Жизнь и смерть Петра Столыпина
Потомок старинного дворянского рода, сын героя Русско-турецкой войны генерала Аркадия Столыпина, появился на свет 14 апреля 1862 года. Уже в детстве мальчик демонстрировал особую силу духа. Бросившись на помощь тонувшему сверстнику, он спас подростку жизнь.
Родные называли Петра смельчаком. Иронии в этих словах не было. Юноша, унаследовавший статную фигуру, высокий рост и несгибаемый, даже в какой-то мере бескомпромиссный и жестокий характер своих предков, не раз и не два демонстрировал невиданную смелость. В молодые годы Пётр Аркадьевич, вызвал человека, убившего его родного брата Мишу на дуэль.
В ходе схватки с братоубийцей Столыпин, который должен был стрелять вторым, получил серьёзное ранение в правую руку. Её частично парализовало, последствия ранения остались на всю жизнь. Через некоторое время Пётр женился на девушке, которая была невестой его покойного брата. Ольга стала женой Петра Аркадьевича. Пронзительное щемящее ощущение того, что судьбу не обманешь, и однажды она будет вдовой, никогда не покидало её.
В 40 лет Столыпин стал самым молодым губернатором России, возглавив сперва Гродненскую, а затем Саратовскую губернию. Крестьянские волнения в приволжских степях Пётр Аркадьевич усмирял «на раз». Впечатлённый твёрдостью руки Столыпина, Николай II, внимательно наблюдавший за происходящим, незамедлительно предложил ему пост министра внутренних дел.
Грянула Первая русская революция. И Столыпин без колебаний, на правах главного полицейского Всея Руси, гасил этот «всероссийский пожар» всеми доступными способами, не боясь общественного мнения.
Именно при Столыпине в России в первый раз появились военно-полевые суды, которые без всякого следствия и, тем более, присяжных получили право выносить смертные приговоры бунтовщикам. За первый год их существования в России было приведено в исполнение 683 смертных приговора. А за следующие два года этот мрачный рекорд был почти что утроен – казнили 1800 человек.
Тезис «Все революционеры – преступники» придуман Столыпиным, которого откровенно ненавидели не только большевики, но и либерально настроенная интеллигенция. Угрозы в адрес Петра Аркадьевича в последние годы его жизни поступали едва ли не ежедневно. «Не запугаете», - коротко отвечал он. И, действительно, казался неустрашимым.
Многие историки сходятся во мнении: Столыпин знал и прекрасно понимал, что его рано или поздно убьют. Предчувствовал смерть. И как человек военный не допускал перед её лицом малодушия. Незадолго до последнего (одиннадцатого) покушения, он отдавал соответствующие распоряжения, завещав похоронить его в том городе, где его настигнет смерть.
Политика закручивания гаек (порождённая, в том числе, Столыпиным) встретила яростное сопротивление революционно настроенных масс. Осознав, что каждому инакомыслящему и видящему будущее России в ином свете готовы набросить на шею «Столыпинский галстук» (а говоря проще – удавку), революционеры устроили в стране настоящую охоту на чиновников всех мастей. От пуль и бомб террористов гибли губернаторы, жандармы, министры.
Столыпин был убеждён, что России нужны карательные законы, и «ответкой» на эти законы была едва ли не всенародная ненависть, которую испытывали к «царскому сатрапу». Не столько ненавидели царя, сколько Столыпина. И день отмщения должен был однажды настать.
29 августа 1911 года в Киеве ожидали приезда Николая II. Для самодержца была подготовлена большая развлекательная программа, кульминационным моментом которой было открытие памятника Александру II в честь 50-летия отмены крепостного права. Был запланирован военный парад, скачки, народные гуляния. И ещё – спектакль в местном театре Оперы.
Переведённая в усиленный режим тайная полиция Киева получила оповещения от осведомителей о том, что группа боевиков готовит террористический акт и покушение.
Но на кого? Полицейские жандармы пребывают в абсолютной уверенности, что в прицеле революционно настроенных бомбистов и стрелков окажется сам император Николай II. И без того усиленные меры безопасности становятся просто беспрецедентными. Несколько сот вооружённых людей брошены на защиту жизни и здоровья самодержца.
Венценосную особу охраняют вооружённые люди в форме и шпики в штатском, затесавшиеся в толпе в избыточном количестве. Пути следования государева кортежа оберегают казачьи патрули. Пешие и конные жандармы держат руки на эфесах сабель. Привлечены лучшие стрелки полиции, готовые мгновенно поразить тех, кто попытается поднять руку на русского царя.
В городе «особое положение». Все воровские притоны зачищены самым строгим образом. Лицам, которые демонстрировали политическую неблагонадёжность, было предписано покинуть город. Особо опасные личности из числа эсеров и анархистов водворены за решётку.
Предотвратить покушение не удаётся!
Однако жертвой становится вовсе не последний русский царь, которого судьба будет хранить ещё несколько едва ли не самых трудных лет в истории России. Будет убит второй человек в государстве. Председатель Совета министров России Пётр Аркадьевич Столыпин, человек, пресловутые реформы которого породили вместо разрядки колоссальную напряжённость.
К концу первого дня осени 1911 года вся программа пребывания Николая II была выполнена. Царский кортеж направился к подъезду киевского театра оперы. В зале находился весь киевский бомонд. Первые лица города, знать, члены императорской свиты. Николай II расположился, как и положено, в царской ложе. Столыпин – в кресле 5 «Б».
После первого акта оперы под оглушительные овации публики завершился первый акт, плавно перетекший во второй. Последовал перерыв, в ходе которого премьер-министр встал и направился к выходу из зала, однако, задержался в проходе, у оркестровой ямы, для того, чтобы перекинуться парой слов с министром двора, бароном Фредериксом, а также с графом Потоцким, одним из местных землевладельцев польского происхождения.
Ведя диалог, Пётр Аркадьевич увидел, как по проходу к нему направляется молодой человек, одетый во фрак. На носу юноши поблёскивало золотое пенсне. В руке у него была театральная программка, под которой он явно держал какой-то предмет. Успело ли настичь Петра Аркадьевича яркое, словно вспышка, озарение: «Вот оно!».
Ведь на него было совершенно 10 покушений и тут – словно цифры сошлись! – 11-е, в 1-й день сентября 1911 года. Кто знает?
В руке у молодого франта был браунинг, выстрелы которого перекрыл гул сотен оживлённых голосов. Два хлопка, прозвучавшие рядом со сценой, не привлекли внимания агентов охраны. Те приняли хлопки за бой литавр в оркестровой яме.
Первая пуля попала Петру Столыпину в область печени. Вторая прошла через руку насквозь и задела скрипача оркестра. Столыпин удивлённо-задумчиво взирал на свой фрак. На нём медленно расплывалось кровавое пятно.
Возникло замешательство. Председатель Совета министров осел в кресло, прохрипел: «Всё кончено. Счастлив умереть за царя».
Стрелок уже стремглав бежал к выходу. Но… был задержан. Кем? Охранкой? Жандармами? Нет. Зрителями, которые после минутного замешательства пришли в себя и принялись бить молодого франта в золотом пенсне… театральными биноклями.
В зал ворвался начальник царской охраны полковник Спиридович. Он выхватил свою шашку, чтобы добить лежавшего в крови на спине стрелка. Но… в последний момент Спиридовичу что-то помешало. Вглядевшись в лицо молодого человека, он медленно опустил руку.
Узнал его?! Конечно!
Кем был стрелок? И как оказался террорист там, куда при всём желании не смогли попасть высокопоставленные и привилегированные члены киевской знати?
Дмитрий Богров, 24-летний сын крупного домовладельца и адвоката, не имел ни малейшего отношения к тяготам простого народа. С молодых лет он посещал кружки анархистов-коммунистов, но, вскоре разочаровался в контингенте. Там было множество неграмотных люмпен-пролетариев, откровенного плебса, величавшего Дмитрия не иначе как «Димка-буржуй».
Богров, действительно, был им не ровня. Отучившись в мюнхенском и московском университетах, молодой человек в совершенстве знал четыре иностранных языка.
«Иду в революцию. Не останавливайте», - сказал он однажды своим родственникам. Те не остановили. При этом Богров был двойным агентом. Находясь в кружке анархистов, охотно сдавал жандармам своих товарищей, получая вознаграждение за каждого из выданных им анархистов-коммунистов.
Коллеги-анархисты пропадали в отделении полиции с таким постоянством, что «Димку-буржуя» начали подозревать в доносительстве. В канун покушения на Столыпина, он также честно пришёл в полицию и рассказал о том, что произойдёт.
Ему удалось легко внушить своим кураторам из царской охранки, что он прекрасно знает в лицо каждого из членов террористической группы анархистов. «Я заранее могу установить личность каждого из них. А вы их задержите».
И жандармы нарушили писанные и неписанные инструкции, которые запрещали им пропускать осведомителей и нештатных агентов в те места, где находились первые лица Российской Империи. Богров, имевший при себе оружие, не просто оказался в непосредственной близи от государя, но и вплотную приблизился. Правда, не к царю, а к Столыпину.
При этом билет в Оперу Богрову вручил начальник киевской жандармерии Кулябко, оказав всестороннее содействие в проходе через кордоны, отсеивавшие неугодную или сомнительную публику. Впрочем, таких билетов было не один и не два.
«Народные охранники» царя, защищавшие государя, присутствовали на данном мероприятии в изрядном количестве. Сама идея существования добровольных помощников жандармерии, показалась кому-то донельзя верноподданнической и красивой.
Вручая Богрову билет в Оперу на 1 сентября 1911 года, Кулябко насторожился.
— А что ты ответишь, если твои спросят, откуда ты взял билет?
— Скажу, что взял у знакомой певички Регины… - нашёлся Богров. И версия показалась жандарму весьма правдоподобной.
Стандарты охраны первых лиц были весьма далеки от тех, которые приняты сегодня. Никому и в голову не приходило досматривать приглашённых особ. Что странно?
Ни одно из десяти неуспешных покушений на Петра Столыпина не побудило его ввести практику досмотров людей, приходивших к нему на приём.
Никого не досматривали даже после того, как в августе 1906 в Санкт-Петербурге трое молодых людей (двое в форме жандармов, один – в штатском) швырнули под ноги недавно назначенного на высокий пост премьера три портфеля, начинённых взрывчаткой с криком «Да здравствует революция!».
Чудовищный взрыв унёс жизни 29-ти человек, многие из которых были всего лишь просителями, записавшимися на приём к председателю Совета министров России. Пострадали дети Столыпина – дочь Светлана, которой взрывом травмировало обе ноги и двухлетний сын Аркадий. Ему раздробило бедро.
Столыпин, видевший это и слышавший стоны умирающих, не потерял самообладания. Он лично помогал травмированным взрывом людям. К чести Петра Аркадьевича следует сказать, что он никогда не бежал от опасности. Не делал этого даже в самые страшные мгновения.
Ни чиновники, ни Госдума особо не сочувствовали Петру Столыпину, полагая, что он отвечает за свои зверства. Но сам он не особо расстраивался по этому поводу, уверяя окружающих, что Россию из жестокой смуты можно вытащить только с помощью устроенного государственного террора.
«Государство может и обязано применять самые жёсткие меры!» - знакомая риторика, не правда ли?
Но правителям и чиновникам России (прошлым, настоящим, будущим), не худо бы знать, что доведённый до отчаяния русский народ отвечает на террор террором, куда более страшным, чем можно ожидать от вчерашних крепостных, какие бы ордена и блага не получали чиновники в награду за свои злодеяния.
Лучшее подтверждение тому – пуля, поставившая точку в судьбе легендарного премьер-министра. Когда хирурги извлекли её из тела умирающего, выяснилось, что она немного сплющена. Это объяснялось тем, что пуля ударилась об орден Владимира, висевший в петлице, сбила на нём эмаль, отогнула один конец креста и, наконец, вошла в район печени.
Столыпин умер в страшных мучениях спустя четыре дня после покушения, упокоившись в Киево-Печерской лавре. Невдалеке от места, где его настигла смерть. Его убийца пережил премьер-министра на неделю и был повешен в Лысогорском форте.
Такая история.
