«Мы их хорошенько угостили свинцом»

Из архива Болеслава Агальцова

Воспоминания танкиста Болеслава Филипповича Агальцова

Елена Коваленко

14 апреля, 2015 00:00

6 мин

«Когда мы вошли в Германию, то основные бои начались за ликвидацию Данцигской группировки противника. Прошли Нижнюю Силезию, взяли города Кезлин, Гдыня, вышли на Данциг. Первый курортный городок на Балтийском море, куда мы вошли, был Сопот, но мы его называли на немецкий манер Цопот. Кстати, поляки очень обижались, когда кто-то употреблял немецкие названия городов, но мы же оперировали их картами, а там все названия были на немецком языке. За него начались тяжелые бои. Очень трудно пришлось. Тут нам сильно помогали ночью союзники — их авиация вешала «люстры» (осветительные фонари). Мы подтянули туда мощную артиллерию, здесь я впервые увидел 203-мм гаубицы. После боев выяснилось, что мы первыми вышли к Балтийскому морю, потом нас повернули направо на 90 градусов и двинули на Данциг. А дальше в ночь на 26 марта 1945 года я сгорел в танке.

Получилось так. Мы получили приказ ночью выдвинуться в сторону противника. 25 марта 1945 года первая рота 3-го батальона пошла впереди колонны, мой танк шел третьим в первом взводе. Мы вошли в боевое соприкосновение с противником в поселке Олива, предместье Данцига. Вместе с нами атаковала пехота из МБА — моторизированного батальона автоматчиков. Они заняли две стороны улицы, мы должны были прорваться через баррикаду, а нас предупредила разведка, что впереди первая траншея боевой позиции, надо быть там осторожными. Я веду машину, впереди ярко высветился участок обороны противника, потому что американцы повесили свои «люстры». Увидели танк «Тигр», который стоял своим хоботом по направлению к нам. Когда поближе подошли, то сразу зарядили болванку. Я говорю командиру: «Он мертвый». Дело в том, что когда у немцев перегорает проводка в танке, то ствол пушки опускается к земле. И он явно был уже подбит. Решили его проехать, я протащил танк дальше. В это время впереди раздался сильнейший взрыв, мы остановились и начали выяснять, в чем дело. Остановил Т-34-85, и жду приказ командира машины, а кругом такая обстановка, что бегут немцы, и практически получился слоеный пирог — немцы отступают, наш танк между ними, откуда-то справа наши десантники палят. Немцы отстреливаются. Мешанина полная. И пока мы приходили в себя и выясняли обстановку, наш танк получил мощнейший удар и раздался взрыв — как мы потом поняли, в нас выстрелили из «панцерфауста», для танка самая пакостная штука. Попал он в трансмиссию, после взрыва перегородка, отделяющая боевое отделение от мотора, вылетела, и на нас хлынул поток большой температуры, который развивается при выстреле из панцерфауста. Стало горячо, как будто на поверхности солнца. У нас в баках было танковое топливо газойль марки «Э», оно полыхнуло, и все это дело хлынуло внутрь. К счастью, мой люк был полуоткрыт, потому что через триплексы смотреть невозможно ночью, механик-водитель как слепой, поэтому я поднял люк и поставил его на стопор, так что у меня имелась небольшая щель. Спасло то, что эта щель дала возможность пламени выброситься наружу, иначе бы я мгновенно сгорел в танке. Верхние люки были также открыты. Я не выдержал, сразу же кинулся наверх, мне было удобнее всего выскакивать через люк заряжающего. Все это мгновенно произошло, за какие-то секунды, внутри было невозможно находиться.

Спасли меня трофейные немецкие цейссовские очки — во время марша по Польше мы остановились у сбитого вражеского самолета, подошли и поинтересовались, как там экипаж. Рядом валялись тела летчиков, я подошел к одному, тронул плечо, и он как желе начал колыхаться — сгорел. Меня же заинтересовали его летные очки. В бою все время боялся, что мне глаза выжжет. Так что постоянно носил их, они из плексосплава, замечательные очки. Тогда же наводчик Витя Рогулин, он был маленький и щупленький, но в ватнике, поэтому застрял в люке. Я его головой ударил снизу, но он только ногами заболтал. А на днище лежали ящики, по приказу Сталина мы брали с собой боеприпасы сверх боевой укладки, я на них встал и головой выколотил Витю через люк. Дальше очумевшего от гари заряжающего туда же вытянул, потом уже выскочил сам. Командир танка раньше выскочил. Прыгнули мы в сторону и сразу же попали в вырытый неподалеку немецкий окоп. В танке горит все, уже начали трещать патроны. Немцы бегут мимо нас, прыгают через окоп. Я был вооружен пистолетом. Мне по должности был положен револьвер наган, но я нашел себе ТТ, и еще дополнительно у меня имелся трофейный немецкий парабеллум. А окоп был вырыт полного профиля, я несколько раз нажимал на курок — ничего не получается, потом глянул, «люстры» висели и было хорошо видно, оказалось, что боек выскочил, поэтому я не мог стрелять. Остальные члены экипажа в шоке сидели рядом со мной. Потом командир машины крикнул: «Агальцов, я бегу посмотреть танк!» А там уже вовсю трещат патроны, сейчас будет взрыв. Но все равно он выскочил, я следом за ним только начал подниматься из окопа, как в это время произошел взрыв – взорвалась боевая укладка. Грохот был такой, что его услышали те, кто находился на наших старых позициях за несколько километров. Я подбежал к телу командира, при взрыве башня от танка отлетела в его сторону, и думал, что младший лейтенант Евгений Полковников мертв. Почему он поднялся и пошел к танку? После каждого боя приходили специалисты и устанавливали причину, почему танк взорвался. Стоил ведь дорого. Подскочил к нему, все ярко, все высвечено, я не вооружен, немцы рядом бегут. Делал молниеносно, схватил командира за рукав шинели, дернул на себя, чтобы поднять, а у него рука оторвалась. Осколком перебило все, и она висела на лоскутах кожи. Женя был без сознания, тогда я его схватил, затащил в окоп, у него кровь прет, у нас на танке перед боем сидел санинструктор, но, как потом оказалось, танковый десант, как только раздались выстрелы, спрыгнул с танка и укрылся в воронке, в которой просидел все время, пока мы чокались с немцами. Я привалил Женю к стенке окопа, достал финку, которая у меня всегда с собой была, изрезал ватник, собрал вату, напихал в рану, после чего плечо к стене притулил, чтобы вата держалась. Потом, когда немцы уже перебежали через нас, я вызволил Полковникова, товарищи взвалили его на меня, и мы потащили командира назад на старые позиции, а нужно было пройти около километра, чтобы добраться до штаба батальона. Члены экипажа меняли меня и помогали нести командира, а он все время был без сознания. Потом нам кричат: «Стой! Кто идет?» Я узнал по голосу механика-водителя танка Павла Серенко, у которого машина сгорела в предыдущем бою и он нес караульную службу. Говорю ему: «Паша, это мы идем с раненым командиром». Я уже не мог больше разговаривать, сразу упал на землю, два моих товарища также были шокированы, подхватили меня, спустили в подвал, там находился командир батальона майор Белов, он подошел ко мне, посмотрел в глаза, оглянулся на моих ребят, я ему обрисовал обстановку, и комбат спрашивает: «Вы ранены?» А я уже ничего не соображал, потому что взрывной волной меня контузило, и не ответил. На этом разговор с Беловым окончился, немного погодя мы пришли в себя, нам дали выпить чуть-чуть спирту, а утром командир батальона приказал мне забрать тяжелораненого Полковникова, доставить его в наш медсанбат, расположенный в Цопоте.

Надо было пройти большое поле от Оливы до Цопота, достали каких-то немецких лошадей-тяжеловозов, запрягли, погрузили на повозку командира и еще несколько раненых, и тут немецкая артиллерия открыла огонь по позициям наших войск. Дело в том, что во время атаки наши танки просочились вперед, а здесь занимала позиции пехота, мы еще и раненых пехотинцев подобрали, у одного глаза были выбиты, он ослеп. Другой был ранен в голову, а дальше я уже не мог никого брать, потому что неподалеку взорвался артиллерийский снаряд с немецкого корабля и лошади в бок попал осколок, она буквально на глазах упала, мы ее выпрягли, пристрелили и дальше поехали. Потом вдруг выскакивает на пригорок наша полевая кухня на грузовике — это радость солдатская. И в это время начался интенсивный артогонь по нашим позициям. Немецкий флот стоял у берега, мы видели эти корабли, они во множестве стояли на рейде и били по нам. Тыловики перегрузили раненых к себе на «Студебеккер», лошадей мы бросили, кухня развернулась обратно, потому что уже невозможно было продвигаться дальше, мы спустились за холм, и отошли в Цопот. Привезли нас в медсанбат, но там побыли буквально неделю, потом пришел приказ мне возвращаться в батальон — в одном экипаже погиб механик-водитель, и командир роты приказал прибыть к ним на попутном транспорте. Принял другой танк. Внутри все было размазано, я вычищал кусочки мозга и кровь, открыл десантный люк, притащил ведро воды и вычищал. Выяснил, что механику-водителю снаряд попал в грудь, и его разорвало в клочья. Экипаж также был другой, здесь членов экипажа уже не помню, мы с ними дошли до залива Фришес-Хафф, там особенного ничего не сделали, подошли наши «Катюши» и дали залп по скопившейся у залива группировке противника. Врагов там всех похоронило, нашим танкам нечего было делать.

Отсюда нас завернули, и мы пошли строго в противоположном направлении — к городам Варен, Росток, Бад-Доберан. Особенно запомнился Росток. Там сильные были бои. Немцы ожидали, что за ними придут корабли и эвакуируют всех на остров Рюген, куда наши войска готовили десантную операцию. Там себя замечательно проявила наша артиллерия. Но особенных успехов добилась авиация. Мы наблюдали, как наши торпедоносцы и штурмовики атаковали и потопили немецкий линкор «Шлезиен». Мы наблюдали за боем в бинокли. Мы как раз на берегу стояли, хорошо было видно, как несколько авиационных полков атаковали его, все-таки сумели прорваться через противовоздушную оборону и попали ему в кормовую часть, после чего он затонул.

За день до потопления линкора, 3 мая 1945 года, мы встретились с англичанами. Встреча произошла на реке Висман у одноименного города. Мы вначале приняли их танки за немецкие. Дело в том, что у нас была договоренность о том, что мы должны нанести на танки 20-сантиметровой ширины белую полосу вокруг башни и такой же круг наверху как опознавательный знак, а англичане его почему-то не нанесли. Первые танки, которые мы увидели, показались излишне легкими для периода конца войны. Даже не поняли, что это за танки. Потом узнали, что повстречали «Валентайны» с 57-мм пушками, экипаж которых состоял из трех человек. Вначале их обстреляли, а потом на шоссе приземлился небольшой самолет, оказалось, что некоторые англичане воевали в частном порядке на своих собственных самолетах. Мы с опаской подошли поближе, думая, что это немец, но оказалось, что это англичанин, он показал свой флажок из кабины. Неподалеку, на счастье, оказался брошенный немецкий спиртовой завод, мы его быстренько там реализовали, установили столы на открытом воздухе, кто где устроился, и с союзниками произвели наше солдатское братание. Поднимали тосты за победу, а потом стали обменивать английские предметы на «зерку» — так они называли звездочки. Пошли солдатские базары по принципу «махнем не глядя». Руки закидывали за спину и менялись. Но я не увлекался, у меня не было трофеев, даже часы только одни, поэтому я не принимал участия в базарах.

Был май, Берлин пал и все со дня на день ожидали капитуляции Германии, но для нас финал войны был таков — стоим около танка, кто-то был уже навеселе, только что с ребятами отметили какой-то праздник. И в это время раздается команда: «К машинам!» Танки были выстроены в ряд, мы построились, появилась группа неизвестных нам офицеров, подошли к нам, командир машины и я представились, они все осмотрели, и спросили: «Как машина?» Доложили, что Т-34 в полной боевой готовности, и эти офицеры приказали нам к вечеру быть готовыми к маршу. Уже потом мы узнали о том, что совершили 700-километровый марш вдоль линии фронта западнее Берлина сначала на Познань, оттуда по имперскому шоссе по довольно-таки запутанным дорогам пошли на Берлин, отклонились налево, и только тут выяснилось, что нас бросили на Чехословакию, в Прагу. Там были рудные горы, и получилось, что немецкие войска генерала-фельдмаршала Фердинанда Шернера пытались прорваться, чтобы сдаться в плен к западным союзникам. На реке Эльбе уже стояли американцы, а нам враги не хотели сдаваться ни при каких обстоятельствах. Это были в основном эсесовские части, мы их не брали в плен, и они нас, гвардейцев, также никогда не щадили. Мы оседлали эти рудные горы, поставили хороший заслон, и первыми немцы пустили власовцев. Кстати, враги даже начали драчку друг с другом, кто должен прорваться первыми. Предатели находились в страхе того, что их накроют, а эсесовцы страшились, что их перебьют на месте. Мы отбили все атаки, они никак не могли прорваться, поэтому были практически обречены. Проходы в горах были очень узкие, вокруг горы, мы их хорошенько угостили свинцом. Так мы встретили Победу».

(По материалам сайта «Я помню». Литературная запись Ю. Трифонова)

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе