«За переправу через Дунай солдат наградили швейцарскими часами»

Советские саперы переправляют танки через Дунай. Фото: waralbum.ru

Воспоминания сапера Сергея Николаевича Осипова

Елена Коваленко

25 апреля, 2015 00:00

5 мин

После Крымской операции меня назначили командиром 107-го отдельного моторизированного понтонно-мостового батальона. Моим общим заместителем стал грузин Левон Давыдович Гоглидзе, а заместителем по технической части: армянин Вазген Шанович Джамагорцян, которого я уважительно называл «кацо». А вот заместителем по политчасти стал Иван Васильевич Панчук, с которым мы долгое время воевали бок о бок. Познакомились с ним еще тогда, когда меня назначили заместителем командира понтонной роты, а он был тогда общим заместителем командира нашей роты. Он был на восемнадцать лет старше меня, и его сильно задело в разговорах, что я с ним спорю по многим вопросам. Но он был из политработников, а меня учили в военно-инженерном училище. Так что мы с ним все время спорили, до ругани не доходило, но как-то это все вносило напряжение во взаимоотношения. Помог сдружиться случай. Я решил подшутить над Иваном Васильевичем, и когда мы заняли после немцев один блиндаж, я рассказал ему, что у врага появились новые мины, которые реагируют и взрываются при пересечении полоски света. Причем, когда ты заходишь в блиндаж, то все нормально, взрыватель срабатывает при выходе. И драматическим шепотом говорю: «По-моему, такая мина установлена у входа в наш блиндаж». А там действительно была полоска света. Теперь важно, кто выйдет первым, и он уперся, что я выходил. Препирались какое-то время, и я сказал, что раз он такой трусливый, то я первым пойду. И вышел. Он ринулся за мной. Потом долго смеялись над этим случаям, и как-то сблизились. Дружили после войны крепчайшим образом. Он был человеком оригинальным, всегда со своим мнением.

Сергей Осипов. Фото из личного архива

Мы переправились в молдавский город Рыбница. Выполняли задачи на Днестре. Трудностей больших не было, тем более, что вскоре Румыния перешла на сторону союзников. Переправы обеспечивали достаточно удачно. А дальше произошла интереснейшая история. Нам была поставлена задача повернуть через Карпаты на Бухарест, а я со взводом разведки и зенитно-пулеметным взводом самостоятельно отступил от маршрута движения и ринулся в Джурджу, на Дунай. А по пути следования располагался болгарский город Рущук на противоположном берегу реки. Когда мы туда добрались, я и два взвода, там плавало восемнадцать пароходов и сотни барж. Все разных стран. Мы стали сигналами приказывать судам пришвартоваться к берегу. Одна из самоходных барж, румынская «Быстрица», решила послушаться и подплыла к пристани. Ею руководил молодой и энергичный капитан, который спрыгнул на землю и стал интересоваться, кто я такой. Отвечаю: «Вы знаете что, это мы должны спросить вас, кто вы такие?» и засмеялся.

Ко мне подошли солдаты, я приказал ему взять нас на борт и переправить на тот берег. Решил с зенитно-пулеметным взводом это сделать. Переправились, никаких выстрелов, ничего нет, суда спокойно плавают на воде. Со мной в качестве переводчика был сержант-еврей, которого я называл «вундеркинд» за то, что он свободно разговаривал на нескольких языках. Сошел на берег, он переводил мне плакаты, которые были установлены на рокадных дорогах, идущих от берега. Там было написано: «Да здравствует Советский Союз! Да здравствует Красная Армия!» И я увидел, что по всем дорогам стоят такие надписи. А рядом с побережьем лежат металлические понтоны: это крупповский понтонный парк, целое сооружение для двух полос, которое выдерживает 100 тонн веса. Я сразу же обратно переправился, выдал машину разведчику Пузенкину, и приказал срочно ехать к Александру Давыдовичу Цирлину, бывшему моему начальнику училища, а ныне начальнику инженерных войск 2-го Украинского фронта. Одновременно звоню по телефону комбригу генерал-майору Сергею Сергеевичу Тюлеву. Докладываю ему, что надо принимать решение о реквизиции крупповского понтонного парка. Тот отвечает, что он не имеет права принимать подобное решение, нужно разрешение болгарского правительства.

Возвратился на тот берег, набрал кого-то через местную власть, разговаривал с большим начальником, представился, а он перенаправил меня на председателя болгарского правительства. Мне надо было записать, с кем я говорил в итоге, но не стояла такая задача. Председатель правительства дал команду своему полковнику, чтобы он нам все передал. И этот крупповский парк оказался в ведении бригады. В итоге мы организовали по всему Дунаю прекрасную переправу для войск на этих понтонах Круппа и на баржах, и порядное время ее обслуживали. К тому времени прибыл лично Цирлин, который приказал мне: «Мы будем переправлять три стрелковых корпуса». Я удивился, зачем такие большие войска, ведь там нет никакого противника. Тогда Александр Давыдович объяснил, что это сейчас там никого нет, но если не появимся мы, то переправятся союзники и возьмут под контроль Балканы. Так что мы переправили туда три корпуса. Мне за эту операцию вручили орден Суворова III-й степени.

Потом стали наступать по Венгрии. Тяжелые были бои, но благодаря трофейному понтонному парку, мы в рекордно короткий срок переправили через Дунай войска 2-го гвардейского Николаевского Краснознаменного механизированного корпуса. Он соревновался с 4-м гвардейским механизированным Сталинградским Краснознаменным, орденов Суворова и Кутузова корпусом, которым командовал генерал-лейтенант танковых войск Владимир Иванович Жданов, кто первым прорвется к Будапешту. Первым по графику шел 2-й корпус, мы его благополучно переправили, но тут наш мост снесло. И комкор Жданов тогда сильно забеспокоился, вызвал меня по телефону, сказал: «Ну придумайте, что же сделать, я вам все, что угодно организую, только сделайте так, чтобы наши танки срочно переправили». У них уже несколько танков на том берегу, и я договорился, что мы к танкам перебросим трос, подтянем понтоны, и будете быстро переправляться. Все так сделали, и спокойно восстановили понтонный мост. На следующий день после переправы Жданов возвращается в расположение батальона, я не ожидал от него такого: он привез мешок швейцарских часов. Сказочное богатство по тем временам. Приказал построить всех солдат батальона, и каждому лично вручил швейцарские часы.

Советские солдаты во время переправки через Дунай.

Советские солдаты во время переправки через Дунай. Фото: waralbum.ru

После этой операции мы двинулись на Кечкемет и Будапешт. Держали на Дунае переправы. В любых условиях, какую бы должность я ни занимал, позволял себе спорить с начальством, если был уверен в своей позиции. Подошли мы в ноябре 1944-го к Дунаю в районе сел Эчер под Будапештом. Все залито водой возле дамбы. И дальше произошел неприятный инцидент. Если бы мои начальником был не Цирлин, а более горячий командир, то я бы с вами сейчас не разговаривал. Что там случилось? Мы подошли к реке, сделали артподготовку, авиация налетела на позиции противника, и пришло время «Ч»: момент отправки первого рейса саперов и понтонеров со своего берега. Обстрел закончился, но я чувствую, что отдавать приказ о переправе нельзя, потому что оборона противника не подавлена, пулеметные точки продолжают вести интенсивный огонь. Звонит Цирлин, он находился в четырех километрах в тылу, связь проводная, мой связист ее держит. Спрашивает, послали ли рейс. Я отвечаю, что нет, потому что очень сильный огонь с вражеского берега. Александр Давыдович кричит в рубку: «Как это так! Немедленно послать разведку!» И тут перебой в связи. Я никого не посылаю, он звонит через минуту, снова спрашивает, опять отвечаю, что не отправил. Цирлин возмущается, и кричит в трубку: «Что вы делаете, я приказываю немедленно отправить!» Рапортую: «Отправлять нельзя, люди погибнут, задача не будет выполнена». Снова минуты четыре или пять не было с ним связи. Только восстановили линию, Цирлин звонит и спрашивает: «Что вы предлагаете делать?» Отвечаю, что нужно непосредственно по противоположному берегу дать артналет и направить авиацию. После этого можно будет переправляться, иначе невозможно. Короче говоря, выполнили мою просьбу, дали беглый налет по берегу. Только тогда я приказал начать переправу, которая прошла удачно. А у меня был катерист Вахарловский, ему шапку в первом разведывательном рейсе пробило пулями, зато голова осталась цела. Но мне и медали не дали. И не наградили правильно: за непослушание. Зато не расстреляли. Вообще, тот артобстрел и минометный огонь, на котором я настоял, был предназначен для работы в глубине обороны противника, а все боекомплекты был истрачены в подготовке для переправы. Но у меня тогда в голове даже и мысли не было, что должны дать награду, думал только о том, чтобы не попало. Зато в декабре 1944 года за поддержание переправы для 24-й истребительной противотанковой артиллерийской бригады мне вручили орден Отечественной войны I-й степени.

Дальше было сплошное наступление. Мы подошли к словацким речкам Грон, Нитра и Морава. Надо их форсировать. Организовали переправы. И здесь ранило одного из ротных командиров. Нашу колонну обстрелял танк противника, в котором, по всей видимости, засел сумасшедший немец, счастье только, что после нескольких выстрелов он повернулся и ушел с берега. Затем прямо на дорогу сел самолет с Цирлиным, который приказал нам наступать на Брно. Поехал вперед на легковом автомобиле вместе с женой. Дорога была интересная: она шла вровень с местностью, по обочинам асфальта не имелось канав, сразу же шли поля. И какой-то немец начал нас обстреливать. Сзади ехали солдаты на грузовиках, они спрыгнули, словили врага, тот до последнего отстреливался, так что его забили насмерть прикладами со злости. Что его заставляло сражаться? Сдался бы в плен, да и все, а он решил драться до последнего.

Объехав реку Свитава, мы приехали в Брно, и здесь командир мостовой роты Заграйский чуть было не сделал фатальную ошибку. Я приказал ему возвращаться в тыл, потому что большая техника была не нужна, мост немцы сохранили в целости и сохранности. Он поехал, но так как река делала в этом месте крюк, то комроты перепутал дорогу, им вместо нашего моста заехал на немецкую территорию. Но немцы их не раскусили, не тронули, те спохватились и повернули обратно, их начали обстреливать только тогда, когда последняя машина уже обратно уходила. Так что мы всем батальоном собрались в Брно в ночь с 8-го на 9-е мая. Легли спать, утром на следующий день началась страшенная стрельба из автоматов и пулеметов. Все вверх били. Я соскочил с походной койки, по тревоге поднимаю батальон, думаю, что немцы прорвались. Сам выезжаю на дорогу, а там один мотоциклист в горку въезжает, остановился на самом верху, поднял автомат и стреляет. И я понял, что война кончилась. Вот так я встретил Победу. Но большого праздника не получилось, потому что все солдаты находились в машинах на боевом дежурстве, спали прямо в понтонах. Понтонно-мостовой батальон всегда должен быть в боевой готовности. В то время и в голове не стояло, чтобы торжество организовывать.

(По материалам сайта «Я помню». Литературная обработка Ю. Трифонова)

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе