Новости – Общество
Общество
«Золотая пропорция» культуры
Смутное время — безуспешная попытка создания славяно-католического государства. Битва князя Пожарского с гетманом Ходкевичем под Москвой Фото: wikipedia.org
Об «украинстве» и русской цивилизации
12 марта, 2015 18:55
31 мин
Объем и цели статьи отнюдь не предполагают претензии на полномасштабное научное исследование с соответствующими выводами и научными рекомендациями для создания некоей инструкции по руководству современной национально-культурной политикой.
Однако ураган событий, произошедших и в мире, и в России за последние несколько лет и даже месяцев, не может не вызвать острой потребности в их осмыслении, по крайней мере у всякого, кто не живет только сегодняшним днем и кому небезразлична судьба детей, внуков и следующих за ними поколений.
Каждый народ представляет собой цепь генераций, отличающихся друг от друга в силу особенностей времени, но образующих единую историческую личность, обладающую общей памятью, самосознанием и желанием сохранить свою уникальность и неповторимость. Каждый народ в своей исторической жизни сталкивался с испытаниями, проверявшими силу национального духа, веру в правильность выбранного исторического пути. Эти испытания не всегда имели вид военных, природных или экономических бедствий. Иногда это были хитрые соблазны и искушения, подловато прикрытые заботой о прогрессе и процветании. Но стоило им поддаться, и результатом становились утрата веры в свое историческое предназначение, сомнение в мудрости предков, разрыв связей между поколениями, а затем культурные мутации, превращающие народ в безвольное и безликое, ненавидящее само себя стадо. Конечно, у нас есть уверенность, что эта судьба не для нас. Наш народ велик и могуч, и трагические судьбы других не могут повториться в нашей истории.
Все мы, живущие сегодня, верим в счастье и процветание наших потомков. Мы хотим (патологические индивиды в данном случае не рассматриваются), чтобы они продолжали быть хранителями света нашей великой культуры, чувствовали в своих жилах кровь своих героических предков и учили уже своих детей и внуков гордиться тем лучшим, что дала миру наша страна.
Но ведь на протяжении всей человеческой истории примерно так же мыслили люди, создававшие великие государства: Элам, Парфию, Кушанское царство, Римскую и Византийскую империи и множество других великих государств. Хетты и касситы, финикийцы и мидийцы, эфталиты и тангуты, этруски и фракийцы, сотни и сотни других племен и народов безмятежно верили, что они вечны. Никто не мог предположить, что наступит страшный день и беспощадное время сметет эти могучие государства, а потомки их создателей либо растворятся в новых племенах и народах, забыв свой язык и культуру, либо согласятся влачить жалкое, рабское существование. И только археологи, лингвисты и антропологи будут разыскивать крупицы их присутствия на Земле, а студенты с трудом запоминать имена их богов и героев.
Такой судьбы для своих потомков, пожалуй, не хочет никто. Для стороннего наблюдателя эти процессы могут показаться естественными и даже, в духе исторического «дарвинизма», положительными — дряхлая, ветхая и уже отжившая цивилизация уступает историческое место энергичной, молодой и «прогрессивной». Для носителей этих погибших культур все происходившее, несомненно, было трагедией. Через некоторое время, правда, «суд истории» отмечал некие достижения этих цивилизаций и их вклад в мировую копилку, но это была уже похоронная вежливость, часто напоминающая сочувствие волка к съеденному им ягненку.
Своеобразие русской цивилизации
Как же не стать таким ягненком? Тем более что в точке встречи цивилизаций может существовать крайне жесткая конкуренция идей и взглядов, часто не признающая ни жалости, ни благородства. История, как известно, редко кого-то учила, но горе тем, кто не помнит ее уроки. В древности такие процессы шли «естественно-дарвинистски», и вся древняя история, за несколькими весьма счастливыми исключениями, по сути своей есть долгий перечень «протоколов вскрытия» когда-то могущественных государств и народов, тела которых превращались в почву для новых цивилизаций.
Опыт нескольких счастливых исключений, например Китая и Индии, в сочетании с уже собственным историческим опытом, позволяет выделить для российской цивилизационной системы некие общие принципы, обеспечивающие гибкость и динамичность в новых исторических условиях с сохранением неповторимого культурно-исторического своеобразия.
Гедимин — первый правитель Великого княжества Литовского, назвавший себя не «великим князем», а «королем литовцев и русских». Гравюра из «Описания Европейской Сарматии», 1578 Фото: wikipedia.org,
Гедимин — первый правитель Великого княжества Литовского, назвавший себя не «великим князем», а «королем литовцев и русских». Гравюра из «Описания Европейской Сарматии», 1578 Фото: wikipedia.org
Поскольку мы не хотим повторять судьбу когда-то великой Византии или Парфии и превращаться даже гипотетически в историческую тень, в нечто второстепенное и заурядное, необходимо представить, каким образом этот исторический опыт может быть привнесен в современные условия современного «диалога культур». В чем заключается и гибкость, и своеобразие русской и российской цивилизации?
Сложившись из многих племен и народов, из взаимодействия разных, подчас непохожих культур, российская цивилизация стала не механическим их смешением, а совершенно оригинальным историческим феноменом, полного аналога которому, пожалуй, не было в истории. В соответствии с тем принципом, что целое больше суммы отдельных частей, и в момент их соединения возникает абсолютно новое, иногда неожиданное качество, сложившаяся русская культура и ее носитель — русский народ, стали совершенно новым явлением, весьма отличным от частей, его составлявших.
Возникшие на огромной территории из сложения славян, финно-угров, балтов, иранцев, тюрок и других племен, русские не тождественны своим физическим предкам, но стали исторически новым народом. В этом смысле русские, создав особую цивилизацию, стали отличаться не только от своих предков, но и от других славянских народов, оставшихся в составе европейской системы.
Весьма несложно обнаружить в русской культуре черты тех или иных влияний от IX до X века, но подобный подход не дает возможности понять, почему русская культура так и не утратила своей самобытности и неповторимости. Именно по этой причине она всегда ставила в тупик всех, кто пытался найти в ней какую-то одну линию.
При первом взгляде русская цивилизация казалась собранием постоянно борющихся между собой противоположностей, часто взаимоисключающих, в ней присутствует как консервативная самобытность, так и необыкновенная открытость.
Такая безграничная открытость и способность к адаптации любых идей, тем не менее, ограничивается, причем весьма жестко, логикой изначального кода, стоящего у самых истоков русской культуры. Этот код представляет собой сложную амальгаму, соединяющую территориально-генетические и культурно-религиозные принципы узнавания своих и чужих, на основе чего возникает целостный культурно-исторический космос со своей шкалой оценочных координат.
Силы света против сил тьмы
Точкой отсчета кода русского самосознания следует считать определение своего места и даже судьбы в мировой истории. Историческая память, суммирующая положительный и отрицательный опыт русской истории, определила судьбу России как защитницы сил света от сил тьмы. В этом смысле войны, оставшиеся в народной памяти, не могли не слиться в Священную войну, апофеозом которой стала Великая Отечественная война, своего рода Армагеддон, в котором силы света опрокинули силы тьмы.
Отношение к Великой Отечественной войне есть своего рода тест на человечность, и всякий, кто отрицает значение этой войны в мировой истории или значение нашей страны в одержанной победе, автоматически мутирует в сторону низших животных.
Уже по этой причине понятно, что конкуренция цивилизаций начинается именно с борьбы за устойчивость исторической памяти, ставшую одним из важнейших механизмов русского исторического самосознания. Эта жесткость изначального кода совсем не означает косности, но многое объясняет в специфике диалога русской культуры с другими.
Русская культура была готова к диалогу тогда, когда находила нечто общее, что соответствовало принципам сложившейся оценочной шкалы и потребностям ее существования в данный момент времени. Вместе с тем она всегда отторгала то, что не имело соответствий в изначально заложенном коде.
Когда разрывалась связь поколений и отторгался изначальный код, русские превращались в ошалевших подростков, в окаянных, злобных, опьяненных хулиганов. Зверства периода Смутного времени или гражданской войны стали следствием такого исторического помешательства. Эта же жесткость объясняет частые сетования по поводу «поверхностности европеизации», невозможности проводить глубинные реформы и т.д. и т.п.
Россия не переставала быть сама собой под любым управлением и при любой внешней идеологии. К слову сказать, именно это обстоятельство объясняет удивительную способность к сотрудничеству и совместному проживанию с любыми народами, исповедовавшими любые религии на огромном пространстве российского государства. При встрече с другими народами и религиями, русская культура, прекрасно понимая местные особенности самого разного плана, всегда стремилась найти нечто родственное, глубинно общее и полезное, что объясняет неспособность русских к самодовольному национализму или, тем более, расизму. Собственно, именно эти обстоятельства, поднявшие русскую цивилизацию над уровнем чисто племенного мышления, сделали Россию не национальным княжеством, построенным на кровно-родовых принципах, а великой мировой империей, повлиявшей на судьбы всей Земли.
Конструкторы «украинства»
Однако эта открытость русской системы никоим образом не означает наличие абсолютного иммунитета против попыток агрессивных инфильтраций периода конкуренции цивилизаций. Мало того, наличие некоего общего в конкурирующей цивилизации, стремящейся к глобальному, в том числе и духовному доминированию, могло стать проводником мутации отдельных частей когда-то единого русского пространства с последующей культурной ассимиляцией и сменой цивилизационного знака.
Таким примером стало современное «украинство». Специально подчеркнем, что речь идет не о восточнославянской национальности со специфическими лингвистическими или культурно-историческими чертами, а о политической системе, создавшей свою мифологию, обладающую практически сектантскими чертами.
По большому счету «украинство» есть продолжение «черной легенды» о злобной, агрессивной, темной России — воплощении азиатского рабства и жестокости. Не раз уже предпринимались попытки разрушить единство русского мира, и одним из таких экспериментов стало «украинство».
История возникновения «украинства» есть история извращения исторической памяти, глумления над всем святым, что было в русском прошлом. На протяжении столетий, используя практически все средства — от грубого насилия до обольщения и подкупа, Запад создавал «украинство» на основе даже не национализма (чувства превосходства над другими народами), но чего-то, чему не найдено названия, возможно, это аллергическая параноидальная русофобия. Следуя принципу влияния на настоящее и будущее через извращение прошлого, «украинство» полностью деформирует структуру изначального русского кода древнерусской цивилизации, стремясь превратить ее часть в агрессивную племенную тоталитарную секту. Вполне в духе вербовки новых адептов доказывалось, что их изначальный тип культуры отстал и неполноценен, язык убог и беден, а религия смешна и нелепа. Для продолжения вербовки было необходимо вбить клин между родственниками и разрушить преемственность поколений.
Непросто складывалась история юго-западных русских земель, на пространстве которых в начале XX века будет сконструирована Украина. Уже в XIV–XV веках бывшие древнерусские княжества окажутся под властью Польши или Литвы. Галицкие земли будут находиться под непосредственным влиянием Польши, затем Австрийской империи и снова возрожденной уже в XX веке Польши, вплоть до Второй мировой войны, практически 700 лет.
Богдан Хмельницкий мог стать родоначальником династии правителей независимого государства, но предпочел соединение с Россией. Памятник Богдану Хмельницкому в Киеве. Фото: Игорь Головинов / Zuma / ТАСС
Богдан Хмельницкий мог стать родоначальником династии правителей независимого государства, но предпочел соединение с Россией. Памятник Богдану Хмельницкому в Киеве. Фото: Игорь Головинов / Zuma / ТАСС
Особое место в истории трагического распада Древнерусской державы занимают закарпатские земли, оказавшиеся под властью Венгрии, а уже в XX векe — Чехословакии. Проживавшее здесь население, называвшее себя «руськими», сохранило в своем языке архаические черты, ныне отсутствующие как в современном русском, так и украинском языке. На протяжении столетий русины, никогда не считавшие себя украинцами, боролись за право оставаться русскими, за что и подвергались гонениям, а в период Первой мировой войны — казням и уничтожению в австро-венгерских лагерях смерти. После распада империи Габсбургов и неудачных попыток создания Карпато-русской государственности, русины остались «неизвестным народом», который упорно, вопреки мнению русинов пытались определить как часть «украинцев».
Что касается будущей центральной Украины, то она вошла в состав Великого княжества Литовского. Об этом государстве следует сказать поподробнее. В XIV–XV веках Великое княжество Литовское занимало гигантскую территорию от Балтийского моря до Причерноморья. В состав княжества, помимо литовских земель, входила вся современная Белоруссия, большая часть будущей Украины, а также многие области современной России. В литовско-русском государстве в качестве и разговорного, и государственного доминировал русский язык, большинство населения было православными. Обрусевшие потомки литовских князей Гедиминовичей вместе со старыми Рюриковичами составили высший слой аристократии, как в Москве, так и в Литве. Словом, литовско-русское государство можно было бы рассматривать в качестве еще одной Руси, сохранившей старые институты еще древнерусской государственности. Но история распорядилась по-другому. Собственно литовские земли, сохранявшие язычество до конца XIV века, при князе Ягайло, ставшем польским королем, обращаются в католичество. Постепенно в Литве начинает нарастать католическое и польское влияние, резко усиливающееся к средине XVI века, когда в результате унии 1569 года возникает новое государство — Речь Посполитая. Постепенно территория будущей Украины оказывается под властью польской аристократии и влиянием польской культуры.
В XVI–XVII веках Польша была одним из самых энергичных государств Европы. Польша стремилась к созданию великого славяно-католического государства, простиравшегося от Центральной Европы до (после включения в нее России) Тихого океана. Германия, разделенная в ходе Реформации на католические и протестантские земли, и Россия, входящая в Смутное время, открывали умопомрачительные перспективы, даже не снившиеся Александру Македонскому. Но прекращение Смутного времени и воцарение Романовых на всем поставили крест. В Польше этот период интерпретируется как время трагической упущенной возможности создания величайшей в истории евроазиатской, славяно-католической державы с доминированием во всем мире. Становится понятным, почему именно Россия, ставшая на пути такого плана, а затем уже в XVIII веке вместе с Пруссией и Австрией разделившая Речь Посполитую, станет предметом геополитической ненависти, а польский элемент внесет свою лепту в создание «украинства».
Впрочем, в XV–XVI веках об этом еще ничего не знали. Польская культура, польский язык, польская мода начинают доминировать как нечто элитарное и в западнорусской дворянской среде. Однако западнорусский дворянин, надевший польскую одежду, усвоивший придворный язык и стиль поведения, все еще оставался русским. Русский превращался в поляка после принятия католичества. В реалиях Средневековья, когда государства распадались на отдельные, иногда враждебные княжества, принадлежность к той или иной религии во многом определяла идентичность. После распада древнерусской государственности, пожалуй, не светская государственная власть, но единство церкви и подчинение всех русских и в Москве, и в Литве духовной власти русского митрополита, сохраняет единое культурно-историческое тело Руси. Глубоко символично то, что в самом конце XIII — начале XIV века киевский митрополит Максим оставляет древнюю столицу Руси — Киев и переезжает во Владимир, а затем митрополиты Петр «фактически» и Феогност «юридически» переносят свою столицу в Москву. Литовские князья крайне неодобрительно смотрели на духовное подчинение своих православных подданных Москве и требовали от Константинопольского патриарха, которому на тот момент подчинялась русская церковь, создания отдельной литовской митрополии.
Однако развитие событий к середине XV века принимает трагический характер. Византия к этому времени превратилась в тень империи и уже доживала последние дни. Турецкая опасность заставила ее обратиться за помощью к Римскому Папе и подписать флорентийскую унию в 1439 году. Это событие во многом стало поворотным в русской истории. Русская церковь, не признав подчинения Папе и изгнав подписавшего унию митрополита, стала независимой от Константинопольского патриархата. Литва же обращается к Патриарху с требованием создания или воссоздания отдельной от Москвы западнорусской митрополии с сохранением традиционного (но нарушенного Москвой) подчинения патриаршей власти. Так Единая Русская церковь, последний остаток былой Руси, в 1458 году перестала существовать. Находясь под разным подчинением, две Русские Церкви стали жить различной жизнью.
Оказавшись под властью католического государства, проводившего политику католической контрреформации, православная церковь и русская народность оказались в тяжелом положении. В ход было пущено самое сильное оружие иезуитов: католическое образование, которое было должно полностью перенастроить сознание и идентичность русской элиты. В стране создаются католические школы, домашние учителя приникают в семьи русских магнатов. При поддержке иезуитов был создан орден Базилиан, главной целью деятельности которого было школьное образование. Помимо общих знаний ученикам внушалась мысль о превосходстве польской культуры, польского языка и католичества, а православие третировалось как «холопская вера». При этом удар был нанесен и с другой стороны. В 1596 году при поддержке королевского правительства митрополит Михаил Рогоза признал власть римского Папы над Русской (западной) Церковью. Так возникла Брестская уния, которая рассматривалась как переходное состояние превращения православных в католиков. Православная церковь оказалась фактически на нелегальном положении. На протяжении нескольких десятков лет она даже не имела официально признанного митрополита. Попытки православных протестовать натыкались на сопротивление государства. Экзарх константинопольского патриарха Никифор был посажен в тюрьму как московский агент, где был замучен голодом. Антиуниатские книги были запрещены к печатанию, в то же время всячески поощрялась прокатолическая и проуниатская пропаганда, выделялись даже специальные стипендии для подготовки униатских богословов и преподавателей. Стоявший во главе униатской церкви Ипатий, стремившийся к полному контролю над епархиями и монастырями, несколько раз пытался захватить даже Киево-Печерскую лавру, одну из святынь русского православия. Можно удивляться героизму архимандрита монастыря Никифора Тура, стоявшего за православие даже под угрозой оружия.
Если обозначить формулу реальной национальной политики Польши в этот период, то она проста: все подданные короны со временем должны были стать не только католиками, но и поляками. Как мы уже отмечали совокупность факторов:1) социальных: католицизм — религия дворянства; православие — религия мужиков; 2) языковых: польский язык во всем превосходит русский; 3) культурных: польская культура лучше русской; 4) экономических: католики везде имеют экономические преимущества над православными, должны были создать определенную атмосферу «выбора культур» прежде всего для молодых людей. При этом необходимо помнить, что политика эта не предписывалась никакими специальными правилами и сопровождалась циничной демагогией в духе равенства и единства, принося свои плоды. Такие потомки исконно православных родов как Вишневецкие, или даже защитники православия Осторжские с течением времени становятся католиками и фактически поляками. Польская культура и язык повлияли даже на тех, кто сохранял русское самосознание и не принимал католицизм. В возникшем южнорусском языке (почти украинском) общий пласт лексики с польским языком больше, чем с русским. Таким образом, русская аристократия полонизируется, и православие становится уделом низших классов.
Но в XVII веке этот процесс не был завершен, так как у православия появился новый защитник — казачество. Именно казачество становится носителем русского духа и проводником национального сопротивления. Польское правительство с огромной неохотой должно было терпеть казаков как реальную военную силу. Стараниями гетмана Сагайдачного была восстановлена православная иерархия (были рукоположены шесть епископов). Казаки добились отмены гонений на православие. Но попытка возрождения православия вызвала бешеное неприятие католиков и униатов. Столкновения принимают крайне ожесточенный характер. В это период был разорван на части униат Иосафат Кунцевич, и напряжение принимает крайние формы. Противоречия между казаками и поляками постепенно принимают форму как социальной, так и национально-религиозной вражды, что и вылилось в колоссальную войну, в которую затем включается и Россия. Казачество — «политический народ» этого времени — остановило полонизацию.
Воссоединение Малороссии с Великой Россией открыло новую страницу истории. Малороссийская элита была полностью инкорпорирована в состав общероссийской элиты. Достаточно вспомнить имена Феофана Прокоповича, Дмитрия Ростовского, Феодосия Яновского, Сковороды, Гоголя и тысяч и тысяч других, чтобы понять, что Россия с величием ее культуры и духа есть совместный труд всех ее племен и народов и прежде всего русского во всех трех его частях: велико-, мало- и белорусского. И даже литературный русский язык, как и язык науки, был создан как нечто единое и универсально-русское. Казалось, история счастливо закончилась, и враги нашего племени сокрушены. Однако сильная Россия всегда была костью в горле всех тех, кто хотел разделения мира. Новое и новейшее время трансформировало старую борьбу государств и цивилизаций в борьбу культур и образов на «рынке идей». И на этом этапе старое оружие иезуитов снова достается из чехлов, всячески полируется и оттачивается. «Украинство» и станет таким оружием.
Растлители Украины
Во второй половине XIX века, по мере разрушения старого сословного общества, на историческую сцену выходят новые политические силы. Как и в других частях империи, возникают различные народно-социальные течения, объединяющие самую разнообразную публику, что-то вроде интеллигенции, соединяющей как романтиков, грезивших героическим прошлым времен Богдана Хмельницкого, так и циничных «бесов», целью которых является разрушение любого государственного порядка. Нечто похожее мы можем наблюдать и в других странах. В рамках этой работы мы не будем детально анализировать экономические и социально-исторические условия времени. Ограничимся лишь констатацией, что переход России к новой индустриальной эпохе изменил старые патриархальные устои и породил революционное движение, спекулирующие на трудностях этого колоссального процесса, при этом абсолютно безответственное, незрелое и абсолютно неспособное к постоянной созидательной деятельности. Как известно, критиковать и разрушать легче, чем созидать. Люди, принадлежащие к такому типу, всегда легко находят виновных и легкие решения. Соединение народнического романтизма с нахождением виновных в сочетании с обрывками западных социальных идей стало основой этих кружков. Впрочем, их влияние на народ было ничтожным. Тем не менее, нарастание противоречий между великими государствами потребовало создания некоей местной опоры на территории потенциального противника. Революционеры начинают активное сотрудничество с австрийской, прежде всего, разведкой. «Украинство», которое активно использовали поляки во время своих восстаний, переходит под эгиду Австрии. В «украинстве» более всего привлекали простота и дешевизна. Оно трансформировало все социально-экономические проблемы в национальные, легко находило причину всех несчастий (отсталая, злобная, азиатская Россия) и предлагало легкое решение — отделение от России и превращение в процветающую европейскую страну.
Орден Иезуитов стал основным инструментом в окатоличевании православных земель Речи Посполитой. Фреска с изображением Игнатия Лойолы основателя Ордена Иезуитов (в центре) получающего папскую буллу Фото: wikipedia.org
Орден Иезуитов стал основным инструментом в окатоличивании православных земель Речи Посполитой. Фреска с изображением Игнатия Лойолы, основателя Ордена Иезуитов (в центре), получающего папскую буллу Фото: wikipedia.org
Для разделения русских и украинцев, правда, требовалось создать некую теорию и историческую мифологию с придуманной в духе «украинства» историей, но некоторое количество таких «мыслителей» нашлось. После чудовищного надругательства над историческими фактами одному из «творцов», Михайле Грушевскому, удалось слепить работку, в которой доказывалась абсолютное несходство русских и украинцев. Написанная украинцем, она является плагиатом из польских антирусских памфлетов. Правда, влияние этих трудов на реальных украинцев было невелико. И скорее всего из «украинства» ничего бы не вышло, если бы не революция и гражданская война. Темный ветер, разрушивший российскую государственность, произвел исторического урода — Украинскую державу, начавшую строить национал-социализм. И хотя это образование было убого, в нем уже чувствуется заложенная очень глубоко система, выстроенная по принципу тоталитарной секты: 1) появляется образ вечного врага, давителя и угнетателя в лице России; 2) возникает образ великого мудрого предка, достижения которого были украдены вечным врагом — это язык, культура и само имя; 3) возникает образ ангела великой страны, встающей грудью на защиту Украины; 4) сам Бог становится фактически украинцем в совершенно языческом ключе и вступается за своих детей. В этих направлениях трансформируется весь миропорядок, возникает своя история, свои законы химии и физики.
Особого внимания заслуживает религиозная часть этого миротворчества. Первыми знаками разделения украинцев и русских становится националистическая церковь. Кроме униатства, она дополняется собранием самозванцев, называющих себя «Киевским патриархатом», и еще более экзотической, возникшей в 20-х годах XX века «автокефальной церковью», начавшей свою историю с неслыханного в христианском мире кощунства. Не имея достаточного количества епископов для совершения таинства, сборищем еретиков была возложена взятая из гроба рука мученика Макария, погибшего в XV веке. В наше время к этим организациям добавились и другие тоталитарные учения от мормонов до сайентологов. Достаточно посмотреть на мутный поток растлителей Украины, чтобы поразиться, как еще существуют Печерская и Почаевская Лавры, находящиеся под постоянным давлением. «Украинство» — темная, придуманная еще в Средние века секта, разделившая братьев, отцов и детей — может не только оторвать Украину от России, но и вбить клин между Россией и всем миром.
Россия под ударом «украинства»
Впрочем, трансформация исторической памяти как психологического оружия в духе «украинства» теперь, возможно, направлена и на Россию. История «украинства» позволит моментально уловить симптомы болезни, который незримый вирус старается принести в нашу страну. И снова будут использованы приемы тоталитарных сект. И главный удар опять будет нанесен по умам, душам и сердцам новых поколений. Одним из средств станет принцип «разделяй и властвуй», ибо «не устоит дом разделившийся сам в себе». Разделение между частями страны, между народами и, самое главное, между поколениями может привести к ситуации, когда сумма частей будет полностью отрицать целое. Сохранение кода культуры и нахождение оптимальных механизмов его передачи в новых стремительно меняющихся условиях станет условием сохранения русского мира в будущем.
Мы хотим, чтобы в будущем русский язык оставался способом выражения сложнейших философских, духовно-нравственных, научных идей и движений и свет русской культуры не иссяк. Как известно, полностью управлять языком и культурой нельзя. Но создавать условия для их сохранения и желаемого развития — возможно.
Для исследования возможностей прогнозирования и планирования желаемой культурной ситуации следует вывести правило «золотой пропорции», обеспечивающее развитие русской культуры как системы, в которой неизменяемый изначальный код соединяется с постоянно изменяемой частью. Согласно этому правилу, должно существовать определенное пропорциональное равновесие между старым и новым, изменяемым и неизменным, массовым и элитарным, классическим и авангардистским. И все это должно быть сходным в главном — обеспечении преемственности традиций.
Данное правило никоим образом не должно сковывать свободу культуры, но оно может помочь при анализе негативной ситуации. Например, перекос в сторону неизменяемого (а именно здесь заключен генетический код культуры) оборачивается резким старением, окостенением и стагнацией, перекос же в сторону изменяемого чреват разрывом традиции с последующей деформацией исторической идентичности. И то и другое может быть одинаково опасным. Возможно, мы находимся в точке выбора, и знание технологии социально-культурных трансформаций сможет обеспечить линию развития русской культуры в соответствии с новыми культурно-историческими реалиями, но без отклонения от генетического кода.
Можно с уверенностью утверждать, что русская культура при сохранении ее изначального кода никогда не станет коммерческим явлением, а ее духовная нравственная сила, несомненно, положительно повлияет на будущий облик мира.
И в этом, пожалуй, одна из главных миссий, возложенных на отечественную культуру человечеством.
Автор — ректор Всероссийского государственного университета кинематографии имени С.А. Герасимова
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
