За что погиб отец Александр Мень
9 сентября 1990 года около 7 часов утра в подмосковном поселке Семхоз был убит выдающийся пастырь, талантливый проповедник, просветитель и церковный писатель, бесстрашный апологет христианства в Советском союзе протоиерей Александр Мень. Это преступление осталось нераскрытым.
Интервью с Дмитрием Гасаком, председателем Преображенского православного братства, крупнейшего духовного движения мирян в Русской православной церкви провел Олег Глаголев.
– В 90-е годы книги, видео и аудиовыступления отца Александра, сама его биография были мощным свидетельством о православной вере для тысяч людей и одновременно раздражителем для фундаменталистских и националистических кругов. Что поменялось за 30 лет?
Дмитрий Гасак: Отец Александр Мень был подлинным проповедником Христианства в позднем Советском Союзе. Причем публичным проповедником. Он открыто говорил о Христе не только в храме. Его слово звучало в залах советских домов культуры, в прессе, в университетских аудиториях. Этого Русская церковь была лишена весь XX век, начиная с 1917 года, когда большевики репрессиями и страхом вытеснили православных, как священнослужителей, так и мирян, из общественного пространства. Поэтому я бы добавил, что его проповедь была неприемлема и для тех, кто, оставаясь в тени, контролировал и определял внутреннюю идеологическую политику в России (с ранних советских времен этим занимались спецслужбы). А учитывая еврейское происхождение отца Александра, можно предположить, что его открытая проповедь христианства раздражала националистов разных мастей.
– То есть он имел влияние на общество именно как православный священник.
Дмитрий Гасак: Да, причем его влияние росло и это было беспрецедентно в советском обществе. Если позволите, могу сказать два слова о себе: именно последнее публичное выступление отца Александра, его лекция «Христианство», убедило меня в том, что я христианин. Это было уже после его смерти и этого не забыть. Отец Александр не просто рассказывал что-то из истории православия или о церковных праздниках. Его проповедь вдохновляла людей, обновляла их мировоззрение, побуждала к нравственному изменению жизни, а его церковно-общественная деятельность набирала силу и претендовала на изменение отношения людей к Православию и, тем самым, положения Русской православной церкви в постсоветском обществе. Отец Александр открывал для советских людей христианские корни европейской и русской культуры. И его убийство тоже стало событием публичным и как бы духовным рубежом, отделяющим советский период от постсоветского.
– Изменило ли убийство отца Александра Меня ход нашей истории?
Дмитрий Гасак: Что у нас произошло за эти 30 лет? С одной стороны, изменилось многое – масштабы жизни нашей церкви теперь совсем иные, нежели в начале 90-х годов. Все это строительство храмов, увеличение числа священнослужителей и развитие церковной структуры – это как бы естественный путь, тем более при том благоволении государства, которого не было в советское время. Но вот в плане духовной жизни, как это ни печально, что-то важнейшее не поменялось. Убийцы отца Александра стремились ограничить его влияние. На тот момент он был, пожалуй, самым ярким проповедником Православного христианства в нашей стране, во всяком случае самым известным. Видимо те, кто вынашивал идею его устранения, старались не допустить развития православия в современной России в духе исповедников XX века – как тех, кто страдал здесь, так и тех, кто был изгнан из России большевиками. А отец Александр был прямо связан с этой традицией. И это был серьезный удар по церковной традиции, теперь мы это видим. Влияние отца Александра выходило далеко за пределы круга его учеников и прихожан, и его убийство – попытка изменения постсоветского пути Русской церкви. И нельзя сказать, что эта попытка оказалась бесплодной.
И вот здесь, размышляя об этих изменениях, необходимо вспомнить, что в 2013 году был убит протоиерей Павел Адельгейм. И тоже на подъеме своего влияния на церковный народ в духе русских исповедников XX века. Он ведь и сам был исповедником, был в заключении за свою веру и церковную деятельность, и жаль, что значение его гибели в нашей церкви не оценено так, как должно. Он, как и отец Александр, настоящий мученик за дело Христово, свидетель и страдалец. И все это совершается на наших глазах, мы их современники. Далеко не все погибшие священнослужители в эти годы погибли за дело Христово, но отец Александр и отец Павел – только за него.
– Хочется спросить, есть ли сейчас продолжатели дела отца Александра: миссионеры, просветители, апологеты? Если да, то кто и почему именно они? Какова судьба наследия отца Александра?
Дмитрий Гасак: О продолжении дела отца Александра вряд ли можно сказать коротко. Это вопрос о том, как развивается церковная традиция, как живет дело христианского свидетельства. Конечно, публикуются его труды, соответствующие решения приняты даже на общецерковном уровне. Создан музей в его честь. Слава Богу, живы и трудятся многие его ученики и последователи. Все это необходимо, но это жизнь как бы на ином уровне. Отец Александр безусловно выдающийся человек, и его просто так не заменишь. Для нашего разговора в день годовщины его гибели важно отметить два момента: во-первых, что наследие отца Александра в целом остается в церкви не воспринятым, а во-вторых, что открытая проповедь Христа в нашей стране стоит человеку жизни.
– Но вот сейчас кто-то это опасное служение совершает?
Дмитрий Гасак: Сейчас, конечно, есть много возможностей для публичной проповеди и немало священнослужителей и мирян стараются выступать с христианских позиций, скажем, с соцсетях. Но если говорить о публичной христианской проповеди уровня отца Александра Меня или отца Павла Адельгейма, то безусловно следует назвать священника Георгия Кочеткова. Его служение – не локальное приходское служение. Еще Сергей Сергеевич Аверинцев в свое время отмечал сосредоточенность отца Георгия на осуществлении евангельского слова в жизни, напряженную горячность его проповеди о Церкви и даже назвал его «однодумом», вспомнив известный образ из одноименного рассказа Лескова.
И, между прочим, то шельмование отца Георгия на протяжении десятков лет едва ли не во всех епархиях, блокировка его в СМИ как бы от противного говорят о значении его служения, которое придают ему его противники. Да, это все те же силы, которые заставили во времена Андропова исключить его, патриаршего стипендиата, из Ленинградской духовной академии. И дело не в том, нравится кому-то стилистика богослужебных переводов отца Георгия на русский язык, соглашается ли кто-то с его опытом общинной и братской жизни. Плод его служения – умножение в России православных христиан, живущих в духе русских исповедников XX века и, тем самым, укрепление Русской православной церкви.
– В чем сейчас, по-вашему, главная опасность и главная надежда РПЦ?
Дмитрий Гасак: Главная опасность – потерять предание Русской православной церкви, растворить его разнообразными политическими и культурными компромиссами и изменить памяти наших непосредственных предшественников в вере – исповедников советского времени. Я говорю не о примитивном консерватизме, которым ничего не спасти. Это ясно показал XX век. Развитие церковной жизни – творческая задача, требующая твердой опоры на евангельские принципы жизни. Что греха таить, ведь у самих православных в нашей стране, и у священнослужителей, и у мирян, часто не хватает веры в то, что по Евангелию можно жить. Так вот нужно дерзать в вере и не бояться поступать в жизни по-Божески, а значит и по-человечески. А примером пусть будет жизнь таких людей, как отец Александр. Вот тогда и Господь Бог нам поможет. В этом и надежда наша.
