Новости – Пресса

Пресса

«Киевская Мысль»: О возможности федерирования России с другими частями бывшей Российской империи

Передовица газеты Киевская мысль от 13 октября (30 сентября) 1918 года

«Вбивать ли попросту гвозди под ногти или же прикладывать раскаленное железо к спине?»

23 мая, 2015 04:00

7 мин

Воскресенье, 13 октября 1918 года, Киев, №185

(«Киевская мысль» — до революции самая крупная по тиражу провинциальная газета Российской Империи, популярная в среде русской интеллигенции Киева. В 1918 году продолжала выходить в свет в оккупированном немцами городе на русском языке, находилась на антибольшевистских позициях. В газете в разное время публиковались или даже работали Лев Троцкий, первый большевистский нарком просвещения Анатолий Луначарский, писатели Максим Горький, Владимир Короленко и Константин Паустовский. Газету спонсировал крупный предприниматель, «сахарный король» Лев Бродский. В 1918 году издателем был владелец крупной киевской типографии Рудольф Лубковский. — РП)

Киев, 13 октября

В беседе с сотрудником нашей газеты Ф.А. Лизогуб, в ряду других тем затронул также вопрос о возможности федерирования России с другими частями бывшей Российской империи. Правда, формально Ф.А. Лизогуб говорил о предполагаемом юго-восточном федеративном союзе, но ответ на частный вопрос предрешает и ответ на более общую его постановку.

К сожалению, разъяснения Ф.А. Лизогуба не заключают в себе желательной определенности. Председатель совета министров, прежде всего, указал на то, что не ясны основания, на которых предполагается построить юго-восточный союз. Но основания эти можно выяснить и в постановку вопроса можно внести необходимую ясность. Мы не знаем, на каких основаниях предположен юго-восточный союз, но, быть может, значительная его неясность объясняется, между прочим, и тем, что неизвестно, займет ли вообще и какое место займет в нем столь крупная величина, как Украина?

Ф.А. Лизогуб не видит далее оснований для Украины вступать в федеративный союз, так как можно полагать, что она будет признана суверенной державой в международном общении. Непризнание Украины на мирной конференции самостоятельным государством остается только одним из данных, которым можно руководствоваться при суждении вопроса о федерации. Если согласиться с ожиданиями Ф.А. Лизогуба, то и в таком случае подлежит еще ответу по существу вопрос о том, нужна ли федерация или нет, как с точки зрения интересов Украины, так и с точки зрения интересов прочих наших государственных образований, безразличное отношение к которым нынешнего украинского министерства представляется несколько неожиданным. А если считать вопрос о будущем Украины, как он может быть поставлен мирной конференцией, открытым и, во всяком случае, не более ясным, чем основания, на которых может быть построена федерация, то и с точки зрения Ф.А. Лизогуба, эта острая проблема нашего времени не может быть отброшена, как никакими основаниями не оправдываемая.

Ф.А. Лизогуб высказывает, наконец, сомнения в целесообразности федеративного союза, который составится из ряда небольших государств, возникших на территории России. Но, если размеры государств могут иметь значение, то и в этом отношении целесообразности ничего не угрожает. Объединение Дона и Кубани вопрос, вероятно, времени, и в результате обе эти области по территории своей получаются достаточно внушительными. Можно ожидать, что объединительный процесс охватит также все части Кавказа, Сибирь с Поволжьем и севером России, переходящие в государственное существование, также представляют достаточно крупное слагаемое.

Мы не говорим уже о том времени, когда центральная Россия перейдет от анархических форм жизни к государственным. Направляющая политическая линия должна строиться в расчете не только на сегодняшний день, но и на день завтрашний. Нужно быть всегда готовым дать ответ не только на то, что сегодня, быть может, представляется неясным, но и на то, что завтра может стать вполне ясным. <…>

Дискуссия о пытке

В «Эрфуртской программе» ни слова нет о пытках. «Коммунистический манифест» как будто и не подозревает, что может быть такой вопрос. Эти жалкие старички Маркс, Энгельс, написали кучу никому не нужных книг и не позаботились хотя бы статью написать о том, как надлежит пытать буржуев, вбивать ли им попросту гвозди под ногти или же прикладывать раскаленное железо к спине. Ничего не поделаешь. Собственными силами принуждены марксисты из «чрезвычайки» разбирать этот теоретический вопрос. В четвертом номере «Еженедельника» В.Ч.К.» началась дискуссия о пытке, и вот уже есть и по этому вопросу свои большевики и меньшевики, непримиримые марксисты и оппортунисты.

Передовица газеты Киевская мысль от 13 октября (30 сентября) 1918 года

«Мы скажем прямо, — пишет радикальный большевик. — В.Ч.К. еще не отделалась от мещанской идеологии, проклятого наследия дореволюционного прошлого».

Это мещанство заключается в боязни пыток. Большевики расстреливают во многих местах, не прибегая предварительно к пыткам, не истязая заключенных. И люди умирают иногда, унося с собой тайну. И вот гремит, обличает вождь большевиков г. Нолинска (Вятской губ.).

— «Скажите, почему вы не подвергли его, этого самого Локкарта, самым утонченным пыткам, чтобы получить сведения и адреса, которых такой гусь должен иметь очень много?.. Скажите, почему вы вместо того, чтобы подвергнуть его таким пыткам, от одного описания которых холод ужаса охватил бы контрреволюционеров, скажите, почему вы позволили ему «покинуть» В.Ч.К.?»

И не в мягкосердечии, не в гуманности, не в культурности обвиняет этот твердокаменный большевик своих товарищей. И не в трусости. Все это — и гуманность, и культурность — преступления второго ранга. А главное, чего нельзя простить, вина ужасная, грех смертный — это измена марксизму.

— «Ведь это значит — совершенно отказаться от марксистского взгляда!»

И курсивом напечатаны, особо выделены слова, содержащие директиву, наказ всем «чрезвычайкам»:

— «Пойман опасный прохвост. Извлечь из него все, что можно, и отправить на тот свет».

И подписи под этими словами. Расписались полностью палачи-марксисты, и напечатаны эти слова в журнале, на первом, на заглавном месте которого красуется:

— «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Соединяйтесь, рабочие, люди мирного труда, оставьте станки и соберитесь, смотрите, как во имя интернационала от вашего имени пытают людей, хладнокровно и сознательно мучают их, на дыбе подвешивают, гвозди под ногти запускают, каленое железо прикладывают, чтобы «выжать» из человека тайну его и потом убить. Ибо те, кто могли эти подлые слова написать, уже пытали, уже истязали, уже подвергали людей утонченным мукам, и уже слышали стены «чрезвычаек» предсмертные стоны избиваемых людей, хрустение сдавливаемых костей…

Но никакого ужаса в этом нет, а есть спорный вопрос, любопытная тема для теоретической дискуссии, и с твердокаменным палачом не соглашаются палачи- оппортунисты.

Один возражает:

— «В наши интересы вовсе не входит «отправление на тот свет гнусных интриганов», представляющих «иностранные народы».

Это не по существу возражение. Здесь пытка подвергается сомнению только с точки зрения дипломатической. Англичанина пытать неудобно, но своего «гражданина» — сколько угодно! <…> Теперь, от имени пролетариата, во имя социализма пытка признана государственным институтом, ее применяют открыто, официально, о ней пишут и печатают в официальных органах, ее оправдывают ссылками на Маркса, — и пусть будет проклят, трижды проклят человек, называющий себя социалистом, у которого еще сохранилась хотя бы нить, хотя бы тень родственных связей с дикими людьми, опьяневшими от крови, потерявшими облик человеческий, отдавшими на поругание социализм, повесившими портрет Маркса над дыбой и плахой, над подлыми, проклятыми человечеством орудиями пытки.

Они называют себя социалистами, и есть люди, которые по глупости, которая только в России и может выдавать себя за «политическое убеждение», — есть люди, которые думают, что большевики еще могут быть, как социалисты, приняты в западной Европе, прийти на международный конгресс, подать свой голос о восстановлении культурной жизни в Европе. С чем же придут они — с четыреххвостным кнутом? С щипцами для зажимания пальцев? С иглами, втыкаемыми под ногти? С этой своей марксистской литературой о пытках? Где соберется международный социалистический конгресс с участием палачей? На Сандвичевых островах уже исчезли последние людоеды, и даже в глубине африканских пустынь у диких народцев нет такого звериного остервенения. <…>

Д. Заславский

(Давид Заславский — один из известных авторов «Киевской Мысли», революционер-меньшевик, позднее «бундовец». В царское время неоднократно сидел в тюрьмах. После утверждения Советской власти на Украине Заславский, после кратковременной паузы, перешел на службу к победившим большевикам, за что современники называли его талантливым, но беспринципным журналистом. Избежал сталинский репрессий в 30-е-40-е годы, хотя входил в «Еврейский антифашистский комитет». Написал статьи, шельмовавшие Осипа Мандельштама и Бориса Пастернака, Дмитрия Шостаковича, художников-«формалистов» и т.д. Умер в Москве в 1965 году в возрасте 85 лет. — РП)

Москва последних дней

Можете вы себе представить физиономию человека, который выскочил из горящего дома и в ту же минуту его треснули ломом по лбу?

Если можете, то знайте, что именно такова физиономия москвича последних дней. Глаза выпучил, рот разинул, из карманов торчит набитая туда впопыхах всякая дрянь.

— Остаться, что ли!

Но остаться нельзя.

Остаться — значит: налоги, реквизиции, обыски, уплотнения, аресты, принудительные работы, конфискация имущества и расстрел.

Надо ехать.

Ехать — значит добывать двадцать пропусков по две недели на каждый, тридцать удостоверений и сорок разрешений.

Говоря без преувеличений, для того чтобы срочно выехать из Москвы, нужно потратить не меньше двух месяцев.

Стояние в хвостах и очередях для получения всех нужных бумаг доводит москвича, истощенного «четвертой категорий» до полного обалдения. <…>

Заявления представителей центральных держав

Положение в Германии

Ген. Гренер, только что возвратившийся из Берлина, прежде всего останавливается на своих впечатлениях из поездки в Германию.

Газета Киевская мысль от 13 октября (30 сентября) 1918 года

— Я был в Берлине, — говорит генерал Гренер, — в момент правительственного кризиса. Я должен прежде всего отметить то исключительное спокойствие, с которым население относилось ко всем событиям. Внешняя жизнь германской столицы не изменилась. Все шло своим чередом, пока где-то шли разговоры, переговоры и формирования нового правительства. На мой личный взгляд, проведенная в Германии демократизация правительства является ничем иным, как необходимой эволюцией, которая рано или поздно должна была наступить. Я только жалею, что этот момент совпал с военными неудачами, и потому вокруг этого вопроса возник излишний шум. Я лично знаком со всеми членами нового кабинета и многих из них очень хорошо знаю. На мой взгляд особенно ценно вхождение в состав правительства социал-демократов, в частности, участие в кабинете министра труда соц.-дем. Бауэра.

Переходя к рабочему вопросу в Германии, ген. Гренер отметил хорошие условия труда, которые ныне будут еще более обеспечены деятельным заступничеством за интересы рабочих со стороны нового министерства труда.

— Еще в августе прошлого года, — говорит ген. Гренер, — я лично советовал организовать это министерство. Новая постановка рабочего вопроса, который и ранее обстоял благополучно, исключает возможность обостренных отношений, столь знакомых старой России.

Ген. Гренер отмечает также полное благополучие деревенского населения, которое вообще мало думает о политике и даже о фронте. Деревня мечтает лишь о полной свободе торговли и отмене всяких ограничительных мер в отношении торговли продовольствием. <…>

Военное положение Германии

— Военное положение Германии, — говорит далее ген. Гренер, — следует признать очень серьезным, но далеко не катастрофическим. Выход Болгарии из состава коалиции, естественно, неблагоприятно отразился на военном положении Германии. Кстати, о Болгарии. Зная болгарский фронт, я могу сказать, что можно было незначительными силами защитить те несколько горных перевалов на Ниш, Софию и Белград, которые в сущности составляют фронт. Но разложение армии разрушило все расчеты. Болгарская армия, с одной стороны, устала от беспрерывных войн, с другой стороны в нее перекинулись политические страсти, и армия перестала существовать. Вполне понятно, что благодаря всему этому Турция тоже очутилась в очень тяжелом положении. Могу, однако, заявить, что в Константинополе находятся наши войска, и не скрою, что из Украины туда же были посланы наши подкрепления. Болгарская катастрофа должна иметь на Австрию благоприятное влияние, ибо благодаря катастрофе создалась угроза для Венгрии, которая, как известно, дает лучшие войска.

— На западном фронте, — продолжает ген. Гренер, — события в Болгарии, конечно, тоже отразились. Мы должны были взять оттуда большие подкрепления в Болгарию, чем, конечно, воспользовались державы согласия. Но территория, на которой происходят на западе бои, как бы создана для самых продолжительных, планомерных, арьергардных боев.

Ответ Вильсона

Переходя к мирному предложению центральных держав, ген. Гренер останавливается на ответе Вильсона.

— И наши гражданские власти, и наше высшее командование, — говорит ген. Гренер, — сходятся в желании прекратить эту бойню. Но если от нас потребуют выполнения условий, представляющих угрозу для существования самой Германии или унижающих ее достоинство, все встанут как один человек, и лучшим залогом нашей готовности исполнить свой долг является новое правительство, объединяющее самые разнообразные элементы в идее национальной обороны.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе