Новости – Люди

Люди

«Свобода вашей руки заканчивается там, где начинается чужой нос»

Константин Добрынин. Фото: личная страница в Facebook

«Русская планета» поговорила с сенатором Константином Добрыниным о неприятии националистов, «Русском марше» и событиях в Бирюлево

1 ноября, 2013 05:54

10 мин

Сенатор от Архангельской области Константин Добрынин просит не называть его «профессиональным антифашистом», хоть и пытается бороться с националистами в свободное от законотворчества время. В преддверии «Русского марша» Добрынин потребовал от организаторов акции отказаться от насилия, а также принципа солидарной ответственности, применяемого к мигрантам. Националисты ответили валом встречных писем, обвиняя Добрынина во лжи, лицемерии, цинизме и самопиаре.

«Русская планета» попыталась разобраться в том, что движет человеком, которого на ультраправых ресурсах с издевкой называют «толерантным сенатором».

— Вы один из немногих системных политиков, который открыто заявляет о своем неприятии неонацистов и националистов. Откуда такие взгляды?

— Это очень простая и человеческая позиция, большинство моих коллег ее точно также поддерживает, хотя, может, не все ее публично выражают. Я выразил. Но в данном случае неважно, один я или нас несколько. Важно называть вещи своими именами, говорить о проблеме национализма, неонацизма, расизма, ксенофобии и прочих дурных болезнях.

— Разница в том, что вы-то говорите, а ваши коллеги — нет. Конкретно вы почему выступаете открыто?

— Коллега Валентина Матвиенко сегодня выступила. Что касается меня, возможно, потому, что проблему неонацизма, национализма я знаю чуть лучше своих коллег. Я родился в 1976 году, как раз вот это мое поколение (условно 76-го, 78-го года рождения), которое увидело, как рухнул Союз, почувствовало буржуазную революцию и на себе ощутило те изменения, которые произошли в позиции государства по отношению к определенным явлениям, к неонацизму, в первую очередь. Государство вдруг с этой своей территории ушло, и то, что раньше было невозможным и нерукопожатным, полезло из всех щелей. Я это видел своими глазами: 89-й год, 90-й, появились первые националисты, фашисты, нацисты. Они были в публичном пространстве, продавался «Mein Kampf», в Петербурге у Гостиного двора постоянно болтались какие-то странного вида люди нацистского толка, свастики в Ленинграде, кто-то напевал немецкие марши и смотрел на форму твоего черепа и ушей. Было весело.

Потом появились РНЕ с Баркашовым, но они были настолько чудовищны и несъедобны в своих проявлениях, что через какое-то время сами по себе подгнили. В конце 90-х (в 97—98-м) пришли скины. Они несли в себе новую яркую, притягивающую эстетику английских футбольных болельщиков и кардинально отличались от баркашовцев. В бывшем блокадном Ленинграде подрос Дима Бобров, более известный как Шульц-88. Стал издательским делом заниматься. Журнал был один и назывался «Made in Saint-Petersburg». Он всех просвещал: поменьше теории, книг, основной принцип — делаем здесь и сейчас, увидел — ударил. Потом его предсказуемо посадили.

Потом пришла третья волна. Самая опасная. Апологетами ее были опять петербуржцы — Боровиков и Воеводин.

— Это те же самые, которые были в «Шульц-88».

— Отпочковались оттуда. Но абсолютно другой принцип и другая стилистика — отрицание и теории и внешней эстетики. Основное правило — ты такой как все, незаметный, по виду студент-ботаник. Принцип их существования — глубокое подполье. Принцип работы — акции прямого действия, выходим ночью, убиваем и разбегаемся, а на месте убийств оставляем метки.

Никакой внешней атрибутики нацистской не было вообще, хотя были у них газетки свои, достаточно жесткий такой самиздат. Много людей убили, таджикскую девочку восьмилетнюю зарезали в Петербурге. Ее звали Хуршеда Султонова. Хотя про нее не доказали, что это они убили, но это была их история. А раскрыли их после того, как они стали убивать сами себя. Был у них такой Гофман, еврей по национальности, они с ним учились в одном классе, но потом они вспомнили, что Гофман — еврей, и его убили. Из арбалета, по-моему, в лесу. И закопали там же. Потом их раскрыли мои друзья, питерские журналисты с «Фонтанки». Воеводин сел пожизненно, Боровиков был застрелен при задержании.

Прения по делу националистической группировки Боровикова — Воеводина («Шульц-88» и «Мэд Крауд»). Фото: Александр Коряков / Коммерсантъ

У меня все это вызывало шок. Я воспитывался в классической советской традиции и очень хорошо помню фильм «Иди и смотри». Его, вообще, надо показывать в школе в обязательной программе вместе со «Списком Шиндлера». Это шок-прививка против любого нацизма.

Новая волна национализма, нацизма появилась на «болотной» протестной энергии. Они поняли, что гражданский протест мощный и на нем можно вылезти. Питерский националист Бондарик — тот самый, который был осужден когда-то давным-давно за убийство гантелей на почве национальной вражды — стал завсегдатаем «Марша несогласных». Они вдруг все стали гражданскими активистами, рукопожатными такими. Ну, а когда критическая масса накапливается, достаточно щелбана, чтобы шар покатился и начались погромы. А здесь не щелбан был, а труп (имеются в виду убийства граждан Узбекистана и Азербайджана, последовавшие за волнениями в Бирюлево. — РП). Отсюда и появился мой запрос.

Задача была простая. Во-первых, надо было, чтобы это появилось в публичном пространстве и это увидел министр внутренних дел, а он действительно увидел и ответил. Во-вторых, это нужно, чтобы это увидели сами ультраправые, увидели и поняли, что за их действиями внимательно смотрит государство. Ребята, вы имеете право на свои нездоровые взгляды, это ваша проблема. Но вы не имеете права на акции прямого действия и на призывы к ним.

— Вы также написали обращение к правоохранителям по поводу «Оккупай-геронтофиляй». К ним же обращалась наша коллега Лена Шмараева. Вы решили поддержать своим весом ее обращение или сами по себе?

— О том, что Елена написала, я узнал уже после того, как обратился сам. В Facebook потом прочитал, что вот, мол, какой-то сенатор тоже написал. У меня это была абсолютно спонтанная, но очевидная реакция. Я посмотрел этот ролик в YouTube и взорвался: там же практически в прямом эфире показывают, как совершается уголовно наказуемое деяние. В прямом эфире и чистый состав — бери, возбуждай и работай. И я знаю, что мои коллеги из Санкт-Петербурга, обычные юристы, тоже написали заявления, так что одновременно несколько бумаг им прилетело.

Я уже получил пару ответов. Пока идет проверка. Сначала был отказ в возбуждении, потом отказ отменили, в том числе и из-за обращений, сейчас они опять проверяют. Я эту ситуацию не выпускаю из виду, дождусь некоего окончательного правового статуса ситуации, а дальше посмотрим, как мы будем двигаться. Посмотрел потом интервью с этим молодым человеком, у которого фамилия очень схожа с историком Радзинским (заявление было написано на Филиппа Разинского, который в интернете скрывался под ником «Дёниц». — РП), и мне кажется, что он тоже начинает менее уверенно себя вести, соображает, значит. Да и проект, по-моему, уже закрылся. Преступать закон всегда лучше в тени. Как только на тебя направили яркий фонарь — тебе становится неуютно. Чем больше таких фонарей будет, тем лучше. Чтобы не одни там Добрынин со Шмараевой фонариками светили, а человек сто, причем не только в блогах писали, но еще и обращались в правоохранительные органы.

— Вы вот писали открытое письмо в адрес лидеров националистов в преддверии «Русского марша», выдвигали им некие требования. Одно из них — требование призвать своих сторонников отказаться от насилия. Вы действительно считаете, что лидеры «Русского марша» могут воздействовать на тех, кто ходит на такие акции?

— Они в полной мере могут воздействовать на своих соратников, сторонников и сочувствующих — потому что они лидеры. Это аксиома. Хоть я и не разделяю их взглядов, я предполагаю, что они люди неглупые. И здесь я не то что их о чем-то прошу, я просто показываю им, что их роль и их возможная ответственность за исход «Русского марша» слишком велика. Если вы проводите «Русский марш» — проводите его уважительно и вежливо, в соответствии с нормами закона. Как бы это ни было скучно и банально. Я думаю, они меня услышали, несмотря на то, что прикидываются будто нет. Посмотрим четвертого ноября, насколько они умны и адекватны.

— Один из организаторов «Русского марша» Дмитрий Демушкин буквально в воскресенье говорил, что только 10 % из тех людей, которые приходят на «Русский марш», принадлежат к каким-то организациям. Все остальные — это футбольные фанаты, национал-социалисты, национал-патриоты, и они не подчиняются ни Демушкину, ни Белову, ни кому-либо еще.

— Наивно рассуждать в категориях прямого подчинения. Это лукавая подмена понятий. Мы же говорим о вопросах разделения определенных взглядов. Ты идешь туда, потому что разделяешь взгляды какого-то лидера, определенную его идеологию. Может быть, ты напрямую и не состоишь в какой-то организации, но тем не менее ты прислушиваешься к тому, что тебе говорят и куда тебя ведут. Даже если, пардон, у тебя, всего лишь, бытовой национализм. Хотя это начало болезни. Главное, чтобы вы, свободно выражая свое мнение, не забывали, что свобода вашей руки заканчивается там, где начинается чужой нос. Это, кстати, постулат конституционного учения о свободе.

— Но Демушкин настаивает, что «Русский марш» состоится даже если все лидеры «Русского марша» заболеют, умрут и окажутся в тюрьме. Люди, которые приходят на акцию 4 ноября, зачастую не слушают выступлений на митинге. Их «Русский марш» заканчивается там, где начинается митинг. Вот эти люди — они представляют собой опасность? Они бытовые ксенофобы или они все-таки склонны к насилию?

— Демушкину можно так сказать: «Делай, что должно по закону, и будь, что будет». Ты выполни свою обязанность, призови своих сторонников к четкому соблюдению закона и прямо скажи, чего делать нельзя. Хотя бы это исполни для начала, если ты человек ответственный.

Дмитрий Демушкин во время акции националистов «Русский марш» на Крымской набережной. Фото: Антон Новодережкин / ИТАР-ТАСС

В чем разница между националистом и нацистом? Националист говорит: «Россия для русских», «Мексика для мексиканцев». Нацист говорит то же самое, но потом добавляет: «Остальных будем резать». И начинает это делать. Грань узкая. Некоторые люди могут это расстояние пройти быстро.

И это, конечно, зависит не только от лидеров националистов, но и от всего общества. Если кто-то в твоей компании начинает что-то националистическое говорить, а ты его обрываешь, не проглатываешь это и не делаешь вид, что ты ничего не заметил, то человек на твою реакцию обратит внимание. Он может тебе агрессивно ответить или послать тебя подальше, но он задумается. Из трех задумавшихся один, может, одумается. Но в общей массе это работает на плюс. Если среда — общество, государство — начнет публично относиться к этому по-другому, то процент националистов начнет уменьшаться.

— У вас все время звучит один мотив: «Если будет общественное осуждение, если будет со школы прививаться нетерпимость к фашизму, если государство будет пресекать национализм...» А как это патриотическое воспитание может сочетаться с имперским синдромом? На уровне государства в последние годы декларируется открытое противостояние с американцами, снисходительное отношение к украинцам, белорусам, грузинам.

— Давайте все-таки не путать противостояние с американцами и межэтнические вещи. Их никто во власти не пропагандирует, и на уровне государства нет поддержки националистических взглядов. Просто надо помнить, что у нас одна нация.

А что касается Америки, то это не наш враг, это скорее наш соперник. К этому надо относиться как в спорте: сегодня ты, завтра они. Это нормальное государственное соревнование. Так и должно быть. А соперника надо уважать.

Пример войны с Грузией — это вообще другая история. К тому же, публично всегда подчеркивалось: режим Саакашвили — это одно, а вот Грузия — это другое.

— Если помните, за два года до войны с Грузией в Москве были облавы на грузин. Ходили по квартирам, проверяли жильцов с нерусскими фамилиями. Это же национализм именем государства. В чистом виде.

— Но сейчас-то с Грузией отношения становятся нормальными, и этого нет.

— Сейчас нет.

— Так, может, времена меняются?

— Но въездные визы для грузин остались. Такие же теперь, после событий в Бирюлево, просят ввести и для всех остальных.

— Это заблуждение, конечно, думать, что, вводя визы, ты решаешь все проблемы. Ничего подобного. Чтобы проблем не было, должны работать государственные механизмы, начиная с полиции. Это банально, но так. Поэтому, ставя во главу угла при решении этой проблемы исключительно визы — это хитрость. Почему в других-то странах даже визовых, где есть огромный поток действительно нелегальных иммигрантов нелегально въезжающих в страну, нет таких проблем? Потому что в первую очередь нормально работает полиция и миграционный контроль.

— После Бирюлево в Госдуму было внесено несколько инициатив, направленных на борьбу с нелегальными мигрантами. Вы как сенатор что об этих законопроектах думаете?

— Я пока не все успел посмотреть. Но могу сказать, что мне не нравится. Мне не нравится, что сразу после события, появился хаотичный поток каких-то инициатив. Давайте сначала спокойно подумаем, а потом внесем необходимые поправки. Возможно, точечные — иногда чуть-чуть надо отрегулировать закон, а не выдумывать что-то кардинальное или экстравагантное. Я за такой подход. А этого, к сожалению, нет, но я бы не хотел комментировать действия коллег из Госдумы. У них своя палата, у нас своя.

— Я об этом спрашиваю, потому что вы сами предлагали лидерам националистов с их «содержательными идеями» идти в парламент и обсуждать их там. В итоге получилось, что их идеи в Думу внесли за них.

— Неверно говорить, что это внесли их идеи чужими руками. Давайте не будем за них решать. Я напомнил националистам, что есть легальное поле. Официальный парламентский путь всегда более скучный и длинный для прохождения, чем зажигательный, яркий и короткий путь на улице до ближайшего автомобиля или прилавка. Это разные истории и подходы, но идти надо первым путем. Если ты докажешь свои поправки и мысли, сможешь обосновать — они станут законами.

— Так или иначе, законопроекты против мигрантов оказались в Думе. Теперь градус на улицах спадет? Это поможет?

— Я бы сначала хотел проанализировать текст законопроектов, обсудить со специалистами, а потом смог бы сказать, поможет или нет. Может, что-то еще придется предложить. Иное.

— Реакция власти на задержание Орхана Зейналова по-вашему была адекватной? С показательным унижением, приводом к Колокольцеву?

— Хороший вопрос. Смотрите, я сам — сын советского милиционера и рос в милицейской семье. В милиции проводил достаточно времени, многое видел изнутри. В том числе, как работает милиция и что такое жесткое задержание. Это еще не жесткое. Скорее, в чем-то жестокое. Конечно, показывать нужно было. Процесс этого задержания должен был быть жестким, вопрос в том, как и что именно показывать. Я помню 90-е годы, как работал РУБОП. Работали жестко, но ничего показного не было, потому что люди рисковали в любой момент получить пулю. Там все было по-другому. Без кино. А в этом случае, по мне, картинка была слишком пафосная. Может, надо было чуть-чуть пафоса убрать, и все бы было правильно. Так что, это еще и вопрос степени профессионализма того, кто это снимает и показывает. Но подобное задержание на 100 % должно было быть жестким.

— А не много чести для обычного убийцы? Он же не террорист.

— Не террорист, он человека зарезал. Обычный убийца, но те процессы, которые сдетонировали после того, что он предположительно совершил, все-таки требовали публичной и быстрой реакции государства. Кстати, надо похвалить МУР и всех, кто работал, потому что это было качественно сработано, но этот факт прошел не очень замеченным. Во многом из-за дурацкого шоу — это было too much. Но это уже вопросы вкуса.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе