Новости – История
История
Великая штабная иллюзия
Битва на Майне. Германские 17-сантиметровые пушки на колесном лафете. Фото: Deutsches Bundesarchiv
«Русская планета» вспоминает военные планы сторон накануне Первой мировой войны — ни один не удалось реализовать
18 июля, 2014 15:50
22 мин
В 1910 году в Великобритании влиятельный член партии лейбористов Норман Энджелл выпустил книгу под названием «Великая иллюзия», которая сразу стала европейским бестселлером. В ней доказывалось, что в начале XX века большие войны между европейскими государствами стали практически невозможны. Энджелл утверждал, что экономики развитых стран настолько взаимосвязаны и зависимы друг от друга, что в возможной войне не будет победителя, так как урон в равной мере понесут все. Неизвестно, читали ли «Великую иллюзию» в генеральных штабах в Санкт-Петербурге, Берлине и Лондоне, но к войне они готовились усиленными темпами: шло перевооружение, солдат переодевали в хаки, закладывались линкоры и отрабатывались навыки ведения воздушного боя. У лучших генералов и маршалов европейских держав была собственная «великая иллюзия» — все надеялись закончить победоносно войну в течение двух-трех месяцев.
Граф Альфред фон Шлиффен. Фото: E. Bieber
Удар в сердце Франции
Поколения офицеров германского Генерального штаба воспитывались на словах фон Клаузевица: «Сердце Франции находится между Брюсселем и Парижем». Поклонником этой идеи был граф Альфред фон Шлиффен, который руководил Генеральным штабом с 1891 по 1906 годы. Он был фанатичным штабистом, который всю свою карьеру готовил военные планы для завоевания Германской империей полного господства в Европе. Однажды, когда Шлиффен находился в поездке в Восточной Пруссии, его попутчик обратил внимание на красивый пейзаж с рекой за окном. Начальник Генерального штаба посмотрел и произнес: «Эта речка — незначительное препятствие». Таковым он считал и нейтралитет Бельгии.
Еще в 1830 году британская дипломатия приложила максимум усилий для того, чтобы на европейской карте появилась Бельгия. Ее территория веками была частью Франции, а после Венского конгресса 1814-15 годов вошла в состав Нидерландов. Этим было недовольно местное франкоязычное и католическое население. В дела Нидерландов вмешалась Франция, желая вернуть бывшие провинции. Россия, Пруссия и Австрия были полны решимости не допустить пересмотра постнаполеоновских границ. В этой ситуации министр иностранных дел Великобритании лорд Пальмерстон обхитрил всех европейских партнеров, обеспечив военную и дипломатическую поддержку Брюсселю. Он понимал, что наличие нейтральной страны в этом регионе гарантирует ослабление Франции и Пруссии. Девять лет Лондон добивался признания за Бельгией статуса «независимого и нейтрального навечно государства», что удалось сделать только в 1839 году.
Когда Шлиффен заступил на свою должность, он столкнулся с новой международной ситуацией. В 1892 году был заключен парадоксальный союз между самодержавной Россией и республиканской Францией. На церемонии подписания договора при прослушивании антимонархической «Марсельезы» российский император Александр III стоял, сняв головной убор. Этот союз стал возможным во многом стараниями его жены Марии Федоровны, которая никогда не скрывала ненависти к Германии из-за войны против ее родной Дании в 1864 году, в результате которой Копенгаген лишился Шлезвиг-Голштейна. Новоиспеченные союзники обязывались объявить войну Германии, если она нападет на кого-то из них.
Франц Конрад фон Хётцендорф. 1915 год.
Шлиффен встал перед проблемой войны на два фронта. Не меньше, чем Клаузевица, германские штабисты почитали за аксиому слова Бисмарка о том, что война на два фронта будет для Германии смертельной. Поэтому задача, стоящая перед Шлиффеном становилась еще более серьезной — ему было необходимо распределить время и ресурсы таким образом, чтобы в случае войны с Францией и Россией разбить каждую из них поодиночке. Еще в 1870 году во время франко-прусской войны Бисмарк и Мольтке-старший предполагали вторжение через территорию Бельгии, но Лондон тогда намекнул Берлину, что в таком случае у Парижа появится влиятельный союзник. Но Шлиффен, понимавший, что главным ресурсом будущей войны будет время, решил попрать гарантированный в том числе и Германией нейтралитет Бельгии. Такое желание вторгнуться через нейтральную страну объяснялось легко. Франция, уверенная, что Германия не нарушит нейтралитет Брюсселя, планировала войну в Арденнах, оставив франко-бельгийскую границу открытой. В том, что никогда не воевавшую бельгийскую армию немцы разобьют без труда, Шлиффен ни минуты не сомневался.
Итак, в общих чертах «план Шлиффена», а именно под таким названием он и войдет в историю, сводился к следующему. Так как Великобритания не имела в Европе большой армии, а ее позиция после вступления в «Антанту» была до конца не ясна даже союзникам, немцы приняли решение нарушить нейтралитет Бельгии. Шлиффен писал: «Германия должна бросить все против одного врага, самого сильного, самого мощного, самого опасного, и таким врагом может быть только Франция». Россию в Берлине полагали за гораздо более простого противника. На разгром Франции и попутный захват Бельгии отводилось шесть недель. Срок был выбран не случайно. По расчетам немецких штабистов, и Берлину, и Парижу на мобилизацию понадобится две недели, а России с учетом больших расстояний и слабого железнодорожного сообщения — шесть. Пока немцы на западе будут рваться к Парижу, на востоке они станут только обороняться. В Берлине полагали, что, в случае быстрого разгрома Франции, Англии уже не будет смысла вмешиваться.
Фердинанд Фош. Фото: Библиотека конгресса США
На Париж планировалось наступать тремя колоннами общей численностью 1,5 миллиона штыков. Самым сильным было правое крыло немецкой армии, состоявшей из 700 тысяч человек. Наступавшее вдоль побережья, оно должно было стремительно войти в тыл французской армии, а к Парижу подойти с запада и юга. Шлиффен, потративший на этот план 15 лет жизни, успел расписать действия каждого соединения практически до минуты. Он был уверен, что этот план легко реализуем, но только при одном условии — ни один солдат в остроконечной каске не может быть снят с Западного фронта вплоть до полного разгрома Франции.
Offensive und Angriff — наступление и атака
Когда в 1882 году образовался Тройственный союз Германии, Австро-Венгрии и Италии, наблюдатели были едины во мнении, что в союз объединились державы, опоздавшие к колониальному разделу мира. Рим и Берлин связывала нелюбовь к Франции, которая препятствовала образованию этих государств на протяжении нескольких десятилетий. А вот у Италии и Австро-Венгрии общего было меньше. Их отношения находились в состоянии вялотекущего затяжного конфликта вокруг спорной территории Тироля, который каждая из сторон в равной мере считала своим.
В Берлине это осознавали, поэтому делали упор на антифранцузском направлении деятельности Тройственного союза. Германия вступала бы в войну, если бы Италия подверглась нападению Франции. Рим в свою очередь обязался в идентичной ситуации поддержать Германию. Австро-Венгрии в этих планах отводилась второстепенная роль. Так как германские военные ни при каких обстоятельствах не планировали нападать на Россию первыми, то Вене рекомендовалось от подобных планов также отказаться.
Но в 1906 году по настоянию наследника венского престола эрцгерцога Франца Фердинанда начальником австрийского штаба был назначен Франц Конрад фон Хётцендорф. Он выдвинул новый принцип для имперской армии — Offensive und Angriff (русс. – наступление и атака). Это означало, что на стратегическом уровне оборонительные действия исключались.
Конрад фон Хётцендорф в качестве основных противников Австро-Венгрии видел Россию, Сербию и Черногорию. Так как союзнические отношения Петербурга с балканскими странами были хорошо известны, то австрийский Генеральный штаб разработал два плана – «R» (Russland) и «B» (Balkan). Их осуществление планировалось одновременно, но не исключалось на гипотетическом уровне (если бы, например, Россия не поддержала Сербию) их независимое исполнение. Для этих планов было решено развернуть три стратегических эшелона: A, B и С (резервный).
Первый из них был наиболее значительным, включая в себя больше половины армии (800 тысяч из 1,4 миллионов к началу боевых операций), и состоял из 28 пехотных и 10 кавалерийских армий. Предназначался он для боевых действий против России, и сосредоточить такие силы в Галиции планировалось в течение 18 дней от момента начала мобилизации. После этого австро-венгерская армия должна была перейти в наступление. Отказ от оборонительных действий против России в Вене объясняли желанием помочь своему германскому союзнику отразить возможное наступление в Восточной Пруссии, пока армия кайзера будет брать Париж.
«Прежде всего, возможно крупными силами дать генеральное сражение русским войскам, сосредоточенным между Вислой и Бугом, при содействии с севера удара из Седлец большей частью собранных в Восточной Пруссии Германских сил — такова была ближайшая цель моего плана», — несколько оправдываясь, впоследствии писал Конрад фон Хётцендорф. Австрийское наступление, как уже говорилось, шло вразрез с выверенным до минуты «планом Шлиффена».
Наступать австро-венгры собирались и на Балканах. Правда, против сербов планировалось выставить всего 8 пехотных дивизий — серьезно вооруженные силы Белграда никто не воспринимал. Зато немалую надежду Вена возлагала на Румынию, которая колебалась в выборе стороны. Считалось, что румынская армия в состоянии прикрыть все Карпаты.
Жизненный порыв в мистический Эльзас
«Не говорите об этом никогда, но думайте об этом постоянно», — сказал об Эльзасе и Лотарингии в начале 1880-х годов, обращаясь к нации, премьер-министр Франции Леон Гамбетта.
Франция потерпела в 1871 году позорное поражение от прусских войск — ее армия была разбита при Седане, а армия победителя провела парад в обезлюдившем Париже, который горожане украсили траурными лентами. В Версале немцы провозгласили создание Германской империи. На Францию была возложена гигантская контрибуция — 5 миллиардов франков. Пока она не будет выплачена, страна оставалась оккупированной немецкими войсками. Поражение и тяжелые условия мира, однако, вызвали у французов национальный подъем — общими усилиями Берлину запрашиваемая сумма была передана через три года. С этого момента 40 лет Франция готовилась к войне за возвращение Эльзаса и Лотарингии.
Эта задача стала почти на полвека французской национальной идеей, приобретшей даже некоторые религиозные черты. Эльзас не называли иначе как мистическим. Один французский пехотный капитан, служивший на границе с Эльзасом, специально водил своих солдат на ночные дозоры, чтобы в лунном свете они смотрели на горную гряду Вогезов, расположенную в Германии, а не во Франции. «Когда мы возвращались из этих тайных экспедиций, и наши колоны перестраивались, то все были переполнены нахлынувшими чувствами и онемевшими от них», — вспоминал капитан.
После того, как контрибуция была выплачена, французский Генеральный штаб приступил к разработке планов будущей войны. Но в 1870-1880 годы ослабленная Франция не могла и думать о наступательных действиях. Предполагалось, и к тому существовали реальные предпосылки, что Германия решится на еще одну войну для окончательного выведения Франции из числа великих держав. Поэтому было решено возводить сеть крепостей на границе, чтобы предотвратить возможное вторжение.
Генри Мейтленд Уилсон (Вильсон). Фото: Библиотека конгресса США
Но к началу 1890-х годов в среде французских стратегов возобладала атакующая тактика. Во-первых, появление франко-русского союза поставило Германию перед необходимостью вести войну на два фронта. В свою очередь, Париж и Петербург согласовали свои планы — война должна была закончится встречей русской и французской армий в Берлине.
Во-вторых, принятию подобного плана способствовала и популяризация так называемой «философии жизни», которая появилась благодаря трудам французского мыслителя Анри Бергсона. Французы стали считать позорным тридцатилетнее нахождение в обороне. Бергсон утверждал, что миром правит élan vital (русс. — жизненный порыв), то есть, иррациональная вера в духовные и физические силы человека.
Французский генералитет осознавал, что их армия уступает противнику по уровню технической оснащенности, а страна в целом отставала по показателям промышленности и рождаемости. Но теперь ставка делалась на победный, атакующий дух французской армии. Отсюда исходила и французская стратегия offensive à outrance (русс. — наступление до предела), разработанная в первые годы XX века начальником Высшей военной школы Фердинандом Фошем. Она была очень похожа на австрийскую стратегию, но с гораздо более крепкими философскими основаниями. В соответствие с нею в полевой устав французской армии вносились изменения — теперь основными делались понятия отваги, неистовства, воли и тому подобных понятий, почерпнутых в «философии жизни».
Далеко не все французские генералы подверглись обаянию Бергсона. Так, генерал Мишель был убежден, что Германия не сможет выиграть войну, если вновь будет наступать через Арденны, так как французам удалось там создать мощную сеть крепостей. Но, чтобы разгромить Францию, германской армии нужна территория всей Бельгии для быстрого охвата французской армии. Поэтому последняя должна быть резко увеличена в случае войны — более чем в два раза. Это планировалось сделать за счет резервистов. Мишель пошел против всей военной доктрины Франции, утверждавшей, что «резервисты — это ноль» (популярная в офицерской среде поговорка). В результате план Мишеля был отвергнут как пораженческий. История покажет не только стратегическую правоту генерала, но психологическую. Призванные в армию отцы семейств станут сражаться не просто за страну, а за своих близких, которым угрожал вражеский солдат.
В итоге в апреле 1914 года под руководством начальника французского Генерального штаба генерала Жоффра был разработан наступательный «План-17» (С 1871 года было создано 17 различных планов войны с Германией). Предполагалось пятью французскими армиями (около 1,2 млн солдат) атаковать противника в Эльзасе и Лотарингии, после чего развивать наступление в северо-восточном направлении. Французские штабисты исходили из убеждения, что для обходного маневра через Бельгию у Германии не хватит сил — не будут же немцы использовать резервистов! Однако «план Шлиффена» был основан как раз на активном привлечении последних в действующую армию.
Особое внимание уделялось действиям российского союзника. Российскому Генеральному штабу французы рекомендовали отказаться от наступательных действий в отношении Австро-Венгрии. Указывалось, что только общее сосредоточение на борьбе с Германией позволит вывести из войны и зависимую от нее Вену.
Британская пехота против британского флота
В 1904 году началась русско-японская война, обернувшаяся для русской армии серией тяжелый поражений. В Париже с ужасом осознали, что, если бы Берлин решился бы начать войну, то у французской армии не было бы союзника, и пришлось бы сражаться с немцами один на один. Стратегическую обстановку оценили и в Берлине.
В начале 1905 года в марокканский Танжер прибыл кайзер Вильгельм II, демонстрировавший намерение включить Марокко в сферу интересов Германии, хотя на эту территорию претендовала Франция, традиционно доминировавшая в Северной Африке. Начал разворачиваться Первый Марокканский кризис, поставивший Европу на грань войны. Дипломатическими усилиями его удалось урегулировать, но после в мире каждый год стали вспыхивать подобные кризисы, каждый из которых грозил началом большой войны.
Франция, лишившись на неопределенное время России в качестве боеспособного союзника, начала сближение с Великобританией. В Лондоне давно вызывало беспокойство растущая мощь Германии, поэтому объединение с Францией было вполне логичным. Однако британским дипломатам удалось подписать соглашения о взаимной поддержке, не прописав ни условия этой поддержки, ни ее состава. Фактически Лондон оказывал только символическую поддержку Парижу.
Действительно, в правительстве Великобритании и ее военных ведомствах воевать никто не собирался — не существовало даже полноценной армии для ведения войны в Европе. Основная масса английских вооруженных сил была рассредоточена в колониях, а комплектовались они вербовкой добровольцев. В такой ситуации составление совместных планов с Францией вперед не двигалось. Реальное военное сотрудничество началось почти случайно. В 1909 году начальник британского Генерального штаба Генри Уилсон посетил уже упоминавшегося генерала Фоша. Между ними завязалась дружба, благодаря которой и началась совместная разработка военных планов.
Камнем преткновения оказалось подчинение экспедиционного британского корпуса. Генералитеты обеих стран не сразу пришли к ответу на вопрос: должен ли существовать объединенный штаб или каждая армия подчиняется собственному командованию? Дело в том, что Великобританию связывало обязательство защищать нейтралитет Бельгии, тогда как французы, как уже говорилось, были уверены, что Германия не решится на обходной маневр. В итоге было заключено соглашение о прибытии во Францию британского экспедиционного корпуса в 150 тысяч человек. Жоффр поспешил включить этот резерв в состав «Плана-17», однако решить вопрос о общем штабе вплоть до начала войны так и не удалось.
Когда же британский Генеральный штаб принял решение о переброске на континент армии, то выяснилось, что у него для этого нет кораблей. Нет, Великобритания продолжала владеть самым сильным военно-морским флотом в мире, но он не подчинялся командованию сухопутной армии.
После подписания англо-французского соглашения британский флот начал готовиться к самостоятельной войне против Германии. Британские адмиралы планировали вести исключительно морскую войну против Берлина, а сухопутную операцию морские стратеги предлагали провести в Восточной Пруссии, откуда был самый короткий путь в германскую столицу.
Битва на Майне. Немецкие военнопленные несут раненого французского солдата на носилках. Майна, провинция Шампань, Франция. Фото: Frantz Adam / AFP Photo / East News
Генералы под началом Уилсона начали длительные споры с адмиралами. В итоге «британская пехота» победила «британский флот». В 1912 году британские и французские правительства подписали соглашения о распределении сил в будущей морской войне: французский флот концентрировался на средиземноморском театре военных действий, а британский — охранял Ла-Манш, побережье Франции и вел наступательные действия в Северном море.
Планы хотя бы в общих чертах были готовы в начале 1914 года у всех сторон конфликта. Осталось дождаться повода для их воплощения.
Заключение. Утрата иллюзий.
Германский Генеральный штаб всегда недооценивал русскую армию. Ее вторжение в Восточную Пруссию, которое произошло еще до того, как закончилась мобилизация, вынудило немецкое командование перебросить два корпуса на восток. А ведь Шлиффен, скончавшийся за полтора года до войны, настаивал, что ни один солдат не должен быть снят из Франции до завершения там основной части боевых операций. В итоге именно этих двух корпусов не хватило в Битве на Марне.
Склонны были недооценивать русскую армию и в Вене. Начавшееся в августе наступление в Галиции встретило встречное наступление русской армии — в итоге Галицию австрийцам пришлось оставить. Также не оправдался австрийский расчет на вступление Румынии в войну на стороне Тройственного союза — Бухарест выбрал Антанту, что растянуло Восточный фронт от Балтийского до Черного моря.
Когда германская армия уже вела бои в Бельгии, французское командование начало наступление в Эльзасе и Лотарингии согласно «Плану-17». Но, даже не смотря на то, что основные силы немцев были задействованы в Бельгии, французы встретили ожесточенное сопротивление в Эльзасе. Наступление немцев в Бельгии грозило окружением всей французской армии. Она была вынуждена отступать по всему фронту и готовиться к генеральному сражению у стен Парижа.
Великобритании, которой не удалось избежать вступления в войну после нарушения бельгийского нейтралитета Берлином, почти не пришлось воевать в Бельгии вплоть до конца войны. Основной западноевропейский театр военных действий развернулся в северо-восточной Франции. Но удержание небольшого участка бельгийской территории в районе города Ипр носило огромное символическое значение.
Битва на Марне стала триумфом идеи «жизненного порыва». Именно вера в невозможность сдать неприятелю столицу еще раз помогла французам выиграть сражение на подступах к городу. Но эта битва в сентябре 1914 года войну не остановила. Вскоре линия фронта стабилизировалась, и саперы потянули колючую проволоку от Северного моря до швейцарской границы.
Решающие сражения генеральные штабы воюющих стран планировали на весну 1915 года.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
