«Когда ввяжешься в бой, никакого волнения
Утром собрались домой, рассчитаться же надо, я достал купюру 100 марок. Он сразу руками машет: «Nicht good, Nicht good». Думаю: «Вот свинья, 100 марок даю, а ему мало». Достает он маленький листочек бумаги, и мелким почерком карандашиком пишет, перечисляет наименования. Написал он, наверное, с десяток названий, за что сколько причитается. Вот думаю, нахал. Показывает он на лампочку, сколько сгорело электроэнергии, и сколько он израсходовал на нас, показывает на постель, сколько стоит стирка белья, показывает в окно - мотоцикл стоит, я глянул, он чистенький, вымытый и заправленный бензином, и так далее. В общей сложности он насчитал 22 марки и несколько пфенингов. Я на него так смотрю, взял он 100 марок и ушел, приходит, отдает 70 с чем-то марок.
Другого немца, где мы были на постое, было несколько деревьев черешни, захотелось нам черешни, я у него спрашиваю: «Нам бы ведро черешни». Немец сказал, что если будете сами собирать, то одна цена, если я буду собирать – другая. И говорит: «Вот на этом дереве два ведра, на этом полтора». Он знает, сколько на каждом дереве черешни.
Когда шли к Бранденбургу, вдоль шоссе были насажены деревца черешни, они в цвету были все, красивые ухоженные шапки. Через некоторое время, я ехал по этой дороге на мотоцикле, от этих деревьев остались одни пеньки, макушек нет. Когда пошли наши части, а шли они на студебеккерах, он прижимается бортом к черешне, топориком подрубили макушку, и поехали дальше, а по дороге ее общипывают. И такое было.
Хоть у меня по немецкому двойка была все время, но, когда я стал с немцами общаться, у меня в памяти стали восстанавливаться слова. Одному немцу я заказал сшить сапоги, он снял мерку, и говорит, что такого числа, в 12-00 будут готовы. Я пришел на день раньше, он, нет, говорит, не готово. Пришел я на следующий день, но на полчаса раньше. Смотрю, он сидит, шьет мои сапоги, и ровно в 12 он их закончил и отдал.
Бой закончился, немцы выходят и тут же убирают мусор, через несколько часов тротуары чистые, дом стоит разрушенный, но никакого мусора, щебня, ни на дороге, ни на тротуаре нет. Ведро, швабра, вода с мылом, стоит женщина и моет тротуар, а потом водой смыла и все.
В Бранденбурге я был в домах, где живут рабочие завода «Опель», там в свое время были сборочные цеха, туда свозили комплектующие и собирали машины. Первый 401 «Москвич», «Победа» это же «Опель Капитан». Наши вывозили оборудование с этого завода, трактор такой как «Беларусь», к нему цепляли лист железа с палец толщиной, на него ставили станок, и через весь город тащили на станцию, ка там солдаты грузили на платформы. Видел, как в Преемнице демонтировали завод по производству искусственного шелка из каменного угля. Это был единственный в Европе такой комбинат. Когда вернулся домой, то прочитал в газете «Известия», что где-то под Тулой впервые в России из каменного угля производится искусственный шелк.
В квартиру рабочего заходишь, сразу кухня, метров 12-15, ни прихожих, ничего. На кухне готовят и проводят время. И три маленькие комнаты метров по 9, одна кровать и все. Дома двух этажные на восемь квартир, друг от друга дома стояли на расстоянии 50 метров. За домом на эти восемь квартир были участки сотки по четыре. Пришел с работы отдохнул, и здесь у него и садик и огород.
Когда в конце лета уходили из Германии, то шли через Берлин. Головные части корпуса выходили из Берлина, то тыловые только входили. Песня «Едут, едут по Берлину наши казаки» это про наш корпус.
(По материалам сайта «Я помню». Литературная обработка А. Чунихина)
