«Мы рвались на фронт, как могли»

Анатолий Яковлевич Медведь. Фото: Екатерина Дроженко/ «Русская планета»

Ялтинские ветераны о трагических и счастливых днях Великой Отечественной войны

Екатерина Дроженко

1 мая, 2015 00:00

15 мин

Воспоминания каждого участника Великой Отечественной войны по-своему интересны и являются исторической ценностью для последующих поколений. Как уходили на фронт, с какими трудностями и опасностями приходилось порой сталкиваться и где встречали Победу, обо всем этом и о многих других событиях из своей жизни ялтинские ветераны рассказали в интервью корреспонденту «Русской планеты».

Виль Георгиевич Сарычев — удивительный человек. За свою жизнь он занимался планеризмом, мотоспортом, играл в оркестре, прыгал на лыжах с трамплина. Был старшим тренером и чемпионом Союза. Работал два года на местном телевидении, занимался детскими передачами. Снимался в советских фильмах в роли каскадера. Уходил в дальнее плавание на яхте, где был в Италии, Болгарии, Турции около семидесяти раз. Являлся директором самой крупной в СССР спортивной парусной школы и был президентом парусной федерации в Ялте. На фронте служил командиром Гвардейской 120-мм батареи. Виль Георгиевич родился 19 июля 1924 года в городе Анапа. Позже проживал в Ленинграде. Мать перенесла всю блокаду, работая заместителем председателя исполкома по обслуживанию инвалидов и военных. Отец воевал на фронте в ополчении. Ветеран рассказывает, что до войны у отца вырезали две трети желудка и решили, что он не способен воевать. Но он дошел до Берлина.

Виль Сарычев со своей супругой Людмилой Петровной

Виль Сарычев со своей супругой Людмилой Петровной. Фото: Екатерина Дроженко/ «Русская планета»

– Как попали на фронт?

– В июле 1942 года меня мобилизовали. Я попал в Краснодарское пулеметно-минометное училище. Там меня назначили командиром отделения, поскольку я грамотный был, такой ленинградский парень, много читал. В подчинении у меня было семь человек. С ними нам и пришлось отступать, когда немцы начали бомбить северный Кавказ. Шли мы по кубанским степям, отступали через главный Кавказский хребет. Нас беспрерывно атаковали немецкие истребители-штурмовики. Отбивались от них камнями. Нас там погибло очень много, и хоронить не успевали, потому что все время шли. Мы очень голодали, потому что нас никто не содержал. Однажды мы поймали двух баранов в предгорье Кавказа, положили их, а резать нечем. У нас ни винтовки, ни пистолетов не было, даже ножа. Находили острые камни и вспарывали ими. Ели сырое мясо, так как костры разводить нельзя было. Тяжело. Но мысли такой, что нас победят, никогда не было. Вот загонят нас в Сибирь, и мы будем грызть им (фашистам. — Примеч. авт.) глотки, чем угодно их убивать, но только подчиняться им не будем никогда. Поэтому и победили. Дошли мы до Сухуми, где нас погрузили в вагоны и повезли в Ереван. Там я несколько месяцев учился, а потом меня отправили на фронт.

Я даже немцев жалею. Зимой берем село. Лежит немец, примерно с меня ростом и весь абсолютно голый. Вот я на него посмотрел: только что их убивал, мне жалко стало! Ну что он пришел сюда, ему жить и жить, что ему надо тут? Послали их, и все.

На фронт Виль Георгиевич попал в январе 1944 года. Воевал в составе 3-го Украинского фронта, был командиром артиллерии. Прошел через Луганск, Кривой Рог, Петрозаводск, Одессу, Измаил, Румынию и Болгарию. Часть стояла целый год в Бургасе, по словам ветерана, болгары их обожали.

– Я вернулся в Болгарию на яхте в восьмидесятых годах. Встречались со стариками, они все помнят. А молодежь говорит, зачем нас надо было освобождать. Не принимали нас молодые. Уже пошла такая переоценка, на основе пропаганды.

Ветеран замолкает и задумывается. Чуть погодя он рассказывает фронтовую историю, о том, как нашел своего земляка.

– Спускаюсь я как-то в землянку, смотрю, сидит паренек, пишет письмо домой. Как только я зашел, он сразу вскакивает, видя офицера. Самое первое, что интересует людей: «Откуда Вы?» — земляков ищут. Я говорю: «Из Ленинграда». Парень, который лежал на второй полке, сваливается и бежит ко мне радостный. Потом, когда мы сблизились, он со мной поделился: «Я хотел тебя обнять, поцеловать, но постеснялся, как ты это воспримешь. Ты офицер, а я сержант». Как оказалось, потом, он жил недалеко от дома наших друзей в Ленинграде. Я описал его дом и удивил его. Вот так встретились.

– Какая награда для вас самая дорогая?

– Самый значимый для меня Орден Отечественной войны. Но награды все для меня дороги. Не только я их заслужил. Что-то произошло на фронте в нашу пользу, и командир подавал на нас наградные. Кто-то лучше себя проявил, кто-то хуже. Был у меня командир, который любил выпить, а я не пил, поэтому он ко мне не питал симпатию. Он говорил: «Пока мы с тобой воюем, ты не получишь ни одной вшивой медали». А я отвечал, что не за медали воюю. И вот, проходит у нас награждение. Командир вызывает своего писаря Мещерякова и шепчет ему на ухо: «Сволочь, совести не имеешь, второй орден Сарычев получает». Мы все это, конечно, слышали. Писарь этот, когда командир выпивал, тут же ему на подпись наградные подсовывал. Вот такой сообразительный был. А еще у меня мама сообразительная была. Я ведь в институт с восьми классами поступил. Мама подсказала очень хороший способ. Понадобилась справка об окончании восьми классов, хлорка и новое перо. Весь секрет в хлорке, которую я посыпал в то место, где был написан мой класс. Через неделю я удивился тому, как исчезла восьмерка.

– Расскажите о последнем месяце войны?

– В это время я был на курсах переподготовки. Там были казармы болгарских артиллерийских войск. Мы делили пополам эти казармы с болгарами. С ними же любили шутить. Помню, командиры их выстраивают на плацу и здороваются, а солдаты им в ответ: «Здравия желаем, господин подпоручик!» А мы в здании напротив были и кричим: «Русские пропили всю получку!» Все хохотали. 9 мая мы встретили там же, в казармах. В это время мы занимались, рисовали схемы, как вести стрельбу. И вдруг дежурный бежит и орет: «Ребята! Ура! Победа, война закончилась!» Праздновали все, конечно, по русскому обычаю. Я водку не пил, а тут напился. А утром нас выстроили и спрашивают: «Кто вчера пил? Предупреждали всех, не больше сто грамм». А один лейтенант ответил: «Вы же не уточнили, сколько раз пить по сто грамм». Все смеялись, и никого не наказали. Потом были приемы. Отмечали мы в громадном ресторане «Болгария», похожем на театр.

– Как вы относитесь к войне на Донбассе?

– Даже с фашистами сравнить, и то нельзя. Это хуже фашистов. Сами своих убивают, ни за что. Ведь те-то шли, хотели уничтожить коммунизм, будущий, так сказать, и вообще, богатства колоссальные у России отобрать. А тут люди захотели жить, как они хотят, провести референдум, ведь по Конституции Украины им это разрешено. В итоге началась страшная и беспощадная братоубийственная война.

Анатолий Яковлевич Медведь считает себя счастливчиком, оставшимся живым после войны. В следующем году ему исполняется 90 лет. Родился в Херсонской области, в городе Бериславск. Когда Анатолию Яковлевичу было пять лет, начался голод. С младшей сестрой они были дистрофиками. Мать работала в пункте по сортировке хлопка. Дети навещали ее, им удавалось выносить зернышки, которые потом дома жарили и ели. По словам ветерана, это в какой-то степени спасло его семью от голода.

Советские солдаты атакуют позиции противника

Советские солдаты атакуют позиции противника. Брянский фронт, июль 1942 г./ Военный альбом / http://waralbum.ru

– Расскажите о вашем воспитании?

– Нас воспитывали так, чтобы мы стали настоящими патриотами. Потом мы рвались на фронт, как только могли. Когда в 1941 году началась война, в нашей школе директор собрал всех учащихся и родителей на митинге. Два десятых класса, девочки и мальчики, вместе с директором ушли на фронт. Призыв в армию был с двадцати лет, но они хотели принять участие. Вот как был воспитан народ. Советская власть серьезно взялась за воспитание молодежи. К четырнадцати годам я уже имел ГТО (готов к труду и обороне. — Примеч. авт.) и ГСО (готов к санитарной обороне. — Примеч. авт.), а в 16 лет я уже носил военную амуницию в тридцать с лишним килограмм. Сейчас девочки-мальчики этого возраста даже вопросов не задают о войне. Когда я с ними беседовал, они не интересовались, как все было. Путин взялся за возрождение патриотизма, и это не может не радовать.

– Как вы попали на фронт?

– В Харькове я был в оккупации два с половиной года. Немцы нас ловили и отправляли на каторжные работы. Мне пришлось прятаться, но меня нашли и отправили в концлагерь в Николаеве. Там я пробыл месяц, откуда потом мне удалось сбежать. Я вернулся в Харьков, разыскал свою семью, мама работала в инвалидном доме. На удивление, немцы сохранили его, такой гуманный поступок совершили. Все мы ждали прихода наших войск, и они пришли. Я сразу хотел идти дальше с ними и сказал: «Мамуля, я дал обет, что я должен с нашими войсками уйти на фронт». Мне еще 16 лет не было. На фронт я попал, обманув нашу советскую родину — приписал себе год, чтобы попасть в действующую армию. Мне говорили: «Да кому ты нужен, ты же заморыш настоящий, какой из тебя солдат». Но мне все-таки удалось поступить в истребительный батальон. Мы охраняли объекты, вылавливали фашистов и предателей. В течение месяца я вынашивал мысль, как же мне попасть в действующую армию. Я взял свое свидетельство и коряво исправил там двадцать седьмой год на двадцать шестой. И по такой простоте душевной я пошел на призывную комиссию, где мне сказали ждать повестку. 27 марта 1944 года я стал воином Советской армии.

Анатолий Яковлевич попал в команду для пополнения поредевших частей, так называемые маршевые роты, которые погружали в вагоны и везли ближе к фронту. Вместе со своим полком, который называли Кишиневским, Анатолий Медведь освободил часть Украины, Румынию, Венгрию, Австрию. Ветеран рассказывает, что был минометчиком и очень полюбил свое оружие. Называли его любовно «самовар», так как изготавливались они в Тульской области.

– Я являлся участником жесточайшей битвы ВОВ — Будапештской битвы. Более жестоких битв за границей по освобождению не было. В Будапеште находилась немецкая группировка армии «Юг». Бои длились на протяжении пятидесяти дней. Мы очень много уничтожили техники и живой силы из «минометов-самоваров». Будапешт взяли, и пошла вторая волна нападения. Чтобы как-то спасти эту войну, была задействована танковая армия Дитриха и Гудериана, 11 дивизий. На один километр приходилось 100 танков. Там была мясорубка. Но наши войска смогли ликвидировать всю группировку противника и полностью освободить город.

– Что вы делали в последний месяц войны?

– В это время мы освобождали Вену. Взяли за десять дней уличных боев. Оставался один опорный пункт противника, его нужно было освободить. Это был последний день штурма. Нашлись пять добровольцев, среди которых был и я. Командир нашей группы был настоящий фронтовик. Он взял сутки для изучения обстановки, как пробраться туда, чтобы немцев застать врасплох. Решили действовать с тыла. Когда мы были готовы, наши основные силы сделали видимость наступления. Немцы так увлеклись боем, что не заметили, как мы проскочили улицу. Мы были завешаны гранатами, автоматами и патронами. Бежали во двор к подъезду дома. Вдруг из этого подъезда к нам выходит австриец и показывает запасной ход на верхние этажи. Так он нам помог. И мы, начиная со второго этажа, бежим по коридору, открываем двери и закидываем немцев гранатами, а потом стреляем в них. Немцы были так увлечены стрельбой по тем нашим, которые имитировали, что не успели спохватиться. И так мы делали вплоть до четвертого этажа. Когда остался один всего лишь снайпер, его наш командир стащил и говорит: «Ну на цьогомы кули тратить не будемо!» — и сбросил его вниз. Никто из наших не был ранен, все остались целы. Когда мы вышли из дома, нам навстречу шел командир полка, он пожал руки и поблагодарил нас. Нам сразу же вручили награды. Я получил орден Красной звезды.

Медаль «За отвагу» — самая дорогая для Анатолия Яковлевича. Получил он ее за проявленный героизм при освобождении венгерского города Секешфехервар. В 2013 году поисковики из Малой академии наук нашли наградной лист, который не дошел до главной инстанции. Теперь оригинал листа находится в личном архиве ветерана.

– Я ведь совсем еще не вырос, а столько боев пережил. Был такой же заморыш, медвежонком меня дразнили. Иногда даже побить хотели: «Чего ты прешься?!» Я выполнял свой долг честно и добросовестно.

– Как встретили 9 мая 1945 года?

– Мы разместились тогда в небольшом городке, в восьмидесяти километрах от Вены. Помню, я и еще несколько ребят зашли в какой-то пустой дом, там на шкафу стоял приемник. Один парень взял его и начал крутить. Мы услышали словацкий язык, я ничего не разобрал, а паренек один говорит: «Все. Капитуляция, войне конец!» Мы выскочили и начали всем кричать, что немцы капитулировали. Офицер и командир полка начали возмущаться: «Вы что тут разводите панику. Какая капитуляция?! Хотите под трибунал?!» В это время над нами пролетели немецкие самолеты «Мессершмитт». Мы тут же попрятались, а они пролетели над нами и помахали крыльями, не стреляли. И тут мы воспрянули духом и подумали, что действительно конец войне, раз немцы нас так поприветствовали. Через несколько минут из штаба дивизии по рации передали, что немцы сдаются и война закончилась.

Позже солдат повезли на встречу с американцами, которые должны были вернуть промышленный городок в зоне оккупации наших войск. Советские и американские солдаты встретились через три дня возле небольшого канала. Советское командование приехало на лимузинах, в парадной форме, а американцы были в однотипной форме. Невозможно было различить простого солдата и командира. Анатолий Яковлевич рассказывает, как американцы не сдержались и бросились к ним навстречу. Началось братание.

– Меня загреб какой-то рыжий американский капрал. Хотел со мной меняться. Он мне сует свое оружие, у меня тянет мое. Потом я попробовал его виски и начал плеваться, дал ему свою флягу со спиртом. Он как глотнул и воскликнул: «О! Крепкая русская водка!» Просил что-нибудь дать на память: «Дай мне хотя бы звездочку с пилотки». Звездочка была у меня не стандартная, а из консервной банки вырезанная. Я ему и отдал. После 9 мая было построение нашей дивизии на Дунае. Все пушки и минометы были направлены в речку. Салютовали прямо в Дунай, который потом побелел от рыбы.

Анатолий Яковлевич смог окончить школу после войны, ему удалось перескочить из седьмого класса в десятый и получить серебряную медаль. Позже окончил строительный институт. Около шестидесяти лет работал на строительном комбинате «Крымспецстрой». Во время своей трудовой деятельности, Анатолий Яковлевич построил около 18 тыс. квартир в Большой Ялте, принимал участие в строительстве санатория «Ай-Даниль» и гостиницы «Ялта». Ветеран одиннадцать лет состоял в Казачьей общине, теперь числится во Всевеликом Донском войске и является казачьим полковником. Пишет мемуары для своих детей и внуков.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе