще в 1913 г., когда канцлер Бетман-Гольвег представил доклад о балканской ситуации, Вильгельм на полях написал, что требуется хорошая провокация, дабы иметь возможность нанести удар: «При нашей более или менее ловкой дипломатии и ловко направляемой прессе таковую (провокацию) можно сконструировать… и ее надо постоянно иметь под рукой». Но от «конструирования» провокации немцев избавили сербские заговорщики, также рвущиеся к войне».

Не только кайзер, Мольтке и Тирпиц, но и другие представители тогдашней германской элиты считали лето 1914 года лучшим временем для атаки. Русская артиллерия еще не успела до конца сменить пушки на современные, а в Германии это уже было сделано. Промышленник Густав Крупп, будущий спонсор нацистов, говорил: «Германская артиллерия не знает себе равных. Будем помнить слова Наполеона, который сказал о нас: «Пруссия вылупилась из пушечного ядра!» Немецкий генерал и писатель Фридрих Бернгарди говорил об особой жизнестойкости германской нации, о ее праве господствовать над иными народами, «не стесняясь ни дипломатических трактатов, ни учения христианства».

Когда кайзер Вильгельм ознакомился с документами о покушении серба на эрцгерцога, он начертал поверх доклада: «Jetzt oder niemals» — «Теперь или никогда!». Начальником австрийского Генштаба Гетцендорфом было принято решение — раз Германия обещает поддержку в случае давления России, немедленно начинать мобилизацию и, таким образом, заставить сербское правительство «обуздать своих террористов». Единственное, чего опасались австрийцы — внутренней угрозы: как бы чехи не вышли из подчинения и, поддержав сербов, не подняли бы восстание в тылу.

Неожиданное затишье

Но после первоначального волнения в течение трех недель после убийства Франца Фердинанда все, казалось, успокоилось. Почти не стало признаков, которые указывали бы на международный кризис. Русские газеты писали об устройстве шлюзов на реке Донец, о лесных пожарах, подобных произошедшим летом 2010 года, о судебном процессе в Париже по делу госпожи Кайо, застрелившей редактора газеты за клевету на ее мужа. Самый красноречивый факт — командующий сербской армией в это время отдыхал на австрийском (!) курорте в Карлсбаде. И лишь немногие ловкие дельцы, инстинктивно чувствующие запах жареного и не желающие класть голову за монархов, успели выправить себе за щедрое пожертвование гражданство явно далеких от конфликта стран — Аргентины, Уругвая и Парагвая.

А вот что писала лондонская «Таймс» от 8 июля:

«Вена. Сегодня состоялось важное заседание Совета министра, на котором помимо министров иностранных дел, обороны и финансов, присутствовали премьер-министры Австрии и Венгрии. Совету были представлены результаты расследования сербских властей (о роли граждан этой страны в покушении в Сараево). Как сообщается, по итогам их изучения Совет посчитал возможным отправить в Белград ноту дружелюбного характера о продолжении сотрудничества с сербским правительством в расследовании корней заговора. Несмотря на то, что мирное разрешение ситуации представлено как желательное, Австро-Венгрия намерена сохранять жесткий подход».

Беседуя в середине июля с германским послом в России Фридрихом Пурталесом, министр иностранных дел России Сергей Сазонов говорил: «Ключи от мирного положения в Европе именно в Берлине, и вы можете отворить или затворить двери войны. Если ваша союзница Вена желает возмутить мир, ей предстоит считаться со всей Европой, а мы не будем спокойно взирать на унижение сербского народа. Еще раз подтверждаю, что Россия за мир, но мирная политика ее не всегда пассивна!»

Австро-Венгрия в это время действительно неожиданно решила «притормозить» и задержать отправку ультиматума Сербии, но вовсе не из-за предупреждений из Петербурга. Первая причина тут — чисто экономическая. «Хозяйственники» пришли к «силовикам» и убедили дождаться уборки урожая и заготовки провианта перед тем, как сельское хозяйство страны неминуемо лишится рабочих рук.

Вторая причина — «французский фактор». Дело в том, что с 20 по 23 июля в Санкт-Петербурге с давно запланированным визитом находился президент Франции Раймон Пуанкаре. А момент встречи лидеров стран Антанты, когда они могли бы оперативно принимать совместные решения — не лучшее время для ультиматумов. Тем более, что во время визита стороны заявили о незыблемости союза между Францией и Россией. В Вене решили вручить ультиматум сербскому премьер-министру Николе Пашичу, когда Пуанкаре будет находиться в пути на родину, оторванный от России и от самой Франции — ведь он плавал в Россию на военном корабле.

Австрийцы и немцы надеялись, что, если президенту Франции за несколько дней будет сложно дать обстоятельный ответ, Россия в одиночку может тоже заколебаться, и тогда дело ограничится очередным локальным балканским конфликтом. К тому же не только австрийцы боялись за чехов — и в России были проблемы с лояльностью своих подданных.

Во время визита Пуанкаре в Петербурге бастовали военные заводы — на некоторых улицах полиция даже разгребала баррикады. Описанный Лениным новый революционный подъем еще шел по нарастающей. Мало кто как из числа «смутьянов», так и во власти думал, что всего через несколько дней страну охватит верноподданнический ура-патриотический угар с погромами немецких магазинов, а красные флаги сменят на хоругви.

Николай II и президент Франции Раймон Пуанкаре в Санкт-Петербурге. 20-23 августа 1914 года. Фото: Deutsches Bundesarchiv

21 июля на дипломатическом приеме в Зимнем дворце Пуанкаре предупредил немецкого и австро-венгерского послов, что союз России и Франции остается в силе и успокоил сербского посла: «Я думаю, все еще обойдется». Но на следующий день, 23 июля, когда французская эскадра покинула Россию, Австро-Венгрия наконец вручила Сербии ультиматум. На ответ отводилось 48 часов — время, за которое Пуанкаре не только не успевал доплыть до Франции, но еще и плыл вдоль немецкого берега.

Ультиматум

Ультиматум Сербии готовил венгерский кабинет министров Иштвана Тисы. Австрийцы сочли его достаточно жестким и согласились с текстом. Согласно ему, Сербия должна была принять целый ряд унизительных для суверенного государства условий:

1.Запретить издания, пропагандирующие ненависть к Австро-Венгрии и нарушение ее территориальной целостности

2.Закрыть общество «Народная Оборона» и все другие союзы и организации, ведущие пропаганду против Австро-Венгрии

3.Исключить антиавстрийскую пропаганду из народного образования

4.Уволить с военной и государственной службы всех офицеров и чиновников, занимающихся антиавстрийской пропагандой

5.Сотрудничать с австрийскими властями в подавлении движения, направленного против целостности Австро-Венгрии

6.Провести расследование против каждого из участников Сараевского убийства с участием в расследовании австрийского правительства

7.Арестовать майора Воислава Танкосича и Милана Цигановича, причастных к сараевскому убийству

8.Принять эффективные меры к предотвращению контрабанды оружия и взрывчатки в Австрию, арестовать пограничников, помогавших убийцам пересечь границу

9.Дать объяснения насчет враждебных к Австро-Венгрии высказываний сербских чиновников в период после убийства

10.Без замедления информировать австрийское правительство о мерах, принятых согласно предыдущим пунктам.

Для Сербии столь жесткий ультиматум стал неожиданностью. В своем ответе Австро-Венгрии сербы еще надеялись избежать войны, и согласились на все условия ультиматума кроме шестого пункта — об участии австрийских чиновников в расследовании, ссылаясь на букву сербской конституции.

Никола Пашич точно в назначенный срок вручил ответное послание на австрийский ультиматум австро-венгерскому послу Гизлю. Увидев всего один пункт «отказа» Гизль потребовал паспорта… Это означало разрыв отношений, Австро-Венгрия начала частичную мобилизацию.

Немецкое правительство настаивало, чтобы военные действия Австрии против Сербии начинались срочно, пока Пуанкаре еще не доплыл до Франции. И хотя Гетцендорф был вынужден признать, что мобилизационные планы не позволяют развернуть войска, чтобы по-настоящему атаковать Сербию ранее 12 августа, решение уже было принято — Австро-Венгрия официально объявила войну 28 июля. Поводом стал слух об атаке австро-венгерского подразделения на границе Боснии сербскими войсками.

Ответ России

27 июля Николай II вслед за австро-венгерской мобилизацией объявил мобилизацию в четырех военных округах России. Пуанкаре еще не доплыл до Франции, и в Австро-Венгрии, Германии еще ошибочно надеялись, что Франция нерешительна, не слишком уверенно поддерживает Россию.

Еще 24 июля, на следующий день после отплытия Пуанкаре, министр иностранных дел России Сазонов встречался с послами Франции и Великобритании. Британский посол Джордж Бьюкенен позже так описывал этот разговор: «Отметив, насколько неприемлемы некоторые пункты ультиматума, господин Сазонов заметил, что Австрия никогда бы не выдвинула таких требований, если бы не была заранее уверена в одобрении и поддержке Германии. Может ли Россия, спрашивал он, также рассчитывать на поддержку своих партнеров по Антанте? Французский посол, к которому он обратился первому, заверил, что Франция предоставит России свою дипломатическую поддержку, а также, если необходимо, выполнит обязательства, которые она взяла на себя по союзному договору. «А ваше правительство?» — спросил Сазонов, повернувшись ко мне. Я ответил, что, хотя я не могу говорить от лица британского правительства, не сомневаюсь, что оно сделает все, что в его силах, чтобы оказать России дипломатическую поддержку. Однако не мог подавать им надежду, что оно выступит с декларацией солидарности и тем самым возьмет на себя безусловное обязательство поддержать Францию и Россию силой оружия».

Премьер-министр Королевства Венгрия Иштван (Стефан) Тиса в полевой форме полковника в окружении своих офицеров. 1915 год. Фото: Imagno / Getty Images / Fotobank.ru

Сазонов отдал распоряжение, чтобы тайно и срочно вычерпали восемьдесят миллионов рублей, хранившихся в германских банках.

Немецкий канцлер Бетман прислал Сазонову телеграмму, где говорилось, что дальнейшие действия по мобилизации в России заставят Германию начать мобилизацию в ответ, и тогда европейской войны уже вряд ли можно будет избежать. Кайзер также направил телеграмму довольно мирного характера Николаю II, заявив, что он, нажимая на австрийцев, прикладывает последние усилия для предупреждения войны и надеется на понимание России…

Но 29 июля Пурталес посетил Сазонова, зачитав ему уже немецкую ноту — чтобы Россия прекратила военные приготовления, иначе Германия тоже ополчится. Сазонов упрекал его — Австро-Венгрия такая агрессивная, потому что чувствует немецкую поддержку. В это время на стол министра легла свежая телеграмма: «Австрийцы открыли огонь по Белграду, рушатся здания, в огне погибают люди».

31 августа начальник русского Генштаба Николай Янушкевич и Сазонов уговорили царя на объявление всеобщей мобилизации со ссылками на скверное состояние российских дорог и средств связи: «Они таковы, что проведение частичной мобилизации сорвет планы общей, когда явится в ней необходимость…» Николай II очень долго колебался, так как еще продолжал обмениваться телеграммами с кайзером и рассчитывал решить дело миром. «Мне технически невозможно остановить военные приготовления», — оправдывался Николай II, на что кайзер ему отстукивал: «А я дошел до крайних пределов возможного в старании сохранить мир…» Но в конце концов Николай II таки «сломался», объявил всеобщую мобилизацию.

Цепная реакция

Однако, существует версия, что «цепную реакцию» в сторону войны пытался остановить не только Николай II но и — в самый последний момент — даже кайзер Вильгельм, осознавший, что надежды на невмешательство Франции оказались тщетными. Более того — войну Германии скорее всего объявит и Великобритания. Ведь 27 июля министр иностранных дел Великобритании Эдвард Грей впервые поставил вопрос о вступлении Великобритании в войну в случае начала военных действий Германии против Франции. Хотя среди членов кабинета министров возникла значительная оппозиция к идее вступления Британии в войну, было принято решение о боевой готовности британского флота, который в то время как раз находился на маневрах.

В пользу версии о колебаниях кайзера говорит и телеграмма рейхсканцлера Германии Бетмана Сазонову и обмен телеграммами между монархами. Кайзер оценивал сербский ответ австро-венграм как достойный и советовал союзнику ограничиться захватом Белграда, сразу приступая к мирным переговорам.

Виконт Эвард Грей (Грей оф Фаллодон). 1914 год. Фото: Библиотека кногресса США

31 августа Сазонов вновь встретился с Пурталесом, предлагая дипломатичную формулу примирения: «Если Австрия, признавая, что австро-венгерский вопрос принял общеевропейский характер, объявит себя готовой вычеркнуть из своего ультиматума пункты, которые наносят ущерб Сербии, Россия обязывается прекратить военные приготовления».

Свои миротворческие инициативы выдвигали и англичане. Грей заявлял, что Великобритания, Германия, Франция и Италия, которые, в отличие от Австрии, не имели прямых претензий к Сербии, должны действовать за сохранение мира. А за день до обсуждения вопроса об участии в войне, 26 июля предложил созвать международную конференцию с целью обсуждения дальнейших миротворческих действий. 27 июля германский посол в Лондоне передал Бетману телеграмму Грея, в которой министр иностранных дел просил немцев нажать на Австрию с целью принятия сербского ответа на ультиматум. Британцы намекали, что будущее англо-германских отношений напрямую зависит от совместных миротворческих действий. Грей отмечал, что со своей стороны сделал все для того, чтобы заставить Россию проявить выдержку и имел надежды на мир даже 1 августа, когда отправил телеграмму в Париж: «Я думаю, французское правительство не будет против нашего нейтралитета до тех пор, пока армия будет оставаться на границах в состоянии обороны» — свои войска к границе французы начали выдвигать уже 30 июля.

Но остановить цепную реакцию вступления в войну стран, связанных союзническими обязательствами, не получилось. «Вот и все. Германия оборвала последние надежды на мир, объявив войну России. Немецкая декларация о войне против Франции ожидается с секунды на секунду… Мир сошел с ума, мы должны бороться за себя и за наших друзей», — писал своей супруге Уинстон Черчилль.

Теперь политикам и высшим чиновникам всех стран, в большей или меньшей степени виновных в Июльском кризисе, было нужно объяснять своим народам политику войны. Говорить, сколько было надежд на «плавание» Пуанкаре или как полагался на случай Грей, не хотелось — надо было обосновывать необходимость войны нейтральным государствам, которых надеялись тоже втянуть в конфликт. Немцы, подчеркивая, что русские первыми объявили о мобилизации, пытались переложить на Россию часть вины, хотя именно они провозгласили войну официально. Но выступление против Бельгии и Франции ослабляло их позиции.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе