«Руководство РАН никому не подотчетно»

Константин Северинов. Кадр c сайта postnauka.ru

В интервью «Русской планете» профессор-биолог Константин Северинов рассказал, почему Академия наук нуждается в реформе

29 мая, 2013 11:17

7 мин

Выборы нового президента РАН пройдут в среду в Москве на общем собрании академии. На пост главы РАН претендуют три кандидата – Жорес Алферов, Александр Некипелов и Владимир Фортов. 14 мая президиум РАН по итогам рейтингового голосования рекомендовал общему собранию избрать президентом академии Фортова. Его имя будет стоять первым в бюллетене для тайного голосования.

Сможет ли новый президент РАН осуществить реформу организации, застывшей еще в советском времени? Во вторник на «Русской планете» по этому поводу высказался доктор химических наук Алексей Бобровский. Сегодня в интервью «Русской планете» на этот и другие вопросы отвечает биолог, профессор Ратгерского университета (США), заведующий лабораториями в Институте молекулярной генетики РАН и Институте биологии гена РАН профессор Сколковского Института Науки и Технологий Константин Северинов.

– Нужна ли РАН в ее нынешнем виде, формата 2013 года? Была ли вообще там наука последние 20 лет?

– Давайте я по-другому вопрос сформулирую. Хороша и нужна ли сейчас РАН и можно ли без нее обойтись? К сожалению, печаль нашей ситуации заключается в том, что от нашего «хотения» она не изменится. Теперешнее состояние исторично, оно есть следствие процессов, которые шли в прошлом. Говорить, что РАН нехороша, можно лишь постольку, поскольку можно сравнить ее с научными организациями в других странах. И тогда выясняется, что эта организация не единственная и, по-видимому, далеко не лучшая, потому что наука в России сильно просела.

Есть масса причин этого, связанных, в частности, с финансированием, но одна из главных – доставшаяся нам от Советского Союза система организации науки. Российская академия наук – это типично советская организация, одна из немногих советских организаций, которая еще сегодня осталась, этакий заповедник. Ее, безусловно, надо менять, чтобы она отвечала запросам времени. Или возвращаться в СССР.

Осипов (Юрий Осипов, математик, президент РАН с 1991 года. – РП) прав в том, что то советское наследие, которое было, он и его присные в значительной степени сохранили. Можно говорить, хорошо это или нет, но нового они ничего не сделали, вот в чем проблема. А то, что было, они законсервировали. В их деятельности по сохранению статуса кво были свои достоинства. Потому что прикладная наука в том виде, в каком она была в Советском Союзе, благополучно развалилась, перестала существовать. А академическая наука просто хирела в связи с ограниченным финансированием, но продолжала жить.

Если говорить про последние двадцать лет российской науки, не говоря о том, что происходит за рубежом за счет активности нашей диаспоры, то да, основные научные исследования проводились в РАН. Но вряд ли стоит этот факт ставить РАН в заслугу. Это можно сравнить с хоккеем. В Советском Союзе был хороший хоккей. А потом он на какое-то время просел. Но говорить, что в хоккей никто не играл, нельзя. Хоккейные клубы продолжали заниматься хоккеем. Вот и в РАН тоже занимались наукой – так, как могли. С хоккеем у нас теперь опять ничего, потому что, по сравнению с советскими временами, изменилась организация этого дела, а с наукой в общем и целом у нас никак.

– Какие самые очевидные проблемы сейчас стоят перед РАН?

– Основная проблема РАН – это ее организация. Есть такое понятие – конфликт интересов. Конфликт интересов приводит к тому, что люди - плохие или хорошие, помещенные в определенную ситуацию, начинают вести себя определенным образом. Академия, как организация, которая получает деньги от государства, сама решает, как их тратить и сама же потом отчитывается об эффективности этих трат, при этом всячески препятствуя независимой экспертизе своей деятельности, находится в глубоком конфликте. То есть мы все, конечно, хотели бы сами в такой ситуации быть. Представляете: вам кто-то дает деньги, вы их сами тратите, а когда к вам кто-то приходит и говорит: «А как ты, родной, деньги потратил?», вы ему говорите: «Не скажу, ты дурак и все равно ничего не поймешь, оставь меня в покое, дай еще денег». Это хорошая ситуация, РАН в ней существует и не хочет из нее выходить. Но такая ситуация порочна и крайне вредна для российской науки (хотя и удобна для РАН). Это первая проблема.

Вторая проблема РАН в том, что ее руководство узурпировало бренд российской науки. РАН пытается представить себя структурой, отображающей интересы, чаяния и результаты всех – ну хотя бы всех академических – ученых России. В РАН сейчас 50–60 тысяч ученых, лишь около тысячи академиков, лишь около сотни собственно академических начальников. Проблема в том, что академические ученые, многие из которых с точки зрения профессионализма и результатов ничуть не хуже, чем академики, никакого влияния на выборы руководства РАН и на политику всей организации не оказывают.

Например, люди типа Осипова или Некипелова (Александр Некипелов – экономист, вице-президент РАН. – РП) не представляют мои интересы как ученого. А я выбрать или повлиять на выборы этих людей не могу. Получается, что подавляющая часть ученых оторвана от выборов руководства отрасли и, как следствие, не имеет возможности влиять ни на распределение денег на исследования, ни на что другое. Мы как ученые не можем выбрать президента РАН.

– Можно ли ожидать в связи с выбором нового президента модернизационных решений? В сторону большей открытости, прозрачности системы?

– Программа Фортова (Владимир Фортов – директор Объединенного института высоких температур РАН. – РП) в значительной степени ориентирована на это. Все три кандидата (нобелевский лауреат Жорес Алферов, Владимир Фортов, Александр Некипелов – РП), безусловно, из академической верхушки. И в этом смысле они плоть от плоти системы. Речь идет об оттенках серого. Ожидать сильных изменений при любом из них не стоит. Но видно по прошлым заслугам и по программе Фортова, что он понимает необходимость модернизации Академии и будет мягко эту модернизацию проводить. Надо понимать, что президент, кем бы он ни был, тоже не вполне свободен в своих решениях.

Академик Владимир Фортов (справа) во время собрания РАН. Фото: Дмитрий Лекай / Коммерсантъ

Некипелов никем серьезно не рассматривается как кандидат. Что касается Алферова – это наше прошлое. Он будет пытаться науку – отрасль, которая глядит вперед, – двигать в прошлое. Алферов весь в прошлом.

– Наивно связывать великие надежды только с новым президентом, который вдруг вдохнул бы жизнь в РАН, ликвидировал бюрократию, коррупцию. Но есть и другой вариант – не модернизация, а просто новая кровь, молодые ученые, которые шли бы в институты, и вместе с ними менялся бы облик российской науки.

– Я несколько лет назад, наверное, мог считаться молодым ученым. Я пришел в академическую среду прямо с далекого Запада, из США, и действительно ее как-то меняю, делаю приличного уровня науку, общаюсь в прессой, пытаясь обртить внимание на те проблемы, которые не дают нашим ученым работать на мировом уровне. Но на ситуацию внутри Академии это не оказывает никакого эффекта по вышеназванным причинам: руководство академии никому не подотчетно и выражает лишь свои интересы.

В этом смысле набрать каких-нибудь молодых ученых, создать совет молодых ученых и так далее – это ни к чему не приведет. Прошлая попытка, когда при Осипове создали академический комсомол, совет молодых ученых под руководством Веры Мысиной, забавной девушки от сохи, кончилось естественно тем, что девушка стала выступать перед Медведевым и говорить: «Партия, дай порулить, давайте прогоним всех стариков». И ее быстренько «ушли».

Поэтому без кардинальных организационных перестроек привлечение молодых ученых, кроме собственно избрания их в академики и продвижения в академическое руководство, не приведет к изменениям в РАН. С другой стороны, продвижение кого-то исключительно по возрастному критерию порочно: важен научный уровень, а с этим часто есть проблемы.

– Молодых отпугивают маленькие базовые зарплаты. А как обстоит ситуация с грантами, в том числе Российским фондом фундаментальных исследований?

– В моей лаборатории финансирование происходит в основном за счет грантов разных организаций. И Академия дает меньшую часть тех денег, которые я и мои сотрудники получаем и используем для проведения научных исследований. И это-то и позволяет мне говорить то, что я думаю про Осипова, когда он произносит какие-нибудь глупости про английский язык (президент РАН прославился высказыванием «Почему мы, российские наши люди, должны учить английский язык, чтобы читать работы на английском языке, а там – нет?». – РП) или еще про что-нибудь. Возникла некоторая группа ученых, которые финансово независимы от академического начальства.

РФФИ – важная организация для очень многих российских ученых, но размер грантов РФФИ крайне мал. Для меня и для некоторых коллег, которые находятся на чуть большем уровне финансирования, РФФИ не очень существенный источник денег. Тем не менее РФФИ – относительно здоровая организация. Фортов, кстати говоря, был одним из первых ее руководителей, и в значительной степени благодаря ему туда заложены разумные принципы конкурсного финансирования и экспертизы. Кстати, академическое начальство в далекие девяностые годы пыталось всеми силами РФФИ прибрать под РАН и лишить его независимости для того, чтобы все делать как обычно.

– В конечном итоге вы полностью за Фортова?

– Безусловно, я за Фортова. За Некипелова быть невозможно. Конечно, Алферов – единственный живущий в нашей стране нобелевский лауреат и поэтому «наше все». С другой стороны, как показывает сегодняшний общественный совет по науке министерства образования, у нас даже нобелевских лауреатов незаменимых нет. Алферов ушел, хлопнув дверью, зато пришел Гейм (нобелевский лауреат по физике Андрей Гейм. – РП). За Геймом будущее, потому что ему пятьдесят, а за Алферовым ничего, ему 83 года, все его научные успехи в прошлом. Он депутат от Коммунистической партии; всякий раз, когда он говорит, он вспоминает советские времена. Если Алферов станет президентом, мы просто все вместе будем сидеть и вспоминать, как хорошо было в Советском Союзе. И потихоньку пытаться в отдельно взятой Академии воссоздать СССР по мере сил.

– Еще одна деталь насчет грантов. Если проекты пишут под них в основном на русском языке, не является ли это явным признаком, что российская наука полностью оторвана от Запада?

– Мегагрант, который я наконец выиграл с третьего захода, пишется на английском. Сколковские гранты также пишутся на английском. Половина экспертов, которые оценивали программы мегагрантов, – а эта программа идет уже третий год – западные. С точки зрения вектора развития Министерство образования настолько далеко ушло от РАН, что академическому руководству стоит прекратить постоянно обижаться на Ливанова и требовать извинений, а поучиться и помочь. Речь ведь идет о судьбе российской науки, и именно она, а не Академия как организация, является национальным достоянием.

– То есть российская наука не так уж и провинциальна?

– В целом она провинциальна. Но говорить, что все 50 тысяч академических ученых провинциальны – совершенно неправильно. Если вы скажете, что академик Сергей Лукьянов и его сотрудники провинциальны, вы, конечно, будете неправы. Мои сотрудники публикуются исключительно в высокорейтинговых международных журналах, наши работы хорошо цитируются, мы на равных сотрудничаем с массой лабораторий по всеми миру и полностью интегрированы в мировую науку. Таких примеров несколько сотен. Но их должно быть гораздо больше.

К сожалению, у нас действительно есть очень много людей, которые лучше бы не занимались наукой. Или, по крайней мере, следовало бы им создать условия, при которых можно нормально заниматься наукой и обеспечить повышение квалификации. Ну и, конечно, готовить новых.

– Неплохим критерием в оценке состояния науки является нон-фикшн. На западе появляется множество хорошо, с любовью к своей работе написанных научно-популярных книг. У нас такого жанра нет де-факто. Александр Марков с двухтомником «Эволюция человека» – скорее исключение, как и любая другая просветительская позиция. Не является ли это признаком нелюбви к науке, к собственной работе, среди российских ученых?

– Это не совсем так. Надо разделять профессии. Подавляющее большинство, скажем так, лабораторных ученых не пишет книжки. Ричард Докинз написал замечательную книжку «Эгоистический ген», но он скорее философ, чем биолог. Эволюционист Стивен Гулд очень много писал научной публицистики и занимался образованием, но не все ученые это делают и не все ученые это должны делать.

Процент имеющих талант к популяризации ученых очень небольшой – я думаю, не более 0,1% от общего количества ученых. Но если в стране вообще просто мало хороших ученых, то и популяризаторов не будет. Им просто неоткуда взяться. Это вопрос чисел. Наша наука в таком исчислении очень небольшая. Я имею в виду нормальных, пассионарных ученых, а не тех, которые были названы «провинциальными».

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе