Новости – Пресса












Пресса
Berliner Tageblatt: дьявольский фейерверк искрится и играет

Газета Berliner Tageblatt от 16 июня 1915 года
Пулеметы косили колонны французов, целые эшелоны подлетали в воздух, лавины трупов катились по склонам
15 сентября, 2014 11:58
5 мин
Среда, 16 июня 1915 года, Берлин, вечерний выпуск
Ночные бои при Аррасе [Франция, столица департамента Па-де-Кале]
От нашего военного корреспондента с западного театра войны, Бернхард Келлерман*
Июнь, Дуэ [округ в Нор-Па-де-Кале]. Душно, пыльно и шумно было на дорогах днем, и теперь я наслаждаюсь поездкой в наступающей ночи. На небе уже тускло сверкают звезды. Шумят деревья, воздух прохладен и свеж. В темноте отдыхают глаза, воспалившиеся от пыли и пота. Наступает время, когда из своих нор вылезают жабы.
По всей темной дороге на этой равниной местности что-то движется, скрипит и трещит. Но это сутолока без криков и суеты, это сутолока подобна той, когда в мирное время крестьяне едут на ярмарку. Движутся колонны. Мы едем на бесконечных обозах, и тяжеловозы ускоряют шаг, заслышав автомобильные гудки. Перепуганные светом фар лошади опасливо косятся на нас огромными глазами. Они станут кормом для ненасытных пушечных ртов. Медленно скрипят машины. Они не торопятся. Их в свое время накормили, в свое время они и отправились в путь, чтобы прибыть туда, куда они должны. Водители курят трубки. Они удобно устроились, откинувшись назад, но как только их машины проезжают мимо, быстро высовывают свой нос наружу. При этом трубку они держат зажатой меж зубов, но никто от них и не требует вынуть ее изо рта. Снаружи все по-другому.
Снова транспорт с боеприпасами. Навстречу ему несколько санитарных телег. Мы вынуждены остановиться, а потом протискиваемся вперед благодаря мускулистым ногам ломовой лошади. В санитарной телеге опущен брезент, чтобы туда поступал свежий воздух. Тихо и покорно лежат там раненые. Некоторые, с забинтованной головой или подвешенной на повязке рукой, сидят на козлах. Телеги выезжают с одной стороны, возвращаются с другой. Такова война. Невиль [центр Па-де-Кале], сахарный завод, Суше [север Па-де-Кале], высота Лоретто стоили нам многих жертв. Денно и нощно.
Ночью все здесь движется и грохочет. А днем здесь не на что смотреть — пара машин, пара телег, почти нет солдат. Потому что днем все здесь так кишит самолетами, как ни на каких других позициях фронта. Днем тут отлив, а ночью прилив возвращается, чтобы накормить батареи и солдат в траншеях, а они потребляют много. Ночь за ночью одно и то же и у нас, и у них там.
Осторожно! Нам нужно отъехать на обочину. Две машины несутся как угорелые. Это офицеры связи, которые мчатся из штабов к командующим, и они не знают пощады. Покрепче натянули фуражки, головы обдало сквозняком, и они пролетели мимо.
Ползет сквозь ночь в упряжке из шести лошадей тяжелое орудие. На фронт, как и все остальное. Его ствол опущен, и кажется, будто он спит на лафете, как старый уставший морж. Но канониры там его разбудят, он снова примется за работу, как и прошлой ночью. Он поднимет свою серую голову и надрывно кашлянет высоко в небо.
Слабый свет из оконца. Деревня. Подходит постовой и наскоро осматривает телегу и пассажиров. Деревня погружена в темноту. Ни фонарей, ни жителей — ничего. Несколько солдат без кителей сидят в темных дверных проемах. Снова шоссе. Снова колонны. Тихие темные деревни. Телега сворачивает, объезжая стоящие прямо на дороге черные работные дома. Останавливаемся у одной из шахт. Через несколько минут мы оказываемся наверху, на темной пустынной груде шлака. Я задерживаю дыхание. То, что я вижу, похоже на ночной кошмар.
Я хочу попробовать это описать, хотя это и невозможно. Но никогда я уже не смогу испытать то изумление, которое испытал, увидев это впервые: это было не больше и не меньше, чем фейерверк дьявола.
Сначала я ничего видел. Грязная свалка, двор рудника. Две дымовые трубы, башенный кран, мрачные стены с высокими витражами. Ангары, рельсовая колея. Крыши рабочего поселка — все одинаковой высоты и величины, как у теплиц.

Газета Berliner Tageblatt от 16 июня 1915 года
«Там внизу похоронены два французских шпиона, — прозвучал радом со мной голос офицера. — Там, у ангаров. От маленького ангара два шага вправо». Нахожу могильный холм: «Они правда были шпионами?»
«Да. Два офицера. Они почти месяц скрывались в Дуэ. Потом переоделись в женскую одежду, прихватили с собой еще парочку уличных девок. Но их схватили».
Не могу поверить. Это звучит как байка.
«Это правда. Я видел, как они погибли. Они ничего не отрицали, со всем согласились. Они спокойно умерли и с достоинством, как офицеры. Оба были храбрыми парнями».
Как жалко смотрится это светлое пятно на фоне ангаров. Меня охватывает озноб. На лугу квакают лягушки, шелестит темная листва. Бьют и рокочут пушки. К этому привыкаешь. Круглые сутки слышишь одно и то же, даже когда спишь. Ничего больше там и не услышишь. Только когда грохочет и ведет ураганный огонь тяжелая батарея, кружится голова. За работными домами раскинулась огромная земля, призрачно-прозрачная в свете звезд. И над этой выцветшей землей, на горизонте возвышалась горная гряда, четко вырисовывавшаяся на фоне серо-синего ночного неба.
«Вон там слева высота Вими. Светлый хребет в центре — это высота Лоретто, а справа от нее высоты Экс-Нулетт».
И вдруг над высотой Лоретто поднялась белая сияющая луна и на минуту остановилась. Часть гор стала белой как мел. Луна стала похожа на возвышающийся над морем маяк. Но внезапно над грядой повисли две, три, шесть лун. Они заняли четверть неба. За темным хребтом полыхнули зарницы, темно-красный огненный луч толщиной с бревно наискось прошел от леса до гор. Луны очень медленно стали опускаться, а затем потухли. А над кряжем уже взошли новые. Далеко слева в небе, словно воспаленный глаз, полыхнуло темное пламя. Световой сигнал в дыму. На севере ему ответил зеленый шар, который быстро появился и также быстро исчез. Забарабанили орудия. Мягким светом брызнули несколько прекрасных звезд — это шрапнель. С высоты Лоретто выстрелили совсем близко друг к другу два снаряда со светящимися шарами на конце. Вспышки летят над землей и по темному небу. Звезды поблекли. На равнине все шумит и грохочет. Блеклые снопы света, похожие на обрубленные кисточки для бритья, стоят на земле — это места попадания гранат. Стая красных метеоритов. Печально и хмуро догорал желтый месяц, с ужасом глядя на это безнадежное море.
Это как безумство, как вещий сон. Дьявольский фейерверк искрится и играет. Каждую секунду вспыхивает что-то новое, дикое и прекрасное. Эти световые сигналы разговаривают с батареями. Они могут все беззвучно распылить по небу. И пушки отвечают, они все понимают, они отвечают метко и безжалостно.
Раньше бои шли по несколько часов, самое большое — по несколько дней. Ночью все было тихо. Теперь они длятся неделями, день для них слишком короток и они продолжают свирепствовать ночью. Над Лоретто на одинаковой высоте стоят друг рядом с другом три красных луны и светят на нас. Бесшумно взлетели ввысь три зеленые ракеты. Прислушайся! Сквозь грохот и барабанный бой пушек, в секундную паузу между глухими ударами, отчетливо слышен перекатистый ружейный огонь и треск пулеметов. Звук такой, будто высыпался вагон с углем. Атака!

Газета Berliner Tageblatt от 16 июня 1915 года
Снова атакует Жоффр [главнокомандующий французской армией]. Вчера ночью он напал на шесть разных позиций и трижды на одну и ту же. В десять часов вечера, в час и в три ночи. Наши держались как сталь. Они выдержали невыносимое. Пулеметы косили колонны французов, целые эшелоны подлетали в воздух, лавины трупов катились по склонам. Но Жоффр продолжает атаковать! Мне говорили, насколько многочисленны его потери, это невообразимые цифры, и я не осмелюсь даже их здесь привести. И все же он бросает в огонь один полк за другим. Он представляется мне эдаким разнервничавшимся игроком, который проигрался и теперь вытряхивает из своих карманов все деньги, драгоценности, часы, швыряет все это на стол, чтобы вернуть везение.
«Это уже у Шламмульде», — говорит мой сопровождающий.
Больше ничего не слышно. Грохот пушек перекрывает все звуки, тьма накрывает всё, что там происходило и происходит. Еще лучше — теперь ничего не видно. Что-то делать еще можно, но разглядеть — нет.
Над высотой Вими стоит зарево пожара. Постепенно оно бледнеет. Оно мерцает, сверкает зарницами, громыхает и трещит. Снаряды вырываются из темноты леса высоты Лоретто как чудовищные вспышки пламени. И бесконечно поднимаюсь ввысь ночи луны, невиданные, чужеродные солнца. Они появляются то тут, то там, то по шесть, то по восемь одновременно, то по два, то близко, то далеко! Одна из лун опускается и сигналит, рыщут лучи прожекторов: вспыхнули залпы дальних батарей. На темной равнине танцуют бледные снопы света. Зеленые, красные метеориты взлетают и медленно опускаются. Тяжело и мощно бьет немецкая батарея там, внизу, она поглощает весь шум и бьет неистовую дробь. И снова встает в ночи стая призрачных светящихся шаров.
Это призрачное побережье с сотнями странных огней, что постоянно мерцают и сверкают. Дьявольский берег с непонятными сигналами. И подумалось мне, что какой-нибудь моряк, который за всю свою жизнь обошел берега всех континентов, в горячке, в безумии узрит этот берег и придет в отчаянье от всех этих странных, сбивающих с толку огней.
Конечно, понятно, что это берег чужой, полной тайн страны. И многие из тех, кто сражается где-то там, уже этой ночью, в этот самый час ступят на неизведанные морские берега.
Перевод с немецкого Екатерины Буториной
*Бернхард Келлерман (1879-1951) — немецкий писатель и поэт. Во время Первой мировой войны был военным корреспондентом Berliner Tageblatt, где публиковал свои очерки и репортажи с западного фронта. Его публикации были собраны в книгах «Война на западе» (1915) и «Война в Аргонском лесу» (1916). Впоследствии разоблачал германский милитаризм в романе «9 ноября» (1920). Пришедшие к власти нацисты сожгли эту книгу. Во времена Третьего Рейха Келлерман остается в Германии, становится представителем так называемой «внутренней миграции» и отказывается сотрудничать с нацистами.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости