Новости – Пресса

Пресса

«Русское слово»: «Здесь покоятся девять братьев. Четверо офицеров и пятеро рядовых»

Газета Русское слово.

Расспросы о дровах приводят людей чуть ли не в бешенство

6 октября, 2014 06:45

7 мин

Суббота, 21 ноября (4 декабря по новому стилю) 1915 года, Москва № 268

Москва

Вчера Великая Княгиня Елизавета Федоровна посетила городское лазаретное отделение в Обуховом переулке. Встреченная при входе врачом П.С.Звоницким, фельдшерицами, сестрами милосердия и другим служебным и медицинским персоналом. Великая Княгиня проследовала в помещение отделения, где обходила больных воинов, беседуя с ними и раздавая им образки и св.Евангелия.

Отголоски майских беспорядков

Вчера председателя московского биржевого комитета П.П.Рябушинского посетила депутация присяжных поверенных, представителей пострадавших во время майских беспорядков русских фирм (в конце мая 1915 года в Москве прокатилась война антигерманских погромов, главными жертвами которых, однако, стали русские и иностранцы из союзных стран — РП), и вручила ему свою известную докладную записку.

Ознакомившись с запиской, и убедившись в том, что среди подписавших ее лиц подданных враждующих с Россией держав нет, П.П.Рябушинский обещал депутации своевременно возбудить в биржевом комитете выдвинутый фирмами вопрос о возмещении убытков.

Депутация между прочим обратила внимание П.П.Рябушинского на ту, по мнению адвокатов, неправильную постановку вопроса о ликвидации последствий майских беспорядков, которая была дана ему министром финансов.П.П.Рябушинский согласился, что возмещение убытков пострадавших фирм, основанное на началах благотворительности, неудобно. Вопрос о возмещении убытков от майских беспорядков должен быть разрешен аналогично с вопросом о материальном удовлетворении всех пострадавших, вследствие обстоятельств, вызванных войной или от военных действий.

Новый заем

В Москве. Высочайшая благодарность

Государю Императору на всеподданнейшем докладе министра финансов о постановлении общего экстренного собрания общества суконных фабрикантов принять участие в подписке на военный заем 1915 года благоугодно было в 20-й день ноября в Царском Селе Собственноручно начертать:

«Благодарю общество суконных фабрикантов за патриотический почин. Не сомневаюсь, что все слои населения исполнят свой долг перед родиной, принимая посильное участие в подписке на военный заем, чем будут способствовать успеху нашей обороны».

Хлопчатобумажники

Совет общества фабрикантов хлопчатобумажной промышленности в Москве вчера же постановил оповестить всех своих членов о телеграмме совета съездов и просит подписываться на военный заем.

Один миллион рублей губернского земства

Московское губернское земство покупает облигаций нового займа на миллион рублей. Средства на покупку облигаций губернское земство берет из сумм страхового капитала.

Государственный банк

За вчерашний день подписка на новый заем в московской конторе Государственного банка дала свыше 600 тысяч рублей. Преобладали средние подписчики. Сегодня и завтра по случаю праздничных дней, подписка на новый заем в конторе Государственного банка приниматься не будет.

Арест военного врача

Тамбов, 20 ноября. В городе вызвал сенсацию арест военного врача Рабиновича. Арест Рабиновича явился результатом жалобы владельца местной спичечной фабрики С.И.Мажарова на противозаконные действия Рабиновича.

Мажаров заявляет, что при призыве его к отбыванию воинской повинности Рабинович предложил за взятку освободить его от военной службы. Следствие по этому делу поручено военно-судебному следователю.

На переписи

Из квартиры в квартиру переходит неутомимый студент-переписчик (перепись населения в 1915 году не была доведена до конца из-за войны — РП). То опускается в подвал, то взбирается на 4-5 этаж. Будто на экране, мелькают перед ним обстановки и лица. Пойдемте с ним.

Площадка третьего и последнего этажа старого деревянного дома. Узенькая лестница ведет куда-то выше.

—На чердак? — спрашивает студент у дворника.

—Да, голубятня там.

Газета Русское слово от 21 ноября (04 декабря) 1915 года.

Тут же вертится мальчик лет 10-ти и живо вмешивается в разговор.

—Тетя там живет.

—Какая тетя?

—Да так он, зря болтает. — уже сердито замечает дворник.

—А ну-ка поднимемся.

На чердаке действительно устроена голубятня. Маленькая, из досок, с окном в крыше. Холод дьявольский, дует. На голубятне и вправду сидит «тетя».

—Вы здесь живете?

—Квартирую здесь.

Спрашивать больше не о чем. «Тетя» оказывается беженкой из Минской губернии. «Голуби» нашего времени. <…>

Две комнаты в подвале. В каждой пышная кровать, комод с веерами и открытками над ним. На комоде пудреницы и много нарядных, но пустых флаконов от одеколона и духов. Второй час дня. За столом сидят три девицы и пьют чай. Одна из них рекомендуется хозяйкой.

—Сколько мужчин в вашей квартире?

—Нет у нас мужчин, а это вот — гостья наша.

—А женщин?

—И женщин здесь нет. Мы все три — девушки.

—Нет ли в этой квартире приходящих, которые бы только имели здесь ночлег?

Хозяйка отвечает быстро и горячо:

—Ну, уж это, извините, господин студент, никаких приходящих у нас не бывает! Это бывает, что у других и бывает…

Далее по опросному листу идет вопрос о детях в квартире. Хозяйка как будто даже обижается:

—Это странно даже с вашей стороны! Тут все мы девушки!

Гостья подхватывает:

—Именно девушки все! А еще студенты!

И все эти девушки вдруг начинают громко и развязно хохотать.

Перепись окончена. В переднюю доносятся их смех и голос, кажется, хозяйки:

—Дети! Был у меня мальчишка, да надул, подлец!

Девушки не довели своих ролей до конца, и смешливость выдала их профессию.

***

В квартирах бедноты больше всего волнуют хозяев вопросы о дровах. Многим почему-то кажется, что речь идет о реквизиции обывательских запасов топлива, и они до смешного приуменьшают свои дровяные «склады».

—Много у вас дров?

—Дров-то? Да несколько поленьев, — и все наши дрова.

Дворник вносит поправку:

—Да вы же только что сажень купили!

—Пол-осьмушки мы покупали, а не сажень. Стыдись, если дворник!

Других вопросы о дровах приводят чуть ли не в бешенство:

—Да где их теперь взять, дров-то этих!? 20 рублей, — нешто это мыслимо?

—А чем же вы топите?

—Ящик у нас был, вот и топим им «контрамарку». Как собаки…

И правда, в некоторых квартирах холод доподлинно собачий.

Некоторые из этой бедноты решают, что опрос ведется с тем, чтобы выдавать дрова бесплатно «по случаю войны».

—Сколько у вас сейчас дров?

—Да с осьмушку не будет.

—Насколько же это вам хватит?

—Да так на неделю с лишком, мы люди бедные…

—А сколько вам всего нужно в месяц?

Лицо хозяйки сразу меняется:

—Да в месяц сажени полторы выходит. Вы так и похлопочите, чтобы полторы выдавали нам. Не забудьте, батюшка…

***

Все должен выслушивать студент и бесконечно выяснять свою роль «только переписчика».

На русско-турецком фронте. От штаба верховного Главнокомандующего

На южном берегу Ванского озера наши передовые части, преследуя отступающие из района Варгуниса турецкие войска, продвинулись на переход в направлении к Битлису. На всем фронте несколько дней подряд свирепствует метель. Горы покрыты глубоким снегом.

Братская могила

Мы вышли с сестрой из санитарного поезда. За железнодорожной линией стоял зеленой стеной сосновый бор. Вдоль опушки выстроились в несколько рядов белые некрашеные кресты — скорбные памятники последних славных боев под Чарторыйском.

—Должно быть, кого-то хоронят, — кивнула моя спутница на группу людей, столпившихся на ближнем краю кладбища.

Газета Русское слово от 21 ноября (04 декабря) 1915 года.

Поспешили присоединиться к собравшимся. Солдаты молчаливо работали над раскопкой братской могилы. Поодаль на телеге, запряженной парой разномастных кляч, белел простой грубо сколоченный гроб.

—Кого хороните?

—Погребенного откапываем.

—Моего офицера, — пояснил стрелок с бледным лицом, — в братской их упокоили.

—Не одного твоего здесь положили, — сказал санитар, выглянувший из могилы. — Тут четыре прапорщика. Капитан да пятеро рядовых.

—Что же, в гробах лежат?

—Какое. Как есть, в белье. Шинелями прикрытые.

Солдаты отрыли труп офицера. Он лежал почти нагой, еле прикрытый зеленой шелковой фуфайкой. Живот был обмотан окровавленной марлевой повязкой.

—Мой барин, — пробормотал, заикаясь, денщик.

Голова оставалась еще под слоем песка.

—По чему узнал?

—Рубаха ихняя и крест на цепке.

Стали рыть дальше. Отрылась нижняя часть лица. Крутой, энергичный подбородок. Сведенный последней судорогой рот с рядом ровных жемчужных зубов.

—Мой барин, — повторил солдат. —Вон их зуб золотой.

Действительно, во рту мертвеца живым огнем от проникшего в могилу солнца горело золото.

—Чистый еще. Земля теперь холодная, — сказал один из разрывавших могилу.

—Подавай гроб…

—Подождите минутку, — крикнула сестра. — Я принесу простыню.

Побежала на станцию. Солдаты стали советоваться, как поднять тело. Решили — на руках. Под умершего при погребении кто-то подложил холстину. Бойцы ее связали на шее и около колен. Санитары взялись за узлы. Одна нога покоилась еще под землей.

—Погоди, — нескладно. Переломишь! — истерически выкрикнул денщик и схватился за лопату. —Теперь поднимай…

Тело павшего героя осторожно извлекли на свет. И в глубине могилы под тонким покровом холстины образовался силуэт другого тела.

Сестра вернулась с простыней и подушкой. Бережно положили усопшего в гроб. Денщик стянул голову покойного платком. Накрыли крышку. Застучал молоток.

—Куда же ты их благородие повезешь? — спросил кто-то

—Домой, в О., — отвечал денщик.

—Что же, родные просили?

—Нет, они сами желали. Когда их ранили, добрались до лазарета, барин говорят: «Ступай, Степан, в обоз. Забери вещи. Поедем лечиться в О. А потом прибавили: «Если умру — тоже отвези меня домой». Пока я обернулся за чемоданом, они уже… вылечились. Главное, обидно мне, что похоронили моего офицера так, в общей, будто я повинен.

Денщик заплакал.

—Хороший офицер был. С начала войны пули и снаряды его не тронули. И вот пошли в атаку на рассвете — шальная свалила…

Все сняли шапки.

А над братской могилой тем временем опять появился крест. На лицевой стороне креста санитар, помочив слюной химический карандаш, старательно вывел: «Здесь покоица 9 братьев. Четверо офицеров и 5 рядовых».

Без семьи

Проходя вдоль состава дворянского санитарного поезда имени Принца А.П.Ольденбургского, я увидел в окне одного из вагонов славную детскую головку в солдатском картузе.

Газета Русское слово от 21 ноября (04 декабря) 1915 года.

—Чей это мальчуган?

—Наш Ванюша, — отвечал санитар.

—Откуда он?

—От беженки остался.

—Как бы с ним потолковать…

—Пожалуйте в вагон.

В уголке опрятного отделения, занятого командой, сидел чинно на лавке коренастый мальчик лет десяти, вежливо поднявшийся нам навстречу.

—Здравствуй, Ванюша.

—Здравствуйте, — сказал он детским баском.

—Что поделываешь?

—Живу помаленьку.

Слово за слово, нисколько не стесняясь, ребенок рассказал печальную историю гибели своей семьи.

—Как началась война, — говорил он, — отца взяли в солдаты. Где батя, — не знаю, только должен быть в саперном батальоне. Хозяйствовали мы с матерью. За детьми глядела нянька. Все было ладно. Жили как все. К концу лета стал «герман» подходить. Казаки его выгнали, а нам сказали ехать из дому. Дорогой мама заболела. Взяли ее на поезд, нас тоже. В Киеве ее положили в больницу, сестру и братьев отдали в приют, а я здесь остался. Вот и все.<…>

Только в одной его фразе прозвучала нотка страдания и беспомощности, и сразу страшно стало за этого маленького человека с серьезными серыми глазами:

—Должно, мы не свидимся, бо они умырли.

Мне хотелось узнать подробнее о мальчике и его семье и я обратился к персоналу санитарного поезда за сведениями.

—Случилось так, что в конце августа поезд пришел на погрузку в Дубну. Здесь кипел человеческий водоворот. Эвакуировали беженцев. Вы, наверное, видели как это делалось. День и ночь отходили поезда, переполненные обезумевшими от несчастий людьми. Однажды к нам прислали солдата с просьбой коменданта взять в поезд душевнобольную. На одном из возов сидела женщина. Судорожно зажав в коленях ребенка, она по-звериному дико кричала. Вопль ее покрывал шум табора беженцев. Трое детей постарше испуганно жались к больной. Кругом стояла молчаливая толпа. Никакие уговоры не действовали на несчастную. Она перестала понимать человеческую речь и никуда не хотела идти. Сумасшедшую отнесли в вагон и там изолировали от других пациентов. Детей поместили вместе с командой. Младшие, — девочка 7 лет и мальчики 5 и 2 лет, — относились ко всему безучастно. Но старший — Ванюша — был безутешен. Горевал, плакал за всех, волновался. Когда приехали в Киев, он просил не отдавать его в приют, позволить жить в поезде. Просьбу исполнили. <…> И вот третий месяц мальчик ездит с нами. <…> В последний приезд в Киев одна из наших сестер наводила справки о его семье. Местопребывание матери выяснить не удалось. Куда девалась больная, что с ней, — не знаем. Младший брат Ванюши умер от какой-то заразной болезни, сестра и другой мальчик живы.

—Если добавить, — закончила беседу женщина-врач, что фамилия нашего приемыша Бирюк, а родина его деревня Мятна, Дубенского уезда Волынской губернии, то можно сказать что вы имеете исчерпывающие сведения о Ванюше.

—Пока поезд существует, — заметила одна из сестер, — мальчик будет обеспечен всем. Авось, Бог даст, и в будущем устроится. Может быть, отыщется отец, поправится мать…

Бог даст…

Передо мной встали серьезные глаза маленького человека, со вздохом говорящего:

—Должно, мы не свидимся, бо они умырли…

С.Солянин

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе