Новости – Общество

Общество

«Ни в кого я не стрелял, никого не убивал»

Игорь Щука. Фото: личная страница «ВКонтакте»

Активист «Другой России» Игорь Щука рассказал, за что его могут разыскивать власти Белоруссии и чем он занимался в ДНР

Илья Васюнин

8 октября, 2014 13:14

11 мин

Российский Следственный комитет провел обыски у четверых россиян, предположительно, воевавших в рядах батальона «Азов», первым известным фигурантом уголовного дела по статье «Наемничество» стал неонацист Роман Железнов. Днем ранее стало известно, что власти Белоруссии разыскивают и члена незарегистрированной партии «Другая Россия» Игоря Щуку. В «Другой России» считают, что против активиста могли возбудить дело за преступления «против человечности».

«Русской планете» в Комитете государственной безопасности Белоруссии информацию о возбуждении уголовного дела не подтвердили, пояснив, что участникам военных действий на Украине на стороне непризнанных республик может быть предъявлено обвинение по статьям 132 (наемничество) и 133 УК Белоруссии (вербовка, обучение и использование наемников). Максимальная санкция по этим статьям — до 15 лет лишения свободы.

Сам Щука говорит, что его могут попытаться привлечь к ответственности, обвинив в соучастии в предполагаемых преступлениях ополченцев.

— Как ты узнал про дело, которое против тебя возбудили?

— Позвонил маме два дня назад, она говорит — к тебе милиция приходила. Спрашивают, где Игорь, в Донецке? Она говорит: не знаю, вам надо, вы и ищите. Они предложили ей какую-то бумажку подписать, что она — мой представитель. Она подписывать не стала. Милиционеры в ответ проинформировали ее о возбуждении уголовного дела. Какого именно, правда, непонятно. Если посмотреть 17–18 разделы УК (статьи «соучастие в преступлении», «совершение преступления группой», «преступная организация», «укрывательство». — РП), там половина, по их мнению, мне подходит.

— Адвокаты у тебя есть в Белоруссии?

— У меня здесь (в России. — РП) только Дмитрий Аграновский есть, который другороссов защищает.

— Не опасаешься, что тебя могут в Москве задержать?

— Вполне могут попросить Окопного и компанию (Алексей Окопный, сотрудник Центра по противодействию экстремизму. — РП) предоставить меня белорусскому правосудию. Так уже было, когда меня в Белоруссии в армию забирали. Тридцать первого числа «приняли» на Триумфальной. Причем я ничего не делал — не шизил, ничего. Окопный меня хлоп по плечу: пройдемте.

Ну, я думаю, значит, так надо, статья 20.2, все дела. В отделении полиции меня выводят в предбанник, мне тут Окопный протягивает повестку — с оригинальной печатью, не ксерокопию, то есть кто-то туда съездил, взял эту повестку и привез обратно — и говорит официальным тоном: уважаемый Игорь Николаевич, вручаю повестку. И все это на камеру. У меня в уголовном деле потом диск с записью был с этим моментом.

— На основании чего вообще против тебя уголовное дело могли завести?

— Могли заметить меня на видео из Донбасса — я в сентябре делал репортаж из Еленовки, это под Донецком, я там рассказывал, как и что там украинская армия разгромила. Есть я на заднем плане на другом репортаже, с Путиловки (район Донецка. — РП).

Игорь Щука с Бабаем. Фото: личная страница «ВКонтакте»

Еще есть фотография с казаком Бабаем — но не думаю, что из-за нее. А вообще — раз завели «уголовку», значит, у них есть намерения меня «закрыть».

Если надо закрыть — закроют. Мне даже начальник отделения нашего говорил, когда я в Белоруссии был: ты нас достал уже, в России шизишь, а нам получать за тебя. Так что наверняка есть вариант засунуть меня подальше, чтобы не видеть и не слышать. Но если по закону, — ничего из того, что мне вроде как хотят предъявить, не доказуемо. Ни в кого я не стрелял, никого не убивал.

— В интервью белорусскому «Радио Свобода» есть твои слова, где ты говоришь, что в Краматорске «коктейли Молотова» готовил и машины поджигал. В Донецке я тебя видел в гражданской одежде. Так чем ты занимался на Донбассе? Брал в руки оружие?

— Половина из того, что там написано, — фантазии журналистки. Она потом извинялась передо мной, сказала, что редакция текст исправила.

«Коктейли Молотова» я не кидал ни в кого. Там была такая ситуация. В начале мая украинские военные пытались занять Краматорск. Комендант города позвонил нам, попросил о помощи, что, возможно, придется отбиваться: «Бензин, масло сейчас поднесут».

Мы поднялись на крышу исполкома. Там так местность выглядит: с одной стороны перекресток, сзади здания — тоже перекресток. С четырех сторон подходят украинские БТРы. Ополченцы это предусмотрели — поставили с одной стороны троллейбус, с другой — маршрутку, перекрыли дорогу. Когда БТРы подошли, ополченцы подожгли покрышки, троллейбус и маршрутка тоже загорелись.

Естественно, те кто в БТР сидят, у них видимости ноль, а тут взрывается что-то. Им пришлось отойти. Так что отбиваться, слава богу, не пришлось. И хорошо: крыша исполкома — немного покатая, ни забора, ничего. Кроме того, нас с любой крыши снайпер снял бы в три секунды. Внизу — змейка из покрышек, метров сорок. Если и кидать «коктейли Молотова», — неизвестно еще, докинешь или нет.

— Как в Краматорске оказался?

— Из Крыма поехали в Донецк, оттуда — в Краматорск: там горячая точка. Часть людей, с которыми мы приехали из Крыма, поехала в Славянск. Нам центр сказал: занимайтесь информдеятельностью. Нужно было наладить связи с руководством ополчения. Работали в информационном поле: в первую очередь это съемки, тексты. И в Донецке то же самое. Все это есть на сайте «интербригад», «Другой России».

В общем, если бы я воевал, я бы тут интервью не раздавал. В Краматорске никто не знал, кто мы, что мы. Но, что называется, судили по делам: кучу гуманитарки прислали по нашим каналам, люди приезжали по линии «интербригад». Плюс нам Беня (нацбол Бенес Айо. — РП) помог своими выступлениями на митингах — его все знали как представителя организации.

Мы делаем свою газету — «Мобилизация». Сначала печатали тиражом тысяча экземпляров. В Краматорске ее даже раздавать не надо было, выкладывали на парапетик у исполкома рядом с газетой «Новороссия», десять минут — и все разобрали. Жители там собирались по выходным — даже не на митинг, а просто пообщаться.

После того, как ополчение оставило Славянск и Краматорск, мы в Донецк перебрались.

С Бородаем мы пытались разговаривать: мы готовы с вами работать. Бородай сказал: «Что, Эдичке опять неймется»? Сейчас мы работаем как раз с комитетом социальных коммуникаций — с Андреем Пургиным.

Андрей Пургин на пресс-конференции в здании областной государственной администрации Донецка. Фото: Евгений Биятов / РИА Новости

Андрей Пургин. Фото: Евгений Биятов / РИА Новости

С ним нацболы с 2006 года сотрудничают. Тогда Пургин организовывал в Донецке митинги в защиту русскоязычного населения, у него была организация «Донецкая республика» с тем самым флагом, который сейчас у ДНР. Туда входили местные украинские другороссы, один из них из Макеевки.

Захарченко (Александр Захарченко, премьер-министр ДНР. — РП), в отличие от Бородая, к другороссам нормально относится: дал добро на создание отдельного батальона из «Интербригад».

— Симон Вердиян, которого недавно освободили из плена, тоже был корреспондентом?

— Да, он работал медбратом, но тоже мог записать интервью с раненым, если позволяла обстановка, — камера у него с собой была. После того как их обстреляли в темноте — они ехали на вызов, — под сиденьем машины нашли ружье и гранаты. Не знаю, зачем это было нужно водителю, но он до сих пор сидит в плену в Харькове. За это их и «приняли» — «скорая», и вдруг с кучей «железа». Первыми отпустили двух медиков. С Симоном пришлось повозиться, его освободили — через обмен. Пытались с этим «железом» связать, но хорошо, что не связали.

— Другороссы до сих пор собирают гуманитарную помощь — а ее еще жертвуют?

— У нас каждый день пикеты в двух местах, на «Третьяковской», «Электрозаводской», с двух до восьми. Бывали дни, до 60 тысяч рублей в день собирали, люди приносят одеяла, одежду, памперсы. На «Третьяковской» недавно провокаторы были. Подошел парень, боновского (так называют ультраправых. — РП) вида, со словами «Ты за Донбасс? Пойдем подеремся во двор». Говорит, что воевал в украинском батальоне «Азов». Оказалось что у них где-то сходка неподалеку. Через час-другой вернулся, привел с собой еще двоих. Один из них подошел к нашему парню и брызнул ему в лицо из газового баллона. Потом они убежали. Полиция увидела, мы объяснили, в чем дело. Пошли их искать, но никого не нашли, конечно.

Вещи собранные мы сейчас в пункт беженцев передадим — там они нужны. Особенно просят детские вещи, игрушки. На Луганщину отправим, там тоже они нужны.

В Донецке вещей много — рядом с администрацией пристройка, там все завалено, одеться можно с ног до головы. Не хватает, прежде всего, военной амуниции и медикаментов, особенно антишоковых и обезболивающих препаратов.

— Как везут эту помощь?

— Доставляют до границы, а там встречают, у нас там есть транспорт.

— Как к тебе относятся местные?

— В конце августа мы снимали в Моспино — это под Донецком, недалеко от Иловайска. Несколько часов там провели, хотя, чтобы все разрушения показать, там несколько дней надо снимать. Там чуть ли не все, кого мы видели, подходили к нам что-то рассказывать. Относились хорошо очень.

В основном, все, конечно, за ДНР — они же видят, откуда стреляют и кто стреляет. Были в Мариуполе — там тоже слышали: «Когда уже наши придут?». Хотя большинство зашуганные: камеру там покажешь, они разбегаются, боятся слово сказать. Мешок на голову наденут и увезут, были такие случаи.

В Краматорске в ополчении большинство местных было весной — тысячи две или три. Почему приходят? Мне как-то в пригороде Донецка один мужик так объяснял: «В дом снаряд прилетел, работы нет. Пойду в ополчение, что мне делать?». Из таких же соображений в ополчение шли и в Краматорске. Если бы они сами не начали эту историю с русским языком, возможно, даже и Крым был бы в составе Украины. И ничего бы этого не началось. Они сами, украинцы, заварили эту кашу и сейчас пожинают плоды.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе