«В основе русского национализма — травма от распада СССР»

Первомайская акция националистов «Русский марш» в Москве. Фото: Зураб Джавахадзе / ТАСС

Этнополитолог Владимир Малахов рассказал о причинах этнических погромов и востребованности русского национализма властями

Сергей Простаков

22 ноября, 2014 11:39

8 мин

Владимир Малахов — один из крупнейших российских исследователей национализма. Он автор лучшей на русском языке книге о теории нации и национализма — «Национализм как политическая идеология» (2005). Им написаны несколько сборников статей о проблемах интеграции мигрантов и мультикультурализма, процессах глобализации в современном мире. В прошлом году вышла его книга «Культурные различия и политические границы в эпоху глобальных миграций» («Русская планета» публиковала отрывок). Сегодня Малахов — директор Центра теоретической и прикладной политологии Института общественных наук РАНХиГС, профессор МВШСЭН. «Русская планета» встретилась с исследователем, чтобы узнать, что изменилось, а что осталось неизменным в русском национализме за последние несколько лет.

— Почему на пике протестной зимы 2011-2012 годов так и не состоялся политический альянс между либеральной и националистической оппозицией, аналогичный тому, который имел место на Украине во время последнего Майдана?

— Потому, что у либерализма и национализма в России принципиально разные повестки. Специфика русского национализма, его, если угодно, родовое отличие от других национализмов — в том, что он по определению антилиберален.

Владимир Малахов. Источник: Институт философии РАН

Давайте вспомним, что лежало в основе и националистических, и либеральных движений в Восточной Европе в конце 1980-х годов, в эпоху заката СССР? Стремление уйти из орбиты Москвы; понятно, куда — в сторону Запада. В этом пункте устремления националистов и либералов совпадали. И в Варшаве, и в Будапеште, и в Праге. Они могли выступать союзниками. Такое же устремление — прочь от России — могло объединить националистические и либеральные силы в Киеве.

А что мы имеем в российском случае? Развилка рубежа 1980-1990-х годов была однозначной: движение в сторону либерализации, демократизации, вестернизации, то есть в конечном итоге, на Запад. Сейчас это называется «европейский выбор», тогда — «демократический выбор», и правящая партия одно время такое имя носила («Демократический выбор России» — РП), либо движение в какую-то иную сторону. В какую — отдельный вопрос. Но, как бы то ни было, либерализация России в глазах русских националистов означала — и означает сегодня — отказ от национальных корней, предательство. Какой уж тут альянс с либералами.

— А Навальный?

— Навальный – это попытка апроприировать (использовать для какой-то цели — РП) националистические лозунги, включив их в либеральную повестку. Модернизация политической системы, верховенство права, независимый суд и так далее — все это элементы либеральной повестки. И к этому, либеральному, по сути, древу предполагалось привить росток, идущий из другого корня. «Хватит кормить Кавказ» плюс призывы поставить заслон на пути иммиграции — часть националистов на это повелась. Но Навальный все равно смотрелся на «русских маршах» белой вороной. Своим для националистов он не стал и не мог стать.

— Во время мэрских выборов в Москве в 2013 году лозунги против нелегальной миграции активно использовал как Сергей Собянин, так и его основной оппонент Навальный — насколько это оправдано и какие дало результаты?

— Оправданно в каком смысле? Если в смысле эффективности, то, как мы видели, антииммигрантская риторика очень помогает собирать голоса. Правда, не всем. Сергею Митрохину (главе партии «Яблоко» — РП) это не помогло. Даже скорее повредило. Чужой электорат он все равно не завоевал, а свой растерял.

— В 2013 году было как никогда много антимигрантских волнений: Пугачев, Нурлат, Среднеуральск, Бирюлево, Апраксино. С чем был связан такой всплеск?

— Давайте не будем обманываться насчет обусловленности этих волнений неким подъемом русского национализма (я имею в виду идеологию, а не бытовую ксенофобию). Во-первых, львиная их доля связана не с мигрантами как таковыми (выходцами из других стран), а с выходцами с Северного Кавказа, то есть российскими гражданами. Так же, кстати, как Кондопога, Манежка, Демьяновка в Кировской области, которые случились совсем не в 2013 году.

Во-вторых, имеет смысл присмотреться, что на деле было триггером в большинстве таких случаев. Криминальный эпизод (убийство) и неуверенность людей в том, что преступник понесет наказание. Вспомним, что за пару лет до событий в Пугачеве там произошло убийство, и убийца — если не ошибаюсь, чеченец — отделался легким испугом. Откупился, родственники выкупили у полиции. Вот что возмущает людей и ведет к погромам. Стало быть, корень проблемы — неработающий закон. Ситуация, когда люди, которые должны закон охранять (правоохранительные органы), выступают его нарушителями. Суть дела — в коррупции в ключевых институтах государства.

Участники массовых беспорядков возле торгового центра «Бирюза» в Бирюлево. Фото: Илья Питалев / РИА Новости

Но фрустрация и гнев простых людей направляются не на эти институты, а на приезжих. Они адресуют свой протест не порочной системе отношений, а одному ее элементу, звену в цепочке тотальной коррупции. И заметьте, кстати, волнения успокаиваются тогда, когда люди убеждаются, что преступник будет наказан. Попытки националистических активистов канализировать энергию протеста в русло «межнациональных отношений» терпят неудачу.

— Можно ли сказать, что в связи с Крымом и войной в Донбассе постсоветской властью впервые стал востребован русский национализм? Как его можно охарактеризовать?

— То, что было востребовано — массовая мобилизация, но мобилизация управляемая, тогда как множество актеров на сцене русского национализма неуправляемы. То, что лежало в основе этой мобилизации, как мне кажется, — коллективная травма, вызванная распадом государства в 1991 году. Не стоит недооценивать глубину этой травмы. А травматический опыт нуждается в лечении или хотя бы в компенсации.

— Насколько реакция русских националистов на украинские события — кто-то поддержал сторонников федерализации, а кто-то — украинские власти — была предсказуемой?

— Предсказуемы только действия системных политиков. Тех, кто так или иначе включен в политическую систему. А большинство людей, которые объявляют себя представителями русского национализма, — низовые общественные активисты. Часть из них была бы не прочь инкорпорироваться в систему, но кто же их туда позовет? К тому же какая-то когорта активистов, выступающих от лица русского национализма, осудили действия Кремля по отношению к Украине. В их глазах эти действия — или ошибка, или сознательное вредительство, поскольку они ссорят друг с другом два братских народа (или, в другой интерпретации, — две части одного народа). Между прочим, среди тех, кто воюет на Юго-Востоке на русской стороне, существует отчетливый эмоционально-идеологический раскол. Местные ополченцы настроены прокремлевски (для них Путин — сакральная фигура), тогда как добровольцы из России зачастую весьма критичны к современной российской власти.

— Как вы оцениваете перспективы национал-демократического течения в русском национализме?

— От демократии в этих течениях столько же, сколько в немецком национал-социализме — от социализма. Но, мне кажется, разговор о перспективах в подобных случаях имеет смысл не в контексте идей, а в контексте ресурсов (административных и финансовых). Сейчас никаких особых перспектив не просматривается.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе