Страх быть помноженным на «голубой» ноль

«Русская планета» продолжает публиковать цикл статей о типичном провинциале XXI века. Политический социолог Алексей Рощин, основываясь на своей исследовательской практике, уже проанализировал отношение человека «из-за МКАД» к власти, системе ЖКХ, медицине, правоохранительной системе, бизнесменам, мигрантам, образованию, демократии, криминалитету и церкви.

На очереди – одна из самых «больных» тем последнего года.

В последний год гомосексуальная тема – или, если угодно, тема гомосексуального секса – как-то незаметно, но крайне решительно вырвалась в России в разряд «топовых». Более того: Россия вдруг начала бороться с гомосексуализмом столь рьяно, что это привело к обострению ее отношений с, как принято выражаться, «цивилизованным Западом». Вплоть до того, что «из-за притеснений гомосексуалистов в РФ» там начали поговаривать даже о бойкоте выстраданной, стоящей безумную прорву денег Олимпиады в Сочи.

Откуда вдруг пошла у нас эта «антиголубая» волна? Из народной толщи – или, что более привычно, здесь мы имеем очередное чисто «верхушечное», идущее сверху раздувание проблемы на пустом месте?

Принято думать, что «внизу», так сказать, в «толще» российских обывателей, распространена самая темная и отчаянная гомофобия. Подтверждений такому взгляду найти нетрудно – зачастую достаточно просто наугад в любой многочисленной компании затронуть тему гомосексуалистов, чтобы мгновенно получить целый спектр острых эмоциональных реакций. Собеседники, казавшиеся до этого вполне милыми и вменяемыми, вдруг преображаются, зверея буквально на глазах: глаза наливаются кровью, они грозятся чуть ли не рвать бедных «пид…ов» руками и зубами. За что? С чего бы вдруг?

Что характерно, такие острые припадки буйной агрессивности не кажутся иным, более сдержанным членам компании чем-то ненормальным, скорее, наоборот, они рассматриваются вроде варианта нормы. Типа «ну что ж, гневается человек; видать, накипело».

Однако, с другой стороны, по 90-м годам и даже по первой половине 2000-ных мы знаем таких деятелей шоу-бизнеса, как Борис Моисеев, певец Шура, Сергей Пенкин. В их половой ориентации у публики нет и не было никаких сомнений (да они ее и не скрывали) – и это почему-то не мешало им успешно гастролировать по всей России, собирая полные залы поклонников и поклонниц. Гомофобы если и пытались им помешать, то всегда очень вяло и слабо.

Обычно «продвинутые», знакомые с психологией читатели связывают повышенную агрессивность части советских обывателей в отношении гомосексуалистов с так называемой «латентной гомосексуальностью». Мол, некто где-то в душе сам стремится к гомосексуальным контактам, но по-фрейдовски «вытесняет» это стремление, в итоге подменяя влечение агрессией.

На мой взгляд, такое объяснение страдает излишним «биологизмом», является попыткой свести социальное явление к биологии конкретного индивида. И чисто количественно оно не объясняет нынешней массовости гомофобных безумств в России. Задумаемся: ведь, как считается, гомосексуальные влечения свойственны генетически 1-2% человеческих особей; между тем, как иной раз кажется, склонны к гомофобным беснованиям и 10, и 20, и 30% наших дорогих соотечественников! У них-то ведь у всех, по идее, никак не может быть «латентной гомосексуальности»?

Нет, тут что-то другое. Более глубокое, пропитанное, так сказать, российской спецификой.

Советский человек на протяжении не такой уж долгой истории СССР был погружен не только в «высокую» советскую культуру – симфонии Шостаковича, стихи Маяковского, балет Улановой и т.п. – но и, возможно, в большей даже степени, в так называемую блатную, тюремную культуру. «Когда срока огромные брели в этапы длинные». Феноменальных, недосягаемых в человеческой истории показателей численность тюремного населения СССР достигла в последние годы жизни Сталина, 1949-1953 годы: тогда, по данным профессора Земскова, в Союзе сидел примерно каждый 70-й житель страны (для сравнения – в США на сегодня сидит 140-й, и они занимают первое место в мире по этому показателю).

Однако и в дальнейшем советский строй «пропускал» через тюрьмы и лагеря собственное население весьма интенсивно. Да и сейчас ситуация несильно улучшилась: по количеству заключенных на 100 тысяч населения Россия на втором месте в мире (у нас сейчас сидит каждый двухсотый).

Фото: Епанчинцев Евгений / ИТАР-ТАСС

Соответственно, «блатная культура» очень сильно «въелась в кровь» постсоветскому населению, о чем свидетельствует полное господство «радио Шансон» в музыкальном вещании. Ведь практически в любой семье кто-то сидел или сидит, а если даже нет – «правила поведения на зоне» ребенку непременно расскажут подкованные друзья и подруги.

При этом как-то мало обращается внимания на тот факт, что вообще весь этот «шансон», система тюремных понятий - культура отчетливо гомосексуальная. Просто по определению – так как, по сути, она является выражением образа жизни гомогенного изолированного мужского сообщества.

Не будем здесь вдаваться в социопсихологические описания закрытых тюремных групп, отметим главное: это очень жесткая, ориентированная на власть и подчинение система поведения в обществе, в котором люди лишены очень многого, но особо остро ощущают депривацию в отношении обычного, гетеросексуального секса. Соответственно, секс в таких групп является вытесняемой СВЕРХценностью.

При этом тюремная культура еще и потому так охотно воспринимается российским обывателем, что, как мы уже отмечали в других частях наших записок, российский обыватель «по жизни» несвободен и беззащитен. Поскольку государство обывателю не принадлежит и им не управляется, обыватель в постсовке находится в состоянии постоянного стресса, в ощущении опасности. Вокруг слишком много сильных – а обыватель слаб и одинок.

Блатная культура просто в максимально доступной и понятной форме материализует для обывателя его Страх. Это – страх быть «опущенным», то есть РИТУАЛЬНО подвергнуться гомосексуальному насилию. В блатной культуре гомосексуальному контакту придается воистину огромное символическое значение: это и наказание, и выражение Власти, и понижение в социальном ранге «наказанного» практически «до нуля». То есть – полная катастрофа. Весь спектр идиом и крылатых выражений, которыми пользуются русские люди, обозначая саму эту процедуру «понижения в статусе», просто долго перечислять. Обращу лишь внимание на яркий глагол «отыметь», который, очевидно, буквально обозначает «превратить в неодушевленный предмет», в вещь.

Вот в этом вечном страхе «быть опущенным» российский обыватель и живет. Причем понимая, что от подобной участи его, по большому счету, ничто не защищает, кроме разве что многочисленности – «нас много, всех не ….». Для обывателя образ пассивного гомосексуалиста с детства – это вовсе не просто человек, занимающийся какими-то нетрадиционными сексуальными практиками; нет – до боли зримый образ социального краха, бездны под ногами. Хтонический ужас из детских сновидений; самое страшное – дать кому-то заподозрить, что у них может быть с нашим обывателем что-то общее.

Фото: Elaine Thompson / AP

Но отсюда же – и острый, в чем-то болезненный интерес таких вот перепуганных обывателей к «объявленным гомосексуалистам» типа условного «Бори Моисеева». С вышеописанной точки зрения «объявленный гомосексуалист» - это как раз и есть «человек, упавший ниже некуда», «вещь», «помноженный на ноль» и т.п. Российский провинциал смотрит на них с ужасом, отвращением и… завистью (в которой, естественно, сам себе никогда не признается): не потому вовсе, что сам хочет гомосексуального секса (чаще всего – вовсе не хочет), а потому, что такой Боря Моисеев – это человек «по ту сторону страха»: самое страшное, что только может быть на свете, с ним уже случилось, но ОН ЕЩЕ ЖИВ. Значит, жизнь без страха… возможна?

Таким образом, мы приходим к выводу, что культ «страха перед голубизной» – это в специфических российских условиях, безусловно, инструмент социального порабощения широких масс населения. Властям, безусловно, выгоден жупел «пассивного гомосексуалиста» как самого страшного кошмара жизни – «о, это может случиться со мной!» Это помогает держать обывателей в повиновении.

И отсюда же видно, что активно продвигаемое ныне на Западе отношение к гомосексуальному сексу как к «просто одному из бесчисленных способов доставить удовольствие себе и партнеру» разрушает этот жупел. Если в «опущении» самом по себе нет, «как нам тут подбрасывают», ничего такого уж жутко постыдного и катастрофического – тогда чего ж обывателю бояться?

Российская власть, вероятно, на инстинктивном уровне почувствовала угрозу. Речь ведь идет об одном из базовых способов психологического контроля за населением на 1/6 части суши. Поэтому и началось активное «противодействие Западу», попытки повторного табуирования гомосексуальной темы. Даже Олимпиадой готовы рискнуть – черт с ней, контроль над массами дороже!

Общая канва действий в инфополе понятна: гомосексуализм - это так ужасно, что о нем лучше вообще ничего не знать и не говорить; гомосексуалистов – ни в спорте, ни на сцене – не существует (то есть все, кто себя таким образом проявляет, тут же проваливаются в преисподнюю без следа, превращаются в «социальный ноль»).

Властям оно, конечно, выгодно, но, прошу прощения за тавтологию, культивирование блатной культуры ведет к дополнительной невротизации и без того крайне нервного населения. Секс в России оказывается чрезвычайно перегружен символическими смыслами: в нем мало любви, мало даже гедонизма, но очень много отношений власти. Простой русский обыватель, в котором с детства живет концепция «опущения», в итоге начинает воспринимать любой секс, даже гетеросексуальный, как тот же самый способ наказания и понижения в социальном ранге.

В итоге интернет полон, к примеру, жалобами женщин на то, что вроде бы влюбленные в них мужчины… оказываются неспособными к половой близости с ними. И дело не в импотенции, а, как ни странно, в страстной и сильной любви: влюбленные не могут заставить себя «опустить» любимую.

Не стоит думать, что страстная гомофобия значительной части нашего населения показывает, будто бы среди нас так уж много «латентных гомосексуалистов». Вовсе нет. Эти люди просто глубоко невротизированы и испытывают страх. Который нынешние власти посчитали нужным еще усилить.