«Отношение к погибшим у нас плохое»

Александр Коноплев. Фото: Наталия Федорова / «Русская планета»

Почему до сих пор ищут солдат, пропавших в годы Великой Отечественной войны

Наталия Федорова

3 мая, 2015 00:00

18 мин

До сих пор судьбы тысяч людей, павших на полях сражений в период 1941-45 годов, так и остались невыясненными. Хотя со дня окончания Великой Отечественной войны прошло уже 70 лет. Только по официальным данным, в боях погибло почти 7 млн военнослужащих, еще более 4,4 млн человек попали в плен или числятся пропавшими без вести. Поиски мест гибели и захоронений продолжаются и сегодня. В России этой работой занимаются в основном на общественных началах, и одним из самых сильных в стране объединений является региональная общественная молодежная организация «Объединение “Отечество”» в Татарстане. Ее глава, Александр Коноплев, рассказал «Русской планете» о последних находках и о том, с какими проблемами сталкиваются поисковики в своей работе.

— Александр Юрьевич, что сегодня собой представляет поисковое движение в Татарстане?

— Мы являемся региональным представительством поискового движения России. В настоящий момент у нас в республике 50 поисковых отрядов, в которые входит больше 800 человек. Вообще, разделение поисковиков по регионам достаточно условное. Мы ведь работаем не только с бойцами из Татарии, да это и невозможно — война всех перемешала. Мы выезжаем в поисковые экспедиции в Мурманскую, Ленинградскую, Новгородскую, Смоленскую, Тверскую, Волгоградскую, Ростовскую, Калужскую области. Кроме того, курируем работу военно-патриотических клубов — это занятия с детьми, беседы, песни, строевая, полоса препятствий. У нас есть детский лагерь «Поиск» на базе в Камском Устье, программа называется «Остров Эволюции»: ребята сами выбирают, какое направление им интересно, и занимаются с подводниками, туристами или поисковиками, которые входят в нашу организацию. Возраст членов нашей команды — от 14 до 60 лет. Но часто родители возят с собой детей, которым 3-4 года. В каждом вузе есть поисковой отряд, состоящий из студентов, у которого свои традиции, своя преемственность, свои закрепленные места экспедиций.

— Над чем вы сейчас работаете?

— Наша организация живет за счет грантов. У нас нет своего бюджета. Спасибо президенту Татарстана, нам выделили помещение, где мы можем хранить свои находки и технику. Сегодня мы ведем два самых крупных в стране поисковых проекта. Выиграли грант и поддерживаем портал поискового движения России, где размещаем главные новости поисковиков страны, рассказываем о последних событиях, публикуем фотографии. Здесь же мы ведем реестр поисковых отрядов в каждой области и республике: всего в стране зарегистрировано на данный момент 922 отряда.

Установка временного памятного знака на месте гибели Илюшина И.Я. Мясной Бор Новгородской област

Установка временного памятного знака на месте гибели Илюшина И.Я. Мясной Бор Новгородской области. 2006 г. Фото: из архива РОМО «Объединение “Отечество”» РТ

Второй проект мы задумали в Татарстане и запустили его только в прошлом году. Это портал — Всероссийский информационно-поисковый центр «Отечество». Здесь хранятся все сведения по результатам поисковых работ на местах боев Великой Отечественной войны: протоколы эксгумации, акты захоронения, информационные листы, база данных именных находок и установленных имен, информация о поисковых экспедициях, поисковых отрядах, воинских захоронениях, карты, справочники и прочее.

— Расскажите о последних находках поисковиков вашей организации.

— Самая важная для нас находка — это смертный медальон: «ладанки» из оцинкованной жести или в виде эбонитового пенала с вкладышем на пергаментной бумаге. На бланке вкладыша, в соответствующие графы, солдат или грамотный секретарь вписывал фамилию бойца, имя, отчество, год рождения, воинское звание, данные о семье и так далее, кроме наименования воинской части. Правда, многие солдаты шли в бой без «смертника». Сам факт их выдачи был нечастым делом, особенно с осени 1941 года. Более того, среди солдат бытовало суеверие, что заполнишь вкладыш — умрешь. Нередко медальоны просто выкидывали, в самих капсулах носили иголки, спички, махорку. А в ноябре 1942 года вообще вышел Приказ о снятии медальонов со снабжения Красной Армии. Это привело к увеличению числа пропавших без вести военнослужащих из-за невозможности установления личности погибшего. Но если нам везет и мы находим медальон, то по нему мы можем установить не только личность бойца, но и тех, кто погиб рядом. За 2014 год по России поисковиками установлено 14 тысяч имен погибших.

— Как сегодня осуществляется поиск? Появились новые методы установления личности бойца?

— В 1989 году, когда мы только начинали, нам было мало что известно. Сегодня это целая технология. Мы приезжаем в область, изучаем архивы, узнаем места наиболее кровопролитных боев. Помогают нам в этом карты, например, немецкая топографическая съемка, которая велась в годы войны, дает прекрасное представление о местах, где находились окопы советских войск, и где сегодня можно искать останки. Приезжаем на места и находим верховых — незахороненные останки погибших воинов, лежащие на поверхности почвы, под слоем листвы или травы. Как они упали, так и лежат. Мы их поднимаем, пытаемся установить личности, как я уже сказал, по медальону, архивным данным, нестандартным запискам, подписанным вещам — котелку, ложке и так далее. Оформляем электронный протокол даже на части найденных останков — ноге, руке, черепу: если, к примеру, рядом протекал ручей, тело со временем могло растащить в разные стороны, и когда в следующий раз рядом найдутся еще какие-то останки, то можно будет ввести их координаты на портале, и компьютер покажет, что еще было найдено в этом месте — так мы восстанавливаем картину. А потом хороним.

Сегодня мы, единственные в России, работаем также с образцами ДНК. Это становится особенно актуально, когда находим медальон, и родственники хотят убедиться, что это действительно останки их близкого человека. Но пока нас в работе с ДНК поисковики из других областей не очень сильно поддерживают. Понятно, что для более осмысленной работы в этом направлении нужны сравнительные банки данных, а Министерство обороны РФ пока еще не завело банк данных ДНК на всех призванных — это большие финансовые затраты. Но мы все же берем ДНК в расчете на то, что в скором будущем это будет в порядке вещей.

— Родственники продолжают искать без вести пропавших?

— Конечно. Они звонят нам постоянно. Из-за этого мы даже рекламу свою не даем. Тем, кто серьезно занят поиском родных, мы объясняем, как это сделать, потому что для нас, по закону о персональных данных, некоторые архивы закрыты, а родственники могут написать заявление и получат доступ.

Отряд Кама г. Нижнекамск. Волгоградская область Городищенский район

Отряд Кама г. Нижнекамск. Волгоградская область Городищенский район. Фото: из архива РОМО «Объединение “Отечество”» РТ

Помню, как в 2003 году мы похоронили в Чудском бору 380 человек. Некоторых родственников удалось отыскать. Семью Михайловых пригласили на захоронение, и они ехали из Нижнего Новгорода. Должны были переночевать в Питере, но по дороге увидели указатель на Чудской Бор и решили заехать пораньше и посмотреть, где хоронить будут. В этот день у нас шла укладка в гробы останков в пакетах. И когда Михайловы подъезжали к нам, как раз достали останки одного бойца. И пожилая женщина закричала: «О, это он, это Асхат!» Как она узнала? Никто не знал, что это он, даже протокол эксгумации еще не был развернут. Бумагу развернули — это оказался он. Была недавно еще одна интересная история. Нашли под Любанью останки и медальон Цветкова Павла, 1908 года рождения, родом из Смоленской области. Но никак не могли найти его родственников. А потом нам через администрацию сообщили, что его дочь давно переехала и живет под Любанью, то есть, сама того не зная, она давно находится рядом с местом гибели отца. Мы ее навестили, отвезли ее на могилу.

— Многое еще осталось работы у поисковиков?

— Конечно, в годы войны работали похоронные команды, были жесткие приказы о захоронениях. Но сил на все не хватало. А в 1960-е годы произошло укрупнение воинских захоронений, тогда построили наши большие мемориалы в городах, райцентрах, поселках. Идея была такая: всех, кто лежит в болотах, лесах, на сельских кладбищах, перезахоронить в центральных местах и сделать мемориалы. Но реально эту работу невозможно было осуществить. Представляете, какое это количество погибших? Мы 25 лет копаем, и все равно еще копать и копать. Просто физически это нельзя было сделать, не всегда до этих мест может добраться техника. Поэтому эта работа была сделана поверхностно — мемориалы поставили, фамилии выбили, а все бойцы фактически остались там, где упали. Поэтому сейчас у родственников возникают вопросы. Например, по архивам боец числится похороненным, но когда мы в лесу находим его останки, то родственники спрашивают: «А зачем вы его выкопали, он же похороненный?». Им тяжело объяснить, что он даже мог быть, действительно, похоронен, но в лесу нет ни памятников, ни стелы. А некоторые родственники, наоборот, приходят и говорят: «Мы чувствуем, что его нет под мемориалом. Где он?» И мы находим и показываем реальное место, где он погиб и был похоронен. Конечно, мы не всегда можем гарантировать, что мы точно подняли его останки. Поэтому родственники приезжают на место его гибели, берут землю. Иногда забирают останки и хоронят на родине.

В поиске главное — постоянство. Мы всегда работаем в одном месте. Чем мы больше с одного куска земли соберем бойцов и информации, тем мы больше установим. Потом вся эта информация анализируется и обобщается. Просто так приехать на какое-то место, покопать и что-то найти — мало пользы. Нужна системная работа. Поэтому мы сосредотачиваемся на одном месте. С 1999 года я — руководитель межрегиональной поисковой экспедиции «Любань», мы работаем под Любанью по 54-ой ударной армии. До этого работали по второй ударной армии под Ленинградом.

— Что можете сказать о патриотизме в наши дни?

— Нашей организации уже 20 с лишним лет. Но наши корни уходят глубже — еще в 1968 году были созданы «Снежные десанты», которые пошли по боевым местам. Мы их правопреемники: когда во время перестройки все рассыпалось, мы создали свою организацию, чтобы работа поисковиков не остановилась. Нам пришлось трудно, потому что патриотизма в те годы не было. Можно было доказывать, что он нужен, биться головой об стенку. А сейчас, слава Богу, всем становится понятно, что без патриотического воспитания нельзя: мы наглядно видим, к чему приводит то, что с детства ребенку не прививают любовь к Родине. Мы бьемся за то, чтобы наше подрастающее поколение знало войну, дедов, прадедов. И сейчас возникает много интересных программ, проектов. Например, «Бессмертный полк», который придуман в Тюмени. Мы учим волонтеров, что эта акция не должна сводиться к тому, что людям просто вручаются плакаты, и они идут с ними по улице. Нужно школьникам сначала рассказать о войне, спросить, кто у них воевал. Чтобы эти дети шли домой и задавали вопросы о войне родителям, интересовались историей, находили фотографии дедов и уже с ними, а не с незнакомыми изображениями, выходили в «Бессмертном полке».

— В наши дни ученые, писатели, политики переосмысливают Великую Отечественную войну. Что она стала значить спустя годы для вас?

— Сложный вопрос. Война — это наша работа. Поисковики, наверное, одни из тех немногих людей, которые войну видят изнутри. Мы живем в тех же условиях, в которых жили наши солдаты. Причем мы работаем даже не зимой, а летом или весной, когда ночью бывает до минус пяти. И мы не понимаем, как люди могли выживать там — в окопах и землянках — при минус сорока. И как вообще можно было построить землянку зимой? Мы соприкасаемся с войной так, у нас есть конкретная задача, а политику стараемся не трогать.

Передача останков Сиразетдинова Гаяза, погибшего на Карельском перешейке 27.08.1941 г., родственникам для захоронения на родине, в д. Верхняя Ура Арского района Татарстана

— Чем мотивированы молодые люди, которые вступают в ваши отряды?

— Понятно, что когда студент приходит, он еще не понимает, о чем речь. Но после первой экспедиции у него мировоззрение меняется, он становится другим человеком. Он начинает понимать, что у нас в стране такое огромное количество отрицательной энергии скопилось потому, что очень много людей не похоронены. Это бойцы, которые бежали, упали и лежат так до сих пор. Есть такие места, где до горизонта все перерыто. И потом мы смотрим на карты на нашем портале, и для кого-то ничего не говорит скопление значков, но мы-то знаем: этот выступ — наступление 1943 года, по архивам, там было убито 19 тысяч человек. Или вот, конец Погостинского выступа — это когда в 1942 году 54-ая армия шла навстречу второй ударной армии, осуществляя прорыв блокады Ленинграда.

— Какие перспективы развития поискового движения в России?

— Сейчас мы крайне нуждаемся в профессиональном руководящем органе. В Минобороны РФ есть управление по увековечиванию памяти, но это очень маленькая структура, которая не справляется со всем объемом работы. Нужно сделать агентство, которое занималось бы и воинскими захоронениями, и реестром памятников, и поисковыми работами, и вообще сохранением всей истории войны. Потому что сейчас всем занимаются общественники, которые сегодня есть, завтра нет. Нам, например, дали грант — мы работаем. Ладно, мы уже болеем этой темой, мы по тридцать лет занимаемся ею и не можем бросить, потому что нами проделана большая работа. Но не дадут сейчас нам грант — и что? У меня 12 человек работает, им зарплату надо платить. Конечно, в стране есть госцентры по патриотической поисковой работе, но они не берут ответственность за всех, поэтому должно быть федеральное мощное учреждение, куда будет поступать вся информация, где она будет анализироваться, обрабатываться, где будут составлять планы, исследовать новые архивы, находить белые пятна.

— На ваш взгляд, почему важно уделить этой теме больше внимания?

— Отношение к погибшим у нас очень плохое, видимо, потому что у нас очень много людей. Но возьмем цивилизованные страны — там совсем по-другому, там очень мало пропавших без вести, в основном все похоронены. Японцы все кладбища перенесли на родину, кремировали останки по своим традициям. Итальянцы нашли в других странах итальянские кладбища, всех выкопали и увезли к себе. Но мы со своими объемами этого сделать не можем. Недавно Минобороны РФ открыло представительства во многих странах, которые занимаются паспортизацией воинских захоронений. Но в самой России нет такого органа — все на плечах общественников. Будем стараться донести до правительства эту тему.

Дело в том, что если мы верховых бойцов не поднимем, они так и сгниют в лесах. Некоторые говорят: «Ну и пусть, и не надо их поднимать». Я ничего не отвечаю таким людям. Человек погиб, отдав свою жизнь за родину, и теперь мы его обязаны похоронить по-человечески. Почему по закону воинские захоронения не подлежат уничтожению? Обычные могилы, если 70 лет на них никто не приходит, можно убрать, а воинские захоронения вечно сохраняются. Это наша память. Возьмите Францию, у них до сих пор в реестрах воинских захоронений на кладбищах есть участники наполеоновской битвы — на памятниках стоят клейма, что они охраняются государством. То же самое мы сейчас в республике делаем — каждый воинский памятник будет включен в реестр, на памятнике будет знак, что он под защитой государства. К концу года надеемся издать каталог реестра воинских захоронений и в кабмине республики Татарстан его утвердить. Реестр будет как на бумаге, так и в Сети, где любой человек сможет увидеть все фамилии, данные, фотографии. Пока эта работа ведется только по Татарстану, но пытаемся подключить и другие области.

— Какое участие поисковики Татарстана примут в праздновании 70-летия Дня Победы?

— 9 мая мы планируем совместно с историческими клубами и музеем соцбыта Казани организовать выставку в Парке Победы и выставить боевые знамена полков, которые люди никогда не видели. Ребята в форме 1941 года покажут детям оружие тех лет. Обычно нас 9 мая в городе нет, мы в экспедиции. Но в этом году впервые сделаем исключение и будем праздновать в республике. Затем мы будем работать по верховым гражданской войны 1918 года, найденным в республике. Их захороним в июле в Спасском районе. Пройдет слет поисковых отрядов РТ, в июле — слет поисковиков ПФО, учебные курсы. Потом — экспедиция в Белоруссию, на Волховский фронт под Ленинградом, остров Шумшу, где проходил последний бой. А там уже — октябрь и работа с архивами.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе