Общество
Сегодня
Политика
Происшествия
Люди
Экономика
Следствие
Бизнес
Культура
Наука и медицина
Недвижимость
О проекте
Редакция
Контакты
Размещение рекламы
Использование материалов
Поддержать проект
Вопрос-Ответ
Financial Assets
Свидетельство о регистрации СМИ ЭЛ № ФС 77 – 65733 выдано Роскомнадзором 20.05.2016.
В России признаны экстремистскими и запрещены организации «Национал-большевистская партия», «Свидетели Иеговы», «Армия воли народа», «Русский общенациональный союз», «Движение против нелегальной иммиграции», «Правый сектор», УНА-УНСО, УПА, «Тризуб им. Степана Бандеры», «Мизантропик дивижн», «Меджлис крымскотатарского народа», движение «Артподготовка», общероссийская политическая партия «Воля». Признаны террористическими и запрещены: «Движение Талибан», «Имарат Кавказ», «Исламское государство» (ИГ, ИГИЛ), Джебхад-ан-Нусра, «АУМ Синрике», «Братья-мусульмане», «Аль-Каида в странах исламского Магриба», Общественное движение «Штабы Навального», интернет-издание «Спутник и погром», компания Meta Platforms. Inc.
НКО, выполняющие функции иностранного агента: Некоммерческая организация «Фонд по борьбе с коррупцией», Межрегиональный профессиональный союз работников здравоохранения "Альянс врачей", Автономная некоммерческая организация «Центр по работе с проблемой насилия «НАСИЛИЮ.НЕТ», Программно-целевой Благотворительный Фонд "СВЕЧА", Красноярская региональная общественная организация "Мы против СПИДа", Некоммерческая организация "Фонд защиты прав граждан", Автономная некоммерческая организация социально-правовых услуг "Акцент", Межрегиональная общественная организация реализации социально-просветительских инициатив и образовательных проектов "Открытый Петербург", Санкт-Петербургский благотворительный фонд "Гуманитарное действие", Социально-ориентированная автономная некоммерческая организация содействия профилактике и охране здоровья граждан "Феникс ПЛЮС", Фонд содействия правовому просвещению населения "Лига Избирателей", Некоммерческая Организация Фонд "Правовая инициатива", Некоммерческая организация Фонд "Общественный фонд социального развития "Генезис", Автономная некоммерческая организация информационных и правовых услуг "Гражданская инициатива против экологической преступности", Некоммерческая организация "Фонд борьбы с коррупцией", Пензенский региональный общественный благотворительный фонд "Гражданский Союз", Ингушское республиканское отделение общероссийской общественной организации "Российский Красный Крест", Общественная организация "Саратовский областной еврейский благотворительный Центр "Хасдей Ерушалаим" (Милосердие), Частное учреждение "Центр поддержки и содействия развитию средств массовой информации", Региональная общественная организация содействия соблюдению прав человека "Горячая Линия", Фонд "В защиту прав заключенных", Автономная некоммерческая организация "Институт глобализации и социальных движений", Автономная некоммерческая организация противодействия эпидемии вич/спида и охраны здоровья социально-уязвимых групп населения "Центр социально-информационных инициатив Действие", Челябинское региональное диабетическое общественное движение "ВМЕСТЕ", Благотворительный фонд охраны здоровья и защиты прав граждан, Благотворительный фонд помощи осужденным и их семьям, Городской благотворительный фонд "Фонд Тольятти", Свердловский региональный общественный фонд социальных проектов "Новое время", Фонд содействия устойчивому развитию "Серебряная тайга", Фонд содействия развитию массовых коммуникаций и правовому просвещению "Так-Так-Так", Региональная общественная организация содействия просвещению граждан "Информационно-аналитический центр "Сова", Региональная общественная организация помощи женщинам и детям, находящимся в кризисной ситуации "Информационно-методический центр" Анна", Автономная некоммерческая организация социальной поддержки населения "Проект Апрель", Региональный благотворительный фонд "Самарская губерния", Свердловский областной общественный фонд "Эра здоровья", Международная общественная организация "Международное историко-просветительское, благотворительное и правозащитное общество "Мемориал", Автономная Некоммерческая Организация "Аналитический Центр Юрия Левады", Автономная некоммерческая организация "Издательство "Парк Гагарина", Фонд содействия защите здоровья и социальной справедливости имени Андрея Рылькова, Благотворительный фонд социально-правовой помощи "Сфера", Челябинский региональный орган общественной самодеятельности "Уральская правозащитная группа", Челябинский региональный орган общественной самодеятельности - женское общественное объединение "Женщины Евразии", Омская региональная общественная организация "Центр охраны здоровья и социальной защиты "СИБАЛЬТ", Городская общественная организация "Рязанское историко-просветительское и правозащитное общество "Мемориал" (Рязанский Мемориал), Городская общественная организация "Екатеринбургское общество "МЕМОРИАЛ", Автономная некоммерческая организация "Институт прав человека", Некоммерческая организация "Фонд защиты гласности", Региональное общественное учреждение научно-информационный центр "МЕМОРИАЛ", Союз общественных объединений "Российский исследовательский центр по правам человека", Автономная некоммерческая организация "Дальневосточный центр развития гражданских инициатив и социального партнерства", Общественная организация "Пермский региональный правозащитный центр", Фонд "Гражданское действие", Межрегиональный общественный фонд содействия развитию гражданского общества "ГОЛОС-Урал", Автономная некоммерческая организация "Центр независимых социологических исследований", Негосударственное образовательное учреждение дополнительного профессионального образования (повышение квалификации) специалистов "АКАДЕМИЯ ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА", Свердловская региональная общественная организация "Сутяжник", Межрегиональная благотворительная общественная организация "Центр развития некоммерческих организаций", "Частное учреждение в Калининграде по административной поддержке реализации программ и проектов Совета Министров северных стран", Региональная общественная благотворительная организация помощи беженцам и мигрантам "Гражданское содействие", Автономная некоммерческая организация "Центр антикоррупционных исследований и инициатив "Трансперенси Интернешнл-Р", Региональный Фонд "Центр Защиты Прав Средств Массовой Информации", Некоммерческое партнерство "Институт развития прессы - Сибирь", "Частное учреждение в Санкт-Петербурге по административной поддержке реализации программ и проектов Совета Министров Северных Стран", Межрегиональная общественная организация Информационно-просветительский центр "Мемориал", Межрегиональная общественная правозащитная организация "Человек и Закон", Фонд поддержки свободы прессы, Санкт-Петербургская общественная правозащитная организация "Гражданский контроль", Калининградская региональная общественная организация "Правозащитный центр", Региональная общественная организация "Общественная комиссия по сохранению наследия академика Сахарова", Некоммерческое партнерство "Институт региональной прессы", Частное учреждение "Информационное агентство МЕМО. РУ", Фонд "Институт Развития Свободы Информации", Калининградская региональная общественная организация "Экозащита!-Женсовет", Фонд содействия защите прав и свобод граждан "Общественный вердикт", Межрегиональная общественная организация Правозащитный Центр "Мемориал", Евразийская антимонопольная ассоциация.
Иностранные СМИ, выполняющие функции иностранного агента: "Голос Америки", "Idel.Реалии", Кавказ.Реалии, Крым.Реалии, Телеканал Настоящее Время, Татаро-башкирская служба Радио Свобода (Azatliq Radiosi), Радио Свободная Европа/Радио Свобода (PCE/PC), "Сибирь.Реалии", "Фактограф", "Север.Реалии", Общество с ограниченной ответственностью "Радио Свободная Европа/Радио Свобода", Чешское информационное агентство "MEDIUM-ORIENT", Пономарев Лев Александрович, Савицкая Людмила Алексеевна, Маркелов Сергей Евгеньевич, Камалягин Денис Николаевич, Апахончич Дарья Александровна, Юридическое лицо, зарегистрированное в Латвийской Республике, SIA «Medusa Project» (регистрационный номер 40103797863, дата регистрации 10.06.2014), Общество с ограниченной ответственностью «Первое антикоррупционное СМИ», Юридическое лицо, зарегистрированное в Королевстве Нидерландов, Stichting 2 Oktober (регистрационный номер № 69126968), являющееся администратором доменного имени интернет-ресурса «VTimes.io», Баданин Роман Сергеевич, Гликин Максим Александрович, Маняхин Петр Борисович, Ярош Юлия Петровна, Чуракова Ольга Владимировна, Железнова Мария Михайловна, Лукьянова Юлия Сергеевна, Маетная Елизавета Витальевна, Юридическое лицо «The Insider SIA», зарегистрированное в Риге, Латвийская Республика (дата регистрации 26.06.2015), являющееся администратором доменного имени интернет-издания «The Insider», https://theins.ru, Рубин Михаил Аркадьевич, Гройсман Софья Романовна, Рождественский Илья Дмитриевич, Апухтина Юлия Владимировна, Постернак Алексей Евгеньевич, Общество с ограниченной ответственностью Телеканал Дождь, Петров Степан Юрьевич, Юридическое лицо Istories fonds, зарегистрированное в Латвийской Республике (регистрационный номер 50008295751, дата регистрации 24.02.2020), Шмагун Олеся Валентиновна, Мароховская Алеся Алексеевна, Долинина Ирина Николаевна, Шлейнов Роман Юрьевич, Анин Роман Александрович, Великовский Дмитрий Александрович, Общество с ограниченной ответственностью «Альтаир 2021», Общество с ограниченной ответственностью «Ромашки монолит», Общество с ограниченной ответственностью «Главный редактор 2021», Общество с ограниченной ответственностью «Вега 2021», Общество с ограниченной ответственностью «Важные иноагенты», Каткова Вероника Вячеславовна, Карезина Инна Павловна, Кузьмина Людмила Гавриловна, Костылева Полина Владимировна, Лютов Александр Иванович, Жилкин Владимир Владимирович, Жилинский Владимир Александрович, Тихонов Михаил Сергеевич, Пискунов Сергей Евгеньевич, Ковин Виталий Сергеевич, Кильтау Екатерина Викторовна, Любарев Аркадий Ефимович, Гурман Юрий Альбертович, Грезев Александр Викторович, Важенков Артем Валерьевич, Иванова София Юрьевна, Пигалкин Илья Валерьевич, Петров Алексей Викторович, Егоров Владимир Владимирович, Гусев Андрей Юрьевич, Смирнов Сергей Сергеевич, Верзилов Петр Юрьевич, Общество с ограниченной ответственностью «ЗП», Общество с ограниченной ответственностью «Зона права», Общество с ограниченной ответственностью «ЖУРНАЛИСТ-ИНОСТРАННЫЙ АГЕНТ», Вольтская Татьяна Анатольевна, Клепиковская Екатерина Дмитриевна, Сотников Даниил Владимирович, Захаров Андрей Вячеславович, Симонов Евгений Алексеевич, Сурначева Елизавета Дмитриевна, Соловьева Елена Анатольевна, Арапова Галина Юрьевна, Перл Роман Александрович, Общество с ограниченной ответственностью «МЕМО», Американская компания «Mason G.E.S. Anonymous Foundation» (США), являющаяся владельцем интернет-издания https://mnews.world/, Компания «Stichting Bellingcat», зарегистрированная в Нидерландах (дата регистрации 11.07.2018), Автономная некоммерческая организация по защите прав человека и информированию населения «Якутия – Наше Мнение», Общество с ограниченной ответственностью «Москоу диджитал медиа», Акционерное общество «РС-Балт», Заговора Максим Александрович, Ветошкина Валерия Валерьевна, Павлов Иван Юрьевич, Скворцова Елена Сергеевна, Оленичев Максим Владимирович, Общество с ограниченной ответственностью «Как бы инагент», Кочетков Игорь Викторович, Фонд развития книжной культуры «Иркутский союз библиофилов», Общество с ограниченной ответственностью «Честные выборы», Общество с ограниченной ответственностью «Нобелевский призыв», Еланчик Олег Александрович, Григорьева Алина Александровна, Григорьев Андрей Валерьевич, Гималова Регина Эмилевна, Хисамова Регина Фаритовна.
Лента новостей
Лента новостей
Новости – Общество
Русская планета

Непреодолимое лечение-2

Казанская психиатрическая больница специализированного типа с интенсивным наблюдением. Фото: Ляля Гимадеева / «Русская планета»

Егор Сковорода ознакомился с нравами и порядками Казанской психиатрической больницы специализированного типа с интенсивным наблюдением

Егор Сковорода
23 мая, 2013 09:00
41 мин
На рассмотрении Европейского суда по правам человека находятся жалобы двух бывших пациентов казанских психиатрических клиник, которые требуют компенсации за бесчеловечное обращение и пыточные условия содержания в стационаре. История одной из них – Гульнары Ибрагимовой – была опубликована на «Русской планете» во вторник. Вторая часть репортажа Егора Сковороды – о деле Андрея Неверова.
«Я как сейчас помню, что такое там за питание. Понедельник – жидкая каша, манная без сахара, сваренная на воде, немножко чая в кружке, холодного притом, самое дешевое сливочное масло и черствый белый хлеб. Обед – рыбный суп так называемый. Что это такое: огромные куски капусты с подгнившей картошкой, самая дешевая полностью разваренная рыба, которую даже в рот не возьмешь, знаете, блевать тянет. На второе капуста, крупно нарезанная капуста тушеная, неизвестно сколько пролежавшая на складе. Все это без соли абсолютно. Ужин – пшенная каша, такая, с мусором от пшена», — с нажимом перечисляет Андрей Неверов, молодой человек в зеленом комбинезоне и с зеленоватыми глазами.
На принудительном лечении Андрей находился около трех лет, почти два года из них — в Казанской психиатрической больнице специализированного типа с интенсивным наблюдением (КПБСТИН), территория которой окружена высоким забором, вооруженными часовыми на вышках и колючей проволокой под напряжением. Андрей сидит напротив меня и на первый взгляд не кажется человеком, которого нужно так старательно охранять. Временами он теребит кожу на левой руке, а нездоровый блеск в его глазах появляется только в тот момент, когда речь заходит о компьютерах и технике: Андрей с детства копается во всякой электронике и с первых же слов предложил усовершенствовать мой мобильный.
«Рассказывать дальше, нет? Мясо вообще не давали. Вместо мяса, и то изредка, можно было встретить мясные отходы – пленки, хрящи и так далее. Вторник — на завтрак самый дешевый геркулес, сваренный на воде, такой заветренный, выглядит как резина, и, в общем, такой же консистенции…» — Андрей может без запинки перечислить ежедневное меню в КПБСТИН: «Это все повторялось. Из недели в неделю все повторялось, одно и то же. Там рацион не меняется годами».
В начале декабря 2012 года Андрея освободили — только после того, как жалоба его матери Ирины Неверовой дошла до Страсбургского суда. Наш разговор зашел о еде, потому что сразу после освобождения у Андрея обнаружили прободную язву двенадцатиперстной кишки. В больнице эту язву не заметили, на жалобы пациентов там обычно не обращали внимания, рассказывает Ирина Неверова.
«Он вышел, сразу же после освобождения заболел воспалением легких – видимо, инфекцию получил там, и к тому же человек столько времени находился в изоляции, в закрытом помещении… После этого начали к Новому году готовиться, и вот 28 декабря сюрприз – прободная язва. Причем врачи говорили, что, может быть, вообще резекция желудка понадобится, оставили бы одну треть. Но, слава Богу, не понадобилось: у него язва оказалась не очень большая и, самое главное, вовремя обнаружили ее».
По словам Ирины Неверовой, скорее всего, язва была вызвана тяжелыми и агрессивными препаратами, которые назначались пациентам: например, Андрею с его больным желудком давали в том числе аминазин в таблетках. Информация о болезнях пациентов и даже их смертях почти никогда не покидает пределы больницы.
«Там полностью закрытая система. Тебя вообще никуда не пускают, и поэтому узнать, что там произошло, практически невозможно… — уверена Ирина. — И потом, вы знаете, там контингент же очень разный, и часто это люди, которые попали туда с зоны; многие родственники, конечно, на них уже плюнули, и все».
«Если бы он к тому времени оставался в КПБСТИН, то я просто могла бы его потерять», — говорит Неверова.
«Там не одного человека так потеряли. Не довозили людей, и все, — вспоминает Андрей. – При мне двое померли».
 
С подросткового возраста Андрей Неверов стоял на учете в психоневрологическом диспансере. «У нас была сложная семейная ситуация, — рассказывает его мать. — У меня был младший брат, который из тюрьмы не вылезал и который решил, что я всю жизнь должна его пестовать. Когда появился Андрей, брат очень ревновал и все время его третировал. В какой-то момент у Андрея была попытка суицида, а когда такое происходит, подростков сразу же тащат в психушку. Андрею тогда было десять лет».
После совершеннолетия Андрей на какое-то время увлекся наркотиками, попался милиционерам и получил дело по статье 228 УК. Дальше следствие, СИЗО и суд. Поскольку Неверов состоял на учете в ПНД, во время следствия его направили на экспертизу в Республиканскую клиническую психиатрическую больницу имени Бехтерева (РКПБ). Причем экспертиза была не стационарной, как обычно в подобных случаях, а амбулаторной: комиссия наскоро осмотрела Неверова и вынесла вердикт: нуждается в принудительном лечении в стационаре общего типа.
Фото: Ляля Гимадеева / «Русская планета»
Фото: Ляля Гимадеева / «Русская планета»
«У Андрея был диагноз, который вообще не требует стационарного лечения, — возмущается Ирина Неверова. — Да, у него были проблемы в детстве, и я его поставила на учет в ПНД, потому что районный психиатр мне так посоветовал. Он сказал: вам же все равно придется с армией вопрос решать…»
После стационарного наблюдения Неверова в подростковом возрасте врачи обнаружили у него «шизотипическое расстройство личности» — диагноз, который в советское время был известен как «вялотекущая шизофрения».
Это расстройство существенно отличается от других типов шизофрении, объясняет президент Независимой психиатрической ассоциации России Юрий Савенко. Ровно по этой причине в Международной классификации болезней так называемая вялотекущая шизофрения вообще выведена из кластера шизофрении и называется шизотипическим расстройством личности. С 1999 года эта классификация принята и в России. Шизотипическое расстройство не требует стационарного лечения. Именно поэтому, например, одному из фигурантов «болотного дела» Михаилу Косенко в Центре имени Сербского «утяжелили» диагноз, заменив его «хроническим психическим расстройством в форме параноидной шизофрении». По словам Савенко, изучавшего экспертизу Центра имени Сербского, это было сделано безосновательно: врачи просто помогли таким образом следствию, которое теперь требует отправить Косенко на принудительное лечение.
Андрею Неверову даже не стали менять диагноз: в декабре 2009 года Советский суд Казани утвердил решение врачей и отправил 20-летнего Андрея на принудительное лечение. 19 января 2010-го пациент оказался в РКПБ имени Бехтерева.
 
Неверов попал в отделение №15, которым заведует Светлана Спиридонова — к тому моменту Гульнара Ибрагимова лежала в этом отделении уже седьмой месяц. «У нас со Спиридоновой с самого начала не сложились отношения, — вспоминает Ирина Неверова. — Я к ней пришла, вот мол, давайте подумаем с вами, как быстрей отправить мальчика на волю, потому что ему учиться надо, и он ведь вполне здоров. Она сразу же меня осадила: “С чего вы взяли? Полгода здесь — это вообще минимум”. Конечно, врачам там положено следить за пациентами, и если они не представляют социальной опасности, их должны выписывать на амбулаторное лечение. Но на такие вещи никто внимания не обращает, состояние больного роли там вообще не играет. У врачей свои установки, и сама Спиридонова несколько раз говорила мне, что психушка с принудительным лечением — это то же самое, что тюрьма».
Заведующей Спиридоновой, по словам Андрея, не нравилось, что он был чересчур общительным — перезнакомился со всеми больными в отделении, в палате его навещала девушка-гот, которая легко могла усесться к Андрею на колени. Формально в РКПБ мобильные телефоны не запрещены, но Спиридонова не разрешала ими пользоваться. Андрей и новые знакомые стали телефоны прятать и втихаря передавать друг другу.
Фото: Ляля Гимадеева / «Русская планета»
Фото: Ляля Гимадеева / «Русская планета»
«Спиридонова считала, что он должен делать ровно столько, сколько позволено ею, — говорит Ирина Неверова. — Однажды она застукала Андрея, когда ему передавали телефон и симку. Так после этого Спиридонова написала, что он якобы пытался лезвие пронести, а значит, социально опасный. Она всем такое приписывает – Гульнаре Ибрагимовой она тоже писала, будто ей бабка 80-летняя, которая и говорит-то только по-татарски, лезвие передала. Идиотизм чистейшей воды».
После истории с телефоном Андрея заперли на несколько дней в отдельной изолированной палате. Неверова вспоминает: «Мне звонила девочка Оля, с которой Андрей там познакомился, и предупреждала: “Вы не шутите с этой дамой. Потому что Спиридонова, чуть что, сразу же отправит в КПБСТИН”». Эта Оля через некоторое время из РКПБ сбежала: приятель подпилил решетки, сбежала Оля, а с ней заодно и еще один из больных. Поскольку она не находилась на принудительном лечении по суду, никто не стал ее искать – девушку просто выписали из больницы задним числом.
«Ее никто не искал, она дней через пять пришла, собрала все свои вещи и ушла», — рассказывает Андрей. «Олю, как я понимаю, мать упекла туда. И когда она сбежала, ее просто выписали. Через некоторое время после этого Оля повесилась», — буднично уточняет Ирина Неверова.
Сам Андрей совершил побег в апреле 2010 года. Впрочем, побег достаточно условный: он длился три часа, и обратно в РКПБ Неверов вернулся сам.
«Случилось так, что 21 апреля Андрея направили на фотографирование, он тогда потерял паспорт. Был очень жаркий день, ему дали в сопровождение одну сестру-хозяйку, вывели его на улицу, и он там, естественно, ошалел от погоды и свежего воздуха, — говорит Ирина Неверова. — Как можно было отправить его в сопровождении одной только женщины? В общем, он оттолкнул ее, забрался в автобус и уехал. Сразу же позвонил мне. Я говорю: Андрей, приходи домой. Я позвонила Спиридоновой, сказала, что Андрей дома и мы скоро будем. Купили по дороге ему дивидишник, и уже через три часа мы вернулись».
«Андрей очень переживал после побега, несмотря на то что “под парами” был, накачанный аминазином с димедролом и клопиксол-депо. Он был заторможенный, и у него тремор был страшный, когда наливал себе воду, рука прям бултыхалась», – вспоминает Ирина. Когда они с Андреем вернулись, Светлана Спиридонова сказала, что после такого проступка запретит свидания.
«Поначалу я даже не стала спорить, а когда через неделю пришла, оказалось, что все это время он провел в одиночной каморке — той, куда помещалась только кровать и ведро для фекалий. И в тот раз Спиридонова мне сказала: “Все, вы переводитесь в стационар с интенсивным наблюдением”».
Через пару недель Советский суд Казани утвердил ее решение. Андрея Неверова перевели в КПБСТИН, который он описывает как «настоящий концлагерь».
 
РКПБ имени Бехтерева и КПБСТИН соседи – они находятся через забор друг от друга. Но если первая — все-таки гражданская больница, окруженная деревьями и парком, то вторая находится в ведении ФСИН. Высоченный забор КПБСТИН укреплен сверху сеткой, вдоль которой вьется колючая проволока. Сразу за сеткой – проволока под напряжением, на углах караульные вышки с часовыми. Вокруг гаражи, заливаются лаем бесхозные собаки. Через забор можно разглядеть старые кирпичные корпуса, кое-где они прикрыты желтоватым сайдингом, но не целиком, а по две или три стены от корпуса.
В России существует четыре вида принудительного лечения: амбулаторное; в психиатрическом стационаре общего типа; в стационаре специализированного типа; в стационаре специализированного типа с интенсивным наблюдением. К последнему типу относится как раз КПБСТИН, которая в советское время была известна под именем Казанской спецпсихбольницы. Здесь перебывало много диссидентов – от Наталии Горбаневской до Валерии Новодворской. В статье 101 УК РФ, задающей рамки принудительного лечения в стационаре, говорится так: «Принудительное лечение в психиатрическом стационаре специализированного типа с интенсивным наблюдением может быть назначено лицу, которое по своему психическому состоянию представляет особую опасность для себя или других лиц и требует постоянного и интенсивного наблюдения».
«Интенсивное наблюдение — это всегда отдельные больницы; охрану больных осуществляют подразделения ФСИНа. Они и огорожены так же, как тюрьма. Туда, как правило, попадают за тяжкие и особо тяжкие преступления, совершенные в состоянии невменяемости. И лечат их достаточно долго. Это убийства, изнасилования, всякого рода террористы, педофилы при отягчающих обстоятельствах, рецидивисты — всех отправляют туда», — объясняет адвокат Дмитрий Динзе, не раз сталкивавшийся с уголовными делами, в которых шла речь о принудительном лечении.
«Туда же попадают люди, которых я называю “гениальными злодеями”, — рассказывает Динзе. — Было вот такое дело: человек придумал, как отравить целый город. Реальное уголовное дело, им сотрудники ФСБ занимались. Он гениальный химик, врачи обнаружили у него шизофрению – вот его тоже на интенсивное наблюдение отправили».
Тип стационара для принудительного лечения определяет и рекомендует суду комиссия врачей-психиатров. Комиссия решает, в какой степени человек представляет общественную опасность, и в наблюдении какого рода он нуждается. «Я бы сказал, что в данном случае суд просто утверждает решение врачей», — говорит Дмитрий Динзе.
«Ситуация, которая сложилась вокруг судебной психиатрии и лечения в рамках каких-то уголовных дел, такова, что судьи просто не имеют инструментария проверки всех заключений врачей. Это дает большое поле для произвольного толкования и принятия индивидуального решения в отношении конкретного человека», — объясняет адвокат. Это происходит из-за того, что «вся судебная психиатрия в России монополизирована государством».
Возможность независимой или альтернативной экспертизы просто не предусмотрена законом. «Даже если у адвоката будут какие-то независимые эксперты, специалисты в области психиатрии, то, во-первых, это достаточно дорогостоящая вещь, а во-вторых, суды все равно не идут вразрез с мнением государственного учреждения, — говорит Динзе. — Они принимают его просто на веру, и все. Просто на веру».
«Поэтому если захотят кого-то держать очень долго в психиатрической больнице, это возможно – просто на вере врачам. Которыми тоже как-то, наверное, можно манипулировать», — добавляет защитник.
Центр имени Сербского, который считается высшей инстанцией в области судебной психиатрии, не раз становился объектом критики за недобросовестные заключения, сделанные в пользу следствия.
«Это медицинское учреждение ангажировано в рамках помощи суду и следствию, — уверен Дмитрий Динзе, у которого в практике был случай, когда врачи из Сербского признали невменяемым здорового человека. — То есть врачи там готовы закрывать глаза на какие-то профессиональные вещи для того, чтобы суд или следствие добивалось определенных результатов. Фактически они сотрудничают».
Фото: Ляля Гимадеева / «Русская планета»
Фото: Ляля Гимадеева / «Русская планета»
«Общаясь с психиатрами, я узнал, что человека, который попадает на принудительное лечение за тяжкое или особо тяжкое преступление, либо даже за преступление средней тяжести, — его в обязательном порядке будут держать три года под наблюдением в стационаре, — рассказывает Динзе. — И это все вне зависимости от того, как у него идет, грубо говоря, затухание заболевания. То ли это ведомственная инструкция, то ли негласное правило, но действует оно повсеместно. Три года человек стабильняком будет сидеть и никуда даже не рыпнется. Через три года начинаются механизмы перевода его, например, с интенсивного типа на специализированный, со специализированного на общий, а с общего на амбулаторное лечение».
Чтобы довести одного из клиентов от интенсивного наблюдения до амбулаторного лечения, Дмитрию Динзе понадобилось пять лет. Чтобы вытащить сына из КПБСТИН, Ирине Неверовой пришлось завалить жалобами все российские инстанции. Помог ей только Страсбургский суд, который оперативно принял на рассмотрение дело Андрея. В ближайшее время Страсбург должен вынести по нему решение.
Из письма Андрея Неверова матери, отправленного из КПБСТИН 11 августа 2011 года: «У меня все нормально, только задолбался в этом ужастике под названием палата №56. Вонь, грязь, неопрятные больные и т.д. Вечно слушать бредни, которые несут больные, и тупые вопросы – все это уже достало. Нахожусь в окружении придурков, лишенных здравого ума.  Единственное место, где можно пообщаться – это прогулочный дворик. Там примерно 20% более-менее здоровых. Остальные это полностью неадекватные человекоподобные существа. Короче, жесть».
 
КПБСТИН – практически тюрьма, и пациентам здесь запрещено ходить в своей одежде. Всем выдают пижамы.
«Это тонюсенькая такая ткань, она сразу же рвется, зашивают ее там редко, больным иголок не дают, поэтому ходят все в рваном и застиранном, — Андрей Неверов вспоминает, в чем ходил почти два года. — Зимняя форма одежды – это куртка, многие пуговицы там могут отсутствовать, она короткая, застиранная до такой степени, что вообще никакой формы одежды даже не осталось – это тряпье. Штаны тоже… они по колено обычно. Все это не греет вообще». Обувь – сланцы и «прощайки» (невысокие войлочные полуваленки). Телогрейка — «прожженная, засаленная». На голове — «шапки-ушанки годов шестидесятых».
Из палат пациентов выводят в столовую и на просмотр телепередач, а также на прогулки: летом два раза в сутки, зимой – один, но только если на улице теплее, чем 16 градусов мороза. В холода на улицу не выпускают, поэтому значительную часть зимы они проводят, закрытые в палатах днем и ночью.
Палата №56, о которой Неверов писал матери, рассчитана на 12 человек. По словам Андрея, когда его перевели в палату, там уже было 13 человек, поэтому он и еще один больной «спали на полу в узком проходе между кроватями». Палата закрыта, и для того, чтобы выйти в туалет, нужно стучаться в дверь и звать санитаров. Для малой нужды в палате стояло ведро, но поскольку часто – особенно по ночам – санитары не торопились отзываться на стук, то в это ведро справляли и большую нужду. Выносилось ведро по мере заполнения. Баня раз в 15 дней. «А так все по-старому, — писал Андрей в письме от 14 августа 2011 года. — Руки мыть в туалет перед едой никто не заходит, также в палате срут в ведро, которое предназначено только для того, чтобы поссать. В палате стоит такой вонизм, что аж глаза режет».
Всю текущую работу и уборки санитары по возможности перекладывали на самих больных.
«Палаты моют пациенты, коридор моют пациенты, процедурку генералят пациенты, туалет моют пациенты, стираются сами тоже пациенты, обоссанных, обосранных тоже моют пациенты, в столовой накрывают пациенты, посуду моют пациенты, — вспоминает Андрей. — Санитары, мужики которые, они в основном нужны, чтобы придержать, если буйный, а так ходят по коридору, болтают друг с другом. А санитарки просто целыми днями ла-ла-ла-ла».
В обращении с пациентами охранники и санитары в КПБСТИН не церемонились. Курить разрешалось в туалете, и Андрей вспоминает, как однажды он замешкался во время перекура: «Мент, который там охраняет, он мне такой: ты че не выходишь? И сразу же достает баллончик – пшик в глаза черемухой». «Были случаи, когда человека выкидывали, так скажем, в туалет, кидали на пол и ментов вот этих человек пять его запинывали. Не раз такое у них там было, я с людьми общался, которых запинывали», — уверяет Андрей.
Как и в тюрьме, сотрудники больницы цензурировали переписку между пациентами и их родными.
«Там сидит старшая медсестра отделения, просматривает каждое письмо и зачеркивает, — рассказывает Ирина Неверова. — Причем она настолько убеждена, что делает все правильно, что цитировала мне мои же письма: “Вы же там писали сами, что денежки экономить надо”. Это когда я Андрею писала, что надо меньше сигарет курить. У них там нет вообще сомнений, что они все делают правильно».
Из письма Неверова от 19 сентября 2011 года: «Меня сегодня опять отругали за письма. Слишком уж они откровенные. Наверное здесь вообще не принято писать о своих настроениях. … Из-за письма я опять не попал на работу».
«Жаловаться там нельзя. Если ты жалуешься, то это проявление болезни. Если проявление болезни, то вот тебе усиление лечения», — говорит Ирина Неверова. Андрей же вспоминает, как Рустам Зиганшин — заведующий отделением №6 (лечебным), в котором находился Неверов, — кричал, возвращая одно из писем: «Опять портянки пишешь!? Это, вот именно это и есть проявление шизофрении!»
Когда Ирина Неверова смогла передать Андрею закон о психиатрической помощи, Уголовный и Уголовно-процессуальный кодекс, их зачитывали вслух всей палатой.
«А Клятву Гиппократа переписало вообще все отделение», — смеется Андрей.
«Я в каждом письме Андрею писала, в чем, значит, особенность Страсбургского суда, какие процедуры бывают и какие могут быть для них последствия: я же знала, что администрация все это прочитает», — вспоминает Ирина.
«Осенью, когда в палате была холодрыга, я сказал остальным: “Народ, я одеяло теплое буду просить, вы, если хотите, тоже попросите себе”. Один пациент успел попросить вперед меня. Рустам Галеевич (Зиганшин. – «Русская планета») разворачивается ко мне: “Ты научил?!” — кричит на всю палату. “Сейчас, в это время года, даже дети в детском саду спят без теплых одеял”. Встает сестра-хозяйка: “Одеяла не давать. Выдадим, когда будут морозы, в те палаты, где будет холодно”. Дело было в сентябре, еще не топили, и жутко холодно было, — рассказывает Андрей Неверов. — Мы все промерзали. А простуду там не лечат, ты можешь валяться хоть с температурой сорок…»
Из письма Неверова от 18 сентября 2011 года: «Мне говорят то, что бороться с этой системой бесполезно и что я здесь буду сидеть долго, независимо от того, какое у меня будет поведение. …. Представь себе, что мне придется минимум 5 лет провести здесь и еще года полтора на вольной больнице, причем в 15-м отделении. Я же просто не выдержу. Это вся молодость останется здесь».
 
«Вязка — это жесткая кровать, такой матрас с чехлом, тебя раздевают догола, но чаще всего, чтобы особых следов не оставалось, футболку дают. На спину кладут, привязывают руки, ноги к кровати, и так же пропускают за шеей, и вот так же под мышки пропускают хомут. Его тоже привязывают. И оставляют в таком положении. На сутки еще ладно – там по двое, по трое, по неделям лежат на вязках люди», — рассказывает Андрей, который на вязке провел около суток. На языке врачей это называется «методы физического стеснения». Они должны применяться к буйным больным, чтобы они не нанесли вред другим или самим себе.
На деле врачи используют «вязку» для карательных и «воспитательных» целей. Андрей Неверов прошел через физическое стеснение после небольшого конфликта с другим пациентом, оскорбившим его в прогулочном дворике.
«Один раз я ему сказал, другой раз я ему сказал, все пацаны ему сказали, чего ты творишь. Не слушает. Я подошел, ему в легкую по мордашке дал понять, что не стоит. Он после прогулки об этом рассказал, меня записали в журнал наблюдений, дальше ничего, — рассказывает Андрей. — Следующий день, на утро заходят в палату санитары: “Неверов на выход”, под руки в изолятор и на вязки, то есть привязывают к кровати. И лежи отдыхай. С ложечки меня там кормили».
Из письма Неверова от 8 октября 2010 года: «Лечат меня по-прежнему галоперидолом, меня сковывает и мне плохо с галоперидола, плюс еще колят долгоиграющие».
«Сковывание» – это побочный эффект галоперидола, непроизвольное напряжение мышц, которое может длиться часами.
«В КПБСТИН, когда человека сковывает, то его скрутить может так, что у него голова задрана, он не может ни дышать, ни смотреть, ничего…», — рассказывает Андрей.
Фото: Ляля Гимадеева / «Русская планета»
Фото: Ляля Гимадеева / «Русская планета»
«Я видела его в подобном состоянии, у него слюни текли непроизвольно, рот открывался, и у него мочеспускание непроизвольное, — вспоминает Ирина Неверова. — То есть он не мог удержаться, сидел, начал ерзать, и они его не довели. Представляете, вообще, для человека, который соображает, это же какой позор?»
«Это, кстати, как раз тот случай, когда на следующий день Марина Степановна Четаева (одна из врачей. — «Русская планета») кричала на меня: “Демонстративно обоссался в комнате свиданий”, — добавляет Андрей. — Как она орала, это надо было слышать».
Из письма Неверова от 26 октября 2012 года: «Сейчас вызывал Рустам Галеевич, показал назначения профессора в истории болезни и сказал, что своим поведением и сутяжными действиями я зарабатываю себе отдельную палату во 2-м отделении».
Отделение №2 – самое маленькое в КПБСТИН; считается, что туда попадают только наиболее тяжелые и буйные больные. По слухам, во 2-м отделении, которым заведует Рашид Чингисханов, до сих пор активно применяют сульфозин.
«В очереди для того, чтобы сделать передачу, я разговорилась с одной женщиной, — говорит Ирина. — Она рассказала, что у нее был муж-пьянчужка, который ее постоянно обижал. И сын, юрист по образованию, однажды не выдержал, полез в драку с отцом и убил его. Его признали невменяемым (хотя она говорила, что по всем признакам он был абсолютно нормальным), и здесь направили во второе отделение. И сейчас, говорит она, ее сын вообще никакой — это овощ натуральный. Там ни одной мысли, ровное вообще состояние, полное отсутствие интеллекта. То есть его залечили как раз у этого Чингисханова».
Профессор, который упоминается в письме Андрея – Анатолий Карпов из Казанской государственной медицинской академии; его позвали в КПБСТИН для того, чтобы он уточнил лечение, назначенное Неверову.
«Мне в КПБСТИН прямо говорили, что вот, мы теперь стали хитрее, мать нас на чем-то поймала, а тут мы подстрахуемся и вызовем себе консультанта. Вот они вызвали Карпова, — рассказывает Ирина Неверова. — Наговорили ему бочку арестантов, написали, что Андрей находится в социально опасном положении, так Карпов ему еще добавил к лечению лекарств. Сам он Андрея даже не осматривал».
После этого случая Ирина пошла к профессору Карпову.
«Я спросила у него: Аналолий Михайлович, кажется, вы ходили недавно в КБПСТИН?  — “Да-да, я помню”. — У меня сын там. — “А, так это вы та мать, которая все время жалуется? Ну, продолжайте”, — вспоминает их разговор Неверова. — А вас нисколько не беспокоит, что вы своими назначениями как врач можете навредить ему? Почему вы ему назначили дополнительное лечение? — “Мне так сказали коллеги, я коллегам доверяю”».
Из письма Неверова от 13 сентября 2011 года: «На вечернем обходе я задал вопрос: “Когда меня переведут в рабочее отделение?” На что Рустам Галеевич ответил: “Перевод еще надо заслужить”. Сегодня на обходе я спросил: “А как нужно заслужить перевод в рабочее отделение?”. На что он мне ответил: “Во-первых, начать писать позитивные письма. Во-вторых, помогать в отделении, например, на генеральных уборках”. Я попросил записать меня на генеральные уборки, но он ответил: “Как только будешь писать нормальные письма, тогда будем думать об этом”. Я одного не понял, как могут быть письма позитивные, если вокруг один сплошной кошмар?»
 
«Больницу трясет, ты видишь, и правильно трясет» — так, по словам Андрея, говорила ему старшая медсестра, когда жалобы Ирины Неверовой возымели эффект, и в КПБСТИН стала приходить проверка за проверкой. Проверки обнаружили некоторое число незначительных правонарушений, которые прокуратура потребовала устранить: увеличить вместимость и площадь палат, организовать прогулки и свидания больных с родными. Кроме того, выяснилось, что «в палатах должным образом не установлены тумбочки и стулья по числу коек, а также шкаф для хранения личных вещей пациентов».
Андрей продолжал оставаться в КПБСТИН, но через некоторое время его перевели из лечебного отделения №6 в реабилитационное отделение №12, предназначенное для больных, которые идут на поправку. Режим там менее строгий.
«Перед переводом в реабилитационное отделение меня вызывает Рустам Галеевич (Зиганшин. – «Русская планета») и говорит: “Ну что, ты уходишь в 12-е отделение. Смотри, если вернешься — и на вязках будешь лежать, и галоперидол получать. И передай своей мамаше, что она на меня подает иски, а я на нее такой иск подам, что она у тебя и квартиры, и последних штанов лишится”», — вспоминает Андрей.
В ноябре 2012 года жалобу Ирины Неверовой принял на рассмотрение Европейский суд по правам человека в Страсбурге (ЕСПЧ). Примерно в то же время она обратилась к уполномоченному по правам человека в Российской Федерации Владимиру Лукину.
«Потому что Зиганшин издевался над ним, как мог, и я понимала, что они его сейчас залечат вконец. У меня был такой трепет, — рассказывает Неверова. — И я Лукину написала слезное письмо, что ситуация такая, когда нужно просто безопасность сына обеспечить. И я писала, что для этого ему нужна независимая экспертиза из ненаших психиатров, потому что местным я не доверяю. От Лукина никакого ответа не было, но очень быстро приехал сюда психиатр из института Сербского… И после этого все покатилось, я думаю, тут все три канала подействовали: во-первых, их уже замучили проверками, во-вторых, Лукин сыграл и, в-третьих, конечно, они поняли, что Страсбург — это серьезно».
Фото: Ляля Гимадеева / «Русская планета»
Фото: Ляля Гимадеева / «Русская планета»
В это же время к адвокату Ирине Хруновой, которая занималась делом Гульнары Ибрагимовой, обратились некие «люди от замглавного врача КПБСТИН». Хруновой рассказали, что в больнице есть «такой пациент Неверов, у которого мама жалуется везде и пишет в Европейский суд», и что из-за ее жалоб начались проверки, которыми в больнице очень обеспокоены. Представители КПБСТИН просили у адвоката юридической консультации.
«Я ответила, что консультировать их не буду, потому что это дело знаю с другой стороны и представляю, что там у них происходит, — рассказывает Хрунова. — Но, я говорю, вы отпускайте Неверова, и у вас будут очень многие вопросы решены. Вообще, если сейчас ЕСПЧ коммуницировал жалобу, то на 95% решение будет принято не в пользу больницы».
По словам Неверовой, еще 19 октября очередная комиссия, посетив КПБСТИН,  постановила, что Андрей все еще нуждается в продолжении принудительного лечения, «причем в лечебном отделении, не в реабилитационном».
«И вдруг, когда телега страсбургская докатилась до них, — он выздоровел вдруг!», — разводит руками Неверова. К декабрю Неверову сменили тип принудительного лечения со стационара с интенсивным наблюдением сразу на амбулаторное наблюдение, и он оказался на свободе.
 
«Если бы меня не было, я думаю, что они бы его залечили вконец. И я уверена, что залечивают они очень многих», — говорит Ирина Неверова. Она вспоминает, как на одно из судебных заседаний по продлению срока принудительного лечения привели Андрея, совершенно «скованного» от нейролептиков.
«Андрей сидел в присутствии двух охранников – он был до такой степени накачанный, что у него глаза даже не смотрели прямо, он смотрел только вбок. Он мог смотреть вверх или вбок, прямо он смотреть не мог – это спазм глазных мышц. Речь у него была страшно замедленная, — рассказывает Неверова. — И когда я стала на заседании говорить, что же вы сделали с мои ребенком, то мне Марина Четаева, его лечащий врач, так сказала:  “Да он же актерствует! Он такой актер у вас. Ну, что ты там на потолке увидел?” Все подобные речи занесены в протоколы суда, и я на основании этого буду задавать ей вопросы. То, что она несла, – это абсолютная глупость».
«В другой раз я у лечащего врача спросила: а что вы лечите-то? Она говорит: «Характер лечим». Я говорю, а что за характер-то такой и как он проявляется? «Лживые письма матери пишет». И это все в протоколе записано», — рассказывает Неверова. Эти протоколы были среди материалов, которые Неверова направила в ЕСПЧ: «А в Страсбурге они выложили часть материалов в интернет. Их увидели в одной датской правозащитной ассоциации, возмутились до предела и выступили с предложением выступать в качестве третьих лиц по нашему делу. Сказали, чтобы мы смело к ним обращались».
Ирина Неверова уверена, что ЕСПЧ встанет на ее сторону. Но и после решения Страсбургского суда она не намерена останавливаться: «Психиатрию необходимо поставить под бдительный контроль общественности. Страсбург будет прецедентом. И у меня появится очень большая дубина. Будут объективные доказательства того, что происходит сегодня в больницах, и нужно будет поставить вопрос перед властями – пусть они приводят психиатрию хотя бы в соответствие с законом».
После того, как жалоба Неверовой была коммуницирована, правительство России представило в Страсбурский суд меморандум, в котором было вынуждено признать некоторые из нарушений в казанской психлечебнице. Уполномоченный РФ при Европейском суде по правам человека Георгий Матюшкин констатировал, что в случае Андрея Неверова была нарушена Европейская конвенция защиты прав человека и основных свобод – а именно пункт 1 статьи 6 (право на справедливое судебное разбирательство), статья 8 (право на уважение частной и семейной жизни) и статья 3 (никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию).
«Даже если у Андрея есть это шизотипическое расстройство, то все равно нет никаких оснований помещать его в стационар, тем более КПБСТИН. То есть его там держали, лечили, и коверкали его судьбу и здоровье абсолютно зря, — говорит Неверова. — И я непременно хочу наказать тех людей, которые фактически совершали уголовные преступления. Потому что как только они сядут на скамью подсудимых, профессиональное сообщество психиатров разнесет эту весть на всю Россию, и после этого они уже не будут чувствовать себя так безнаказанно».
 
Пока дело Неверовых ждет решения Страсбургского суда, в КПБСТИН начался косметический ремонт, а из палат, по слухам, убрали ведра. Других изменений, видимо, нет. Андрей Неверов вышел на свободу 3 декабря 2012 года, а 10 декабря в сети появилось открытое письмо Натальи Токуновой. Связаться с ней «Русской планете» не удалось; к сожалению, оснований предполагать, что за прошедшие полгода ситуация с ее сыном изменилась в лучшую сторону, нет.
Вот полный текст ее обращения:
«Я, Токунова Наталья Николаевна, прошу Вас обратить внимание на мою жалобу в КПБСТИН в г. Казани. Писала неоднократно жалобу главврачу КПБСТИН на медработников 7 отделения и никакого ответа не получила. Дело в том, что мой несовершеннолетний сын Токунов Айрат Ниязович находится по решению Приволжского районного суда г. Казани в КПБСТИН, в 7 отделении, и от него поступают жалобы при каждом свидании с ним. Свидание проходит 1 раз в месяц, 1 час, и во время свидания он жалуется на нечеловеческое отношение со стороны тех же самых медсестер, соцработников и простых санитаров. Колют сильными препаратами, от которых сковывает все тело. Больной не может элементарно сходить в туалет, потому что его просто-напросто не выпускают, на каждом шагу нарушаются права человека, это просто там не врачи, у которых высшее медобразование, а монстры в белых халатах.
Врачи наотрез отказываются разговаривать с родственниками, не говорят, какое настроение, поведение у больного, не говорят название препаратов, какими их лечат, а если лечат, то всему отделению одну пилюлю от всего, делают из них зомби, овощей. Их там не лечат, а калечат, и я не знаю даже, в каком состоянии находится мой сын, не могу узнать, как у него дела. Письма половину не отправляют родственникам. Творится полный кошмар и беспредел. Выпишется ли мой сын оттуда вообще или нет, я даже не знаю.
Никаких прогнозов врачи вообще не дают. Стало быть, если к ним он попал, то можно творить все что захочешь, заколоть до такой степени, что он вообще выживет или нет, а ему всего 17 лет. Я не говорю, что если он там находится, то не нужно ему назначать лечение, нужно действительно подбирать лечение к каждому больному. А не так, чтобы больным давать сильно действующие препараты, и они будут лежать как овощи неделю, конечно, с такими и возиться не надо, лежат себе без сознания и ладно. Я очень Вас прошу принять хоть какие-нибудь меры по отношению КПБСТИН г. Казани и откликнуться на мою просьбу».
Поделиться
ТЕГИ
поддержать проект
Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе
Маленькая чашка кофе
cup
200 ₽
Средняя чашка кофе
cup
300 ₽
Большая чашка кофе
cup
500 ₽
Большая чашка кофе и что-то вкусное
cup
900 ₽
Нажимая на кнопку «Поддержать», я принимаю пользовательское соглашение, политику конфиденциальности и подтверждаю свое гражданство РФ
Кто может поддержать проект?
Поддержать проект могут только граждане России. Поддержка осуществляется только в рублях. В соответствии с требованием закона.
Лень сёрфить новости? Подпишись и БУДЬ В КУРСЕ