«За войну я сбил девять самолетов»

Из личного архива Василия Потаповича Ламбуцкого

Воспоминания летчика-истребителя Василия Потаповича Ламбуцкого

23 апреля, 2015 21:00

3 мин

После боев за Днепр нашу 105-ю дивизию перебросили на юг, и мы ходили на Сиваш, сопровождали и прикрывали штурмовики, которые бомбили Перекопский перевал.

А после освобождения Крыма нас перебросили на Львовское направление. И вот был случай, наше звено, 4 самолета, вылетело, а тут немцы появились, и мой ведущий, капитан Громов Валентин Михайлович говорит: «Я беру левого, а ты бери среднего, (их 4 шло) снизу атакуй, так как сверху у них стрелок. Они очень метко стреляют». Высота 2 тысячи. Они идут где-то на высоте полторы-тысячу восемьсот. Разгоняешься снижением, потом в наборе высоты прицеливаешься, жмешь на пушку и на пулеметы и видишь даже, куда попадаешь. Вот там я сбил свой первый самолет Ю-88. Всего я за войну сбил 9 самолетов. Были там и 87-е, было и два Мессершмитта-109, один был Фокке-вульф.

Ведомым у Громова я был месяца три, а потом меня назначили старшим летчиком и дали ведомого, Ивана Карповича Зануда, ему 30 лет было, а мне еще и 20-ти нет. Он был когда-то кавалеристом, а потом, когда кавалерия исчезла в Красной Армии, его в течение одного года переучили, сделали из него летчика, но летал он слабовато. Сколько я с ним намучился: «Держи дистанцию! Держи дистанцию! Держи интервал!» А во время боев за Львов он погиб. Он прозевал Мессершмитт, тот снизу зашел и атаковал его, хотя боя особенного не было. Самолет загорелся, и он его не покинул. Потом туда посылали машину, полуторка ездила. Ездил один инженер и солдаты. Там его и похоронили, на месте падения.

Над Львовом я сбил Ю-88Р, это разведчик немецкий.

Когда меня подняли, я быстро набрал высоту, а мой ведомый летчик говорит: «У меня мотор сильно греется, я ухожу». Ушел и я остался один. Ну, я передаю, что второй ушел. Говорю: «Я один». Мне с земли и говорят: «Возьми курс такой, потом такой, потом смотри внимательно — цель впереди, он разворачивается». И я действительно увидел — разворачивается влево самолет, он, наверное, фотографировал передний край.

Он разворачивается там, а я был где-то метров на 300-500 ниже его. Я, значит, с набором высоты, тоже медленно разворачиваюсь, и получилось так, что когда он развернулся и шел с обратным курсом, я оказался под ним. Я освобождаю винт, на малый шаг перевожу, вооружение у меня было все включено.

Я вижу — он разворачивается и думаю, что я его перехвачу, а он развернулся, видел меня он или не видел, не знаю, и идет обратным курсом, а я опять оказался под ним, метров 300. Ну, как? Надо же его сбить. Он же уйдет. Я убираю газ, немножко отстаю. Он впереди. Потом облегчаю винт, полный газ, и начинаю сзади снизу подходить к нему. Он наверняка меня не видел. Прицеливаюсь хорошо, беру упреждение, нажимаю на пушку ШВАК и на БСы. Даю длинную очередь. Мой самолет дрогнул и свалился. А у меня так как-то аж сердце сразу… думаю: «Уйдет, сволочь!» Пока я толкал ручку, пока выводил самолет, я потерял 1000 метров. Потом смотрю, он с маленьким креном идет со снижением, но не горит. Я понять ничего не могу.

Я, конечно, даю полный газ, набираю потерянную высоту, нагоняю скорость, подзадираю самолет, даю длинную очередь. И он как будто остановился. Мне так показалось, как будто он остановился. Потом левый крен и пошел, пошел. Думаю: «Уйдет, сволочь!» И я понял, что он падает только тогда, когда у него спираль все круче и круче стала и тут у меня сработала сирена, скорость велика. Думаю: «Не может быть, чтоб он с такой скоростью снижался». Только тогда я понял, что он падает. Он так с левым креном шел-шел, нос опускал-опускал и так с левым креном врезался в землю. Самолет никто не покинул, они, видно, погибли в самолете. Очередь прошлась по экипажу.

После гибели Зануды мне дали нового ведомого — Васю Фурманова, с ним мы брали Львов, Перемышль и дошли с ним вместе до Бреслау, аэродром был — городок Бриг, в 60 километров от Бреслау. Большой аэродром, бетонированный. Когда-то там было у немцев летное училище, летчики там комфортно жили. Ну, и мы поселились в немецкие казармы. Там, под Бреслау, я и закончил войну. Войска пошли дальше, уже бои начались за Берлин, а мы стояли в этом Бриге и прикрывали пути снабжения войск, шоссейные дороги, железные дороги. Там эшелоны идут, везут подкрепление, оружие, боеприпасы, а наша задача была прикрыть дороги от ударов немецких самолетов.

Каждое утро — построение и командир полка дает задание каждой эскадрилье, каждой паре истребителей или звену истребителей, что вы вот то делаете, вы будете сопровождать Ил-2, которые будут выходить на передний край, а вы, значит, будете патрулировать какие-то дороги и тому подобное.

Там меня сбили. Мы шли четверкой, прикрывали железную дорогу, а тут четверка истребителей Мессершмиттов. Откуда они взялись? Мы их прозевали, и они сбили два наших самолета. И ушли безнаказанно. Ну, я садился на брюхо, а второй летчик, Коля Зайцев, ему пришлось прыгать. Он потом рассказывал, что покинул самолет на высоте 300 метров, только парашют раскрылся — и земля.

В Бриге мы встретили Победу, только и после нее еще дрались с немцами.

Там была окружена большая группировка, тысяч 220 немецких войск и оттуда немцы пытались прорваться. Я со своим ведомым, Васей Фурмановым, ходил в определенном круге. Наша задача была — не впускать и не выпускать немецкие самолеты сюда, потому что очень много было тайных таких аэродромов, которые войска наши и не занимали. И там стояли самолеты, и оттуда они взлетали и улетали на запад, чтоб сдаться французам, англичанам. Потому что они очень боялись Красной Армии.

В День Победы кричали «Ура!», стреляли, выпивали… А окруженные группировки не сдаются. Они просто не получили сверху команды сдаться или еще что-то, и они сопротивлялись. И ребята гибли и 14, и 15 мая.

Ну, как-то я, со своим Васей Фурмановым, пришел на участок, который дали. Высота 2000 метров. Участок всего был маленький — 10 километров. Туда — обратно, туда — обратно. Топлива оставалось где-то минут на 20-25, нам надо уходить. И вдруг Вася Фурманов мне говорит: «Командир, смотри, вон, снизу, справа Ю-52 идет и на прицепе у него планер грузовой!». «Где?». Ну, я, раз смотрю — действительно, ниже нас метров на 500-600 Ю-52 идет, и на длинном тросе тянет планер грузовой. Докладываю об этом на командный пункт. Мне отвечают: «Предложить сесть!» Я говорю: «Как предлагать?» «Ну, выйди вперед, покачай, и показывай, мол, снижайся, садись. Я своему Васе: «Слышал, что приказали?» «Слышал. Смешно», — отвечает. Я: «Ничего смешного нет, приказ есть приказ». Выхожу впереди его, а он ниже нас шел, на большой скорости. Помахал вот так и показываю — на снижение. А он продолжает набирать высоту. Еще раз захожу. Не слушает. Я передаю: «Он не выполняет никакие команды! А когда я поравнялся с ним, то из иллюминаторов из личного оружия стреляют все, кто может. Что с ним делать?» «А, ну так? Жги его!» Точная команда. «Жги!» — я говорю Васе Фурманову. Он отвечает: «Понял».

Я зашел слева, Вася справа, рубанули. Самолет загорелся. Но, вместо того, чтобы снижаться, продолжает идти. Я передаю: «Горит! Никто не покидает самолет». «Ну, это их дело!» В самолете две двери — передняя и задняя. Смотрю, открывается одна дверь, другая. Выходит офицер, стреляет себе в висок и падает. Я говорю: «Они выходят в дверь, стреляются и падают вниз!» — «Туда им и дорога!» Потом некоторые выходят, не стреляются, ничего, просто падают. Короче, 37 трупов офицеров было в Ю-52…

(По материалам сайта «Я помню»)

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе