«Уйти в горы — все равно, что уйти в другой мир»

Фото: из личных архивов Михаила Глебова

Альпинист Михаил Глебов — о том, на какие жертвы люди идут ради покорения вершин

Наталия Федорова

2 июля, 2016 10:00

8 мин

Михаил Глебов большую часть своей жизни посвятил экстремальным видам спорта — альпинизму, туристическим походам, прыжкам с парашютом, полетам на параплане, подводным погружениям. Он рассказал «Русской Планете» о том, почему люди готовы заплатить немалые деньги за то, чтобы так рисковать своей жизнью.

— Михаил, расскажите, как начиналось ваше увлечение экстремальными видами спорта и во что оно переросло?

— С детства мечтал быть летчиком, уже в школе начал каждые выходные прыгать с парашютом, и это осталось со мной до сих пор. Поступив в Казанский авиационный институт на факультет летательных аппаратов, познакомился с ребятами, ходящими в спортивные походы. Впервые отправился с ними по Марийской ССР. Шел на пределе, но когда вернулся, испытал чувство окрыленности. Это был еще не адреналин. Адреналин в парашютах: там между началом и концом прыжка проходит четыре минуты, и если что-то пошло не так, у тебя в распоряжении 20 секунд, за которые решается твоя судьба. Тем не менее ходил в серьезные походы на Северный Урал, Кольский полуостров, стал руководителем группы. Летом сплавлялись по рекам. Через несколько лет почувствовал, что туризма для меня недостаточно. Решил попробовать себя в альпинизме. Чистый адреналин: под тобой пропасть, над тобой небо. Подготовка серьезная, почти военная. Дошел до первого разряда, лидером стал. Быть первым в группе особое наслаждение: он все равно, что прокладывает путь к Богу, но и страдает в случае чего в первую очередь он. Встретился с парапланеристами. Привлекло ощущение полета. Зимой в минус 27 летишь над Волгой как будто в космосе. Моя максимальная высота — 2875 метров, рекорд Татарстана, еще не побит. На парапланах летал лет 15, иногда в воздухе проводил больше времени в сутках, чем на земле. Потом были дальтолеты, самолеты, подводные погружения, подводная охота и стрельба.

— Что привлекало вас в этом — победа над собой, над природой?

— Никогда не было даже мысли о том, что я победил. Ты не покорил гору, это гора позволила тебе залезть. У нас отношение к природе благоговейное. Серьезный опытный человек про всякий героизм помалкивает. Он уходит в себя. Воин, прошедший войну, не разглагольствует, потому что все пережитое им интимно.

— Какой предстает природа в горах?

— Уйти в горы — все равно, что уйти в другой мир, на другую планету. Там другой воздух, другое солнце, звезды величиной с блюдце, отношения такие, что человек может за тебя жизнь отдать, а ты за него. Там постигаешь гигантизм природы. Однажды ночью я услышал грохот, вышел из палатки и увидел камнепад. Стена в отдалении от нас обваливалась и вся мерцала словно бенгальскими огнями. Жуть. Но в этой жути красота. Один раз на вершине пик Революции на нас пошла лавина по вертикали, километра два. Грохот снега. Мы замерли в восторге. Но потом такое давление воздуха испытали, что весь наш лагерь просто как песчинка перелетел на другую сторону мульды. Потеряли много продуктов, получили ушибы. Полюбовались. Завораживает ночное мерцание ледников, когда выходит луна. Или серебристый снег — такой чистый, какого на равнине не увидишь. Тишина в горах абсолютная. Но самое страшное, что там нет СО2. Воздух сухой и очень вредный для здоровья. После высоты шесть тысяч начинается разложение мозга. Поэтому долго там находиться нельзя: все болезни быстро усиливаются. Если у тебя ангина — задохнешься, не раз приходилось видеть, как надрезают горло и вставляют трубку, чтобы спасти человеку жизнь.

Фото: Наталия Федорова / Русская планета

— Вам приходилось переживать гибель товарищей?

— 70% гибелей происходит на спуске — от усталости, лишний крюк не забил, расслабился. Если встретился с чьей-то смертью во время восхождения, особенно в своей группе, сезон надо прекращать на год. Пять друзей погибло в лавинах, четыре человека в камнепадах. Когда спасаешь людей, попавших в камнепад, ощущение, что ты на войне. И думаешь: для чего все это? Мой товарищ рано утром был разбужен сильным грохотом, вылез из палатки и увидел, что прямо на наш лагерь идет селевой поток, снег и камни. Подумал: «Что их будить? Все равно погибнем. Дай хоть последнюю секунду посмотрю на эту красоту». Но в трех метрах от палатки поток остановился, друг всех разбудил, дали деру. На Эльбрусе каждый год пропадает без вести минимум 40 человек. Потому что Эльбрус — это вулкан. Началась непогода, группа в щель залезла, а там газ. Так они прекрасно засыпают целыми группами. Но желающих добраться до его вершины не становится меньше. Я и сам не раз оказывался на границе со смертью: падал с 70-метровой высоты, ломал позвоночник, но меня это не останавливало.

— Какие отношения выстраиваются между альпинистами?

— Жесткие, военные, требующие выдержки. Стена высотой два километра, вы на ней. И вдруг непогода, шквал снега, ураганный ветер. Ставим кое-как на кирпиче палатку, четыре человека, один держит примус, другой кастрюлю. Слава Богу, если поели. А бывает, что не ешь и не пьешь по два дня, на восхождении теряешь по 10-15 кг. Приходишь — живые мощи. Не все выдерживают, срываются. Был случай — потеряли карту района, продукты кончаются, а надо выходить. Приполярный Урал. Руководитель потом уже мне рассказал, что еле-еле себя сдержал и не застрелил запаниковавшего человека, чтобы спасти остальных.

И в альпинизме, и в туризме ситуации жесткие. Ребята неординарные. Идем по Приполярному Уралу. У парня замерз палец в ботинке. Раньше снаряжение плохое было, 1975 год. Палец треснул и примерз к подошве. Никому не говорит, даже не хромает, рюкзак страшный — под 60 кг. На привале вырывает палец с мясом, перематывает, утром опять надевает ботинок, и так идет, пока не появилась кость. Но он прошел весь путь, а когда вернулся в Казань, врачи сказали, что до гангрены ему осталось полдня.

— Мировоззрение после возвращения домой меняется?

— В горах живешь на пределе сил. Даже химический состав крови меняется. Такое очищение! Потом на вещи смотришь иначе, взрослеешь. Причем срок действия адреналина — год. После этого от похода в горы тебя остановит только одно — смерть. Надо вдохнуть свежести, силы. Первый раз, когда вернулся с гор, увидел «спокойное небо равнины». В горах все постоянно меняется. Тут у людей все проблемы от ума, а там забываешь о себе.

— Каких финансовых затрат требует участие в походах?

— Бюджет серьезный. Только метр веревки стоит 30 рублей, а надо сотни метров. Жилетка из пуха, пуховые штаны, трехслойные ботинки, титановые кошки, ледоруб, обвязка, каска, средства связи, карабины, ледобуры, крючья, масса всего. Да и другие виды экстрима не дешевы: одно крыло параплана до 150 тыс. рублей. Платишь только ты.

— Как к этому относятся близкие?

— Моя первая семья не выдержала, расстались. Затем женился на альпинистке, она знала, куда я иду, и ничего не говорила, восхищаюсь ее терпением. В основном если есть конфликт в семье, то бывает разрыв, потому что чувство гор сильнее любви к семье. Я постепенно начал отходить от экстрима, когда понял, что это чистой воды эгоизм. Каждый год мы, альпинисты, встречаемся в Камском Устье. И я там как-то заговорил с товарищами: «То, чем мы занимаемся, не нужно ни жене, ни матери, ни детям. Это эгоизм». Нажил себе немало врагов такими речами. Они все это прекрасно понимают, но ничего поделать не могут.

— Чем старшее поколение экстремалов отличается от молодого?

— Сейчас больше индивидуализма. У американцев есть такое понятие «восхождение в одиночку». Наши еще не пришли к этому, но идут. Пока казанская федерация альпинизма ходит командами. Но все тяжелее делать заявленные восхождения альпинистов — финансы только свои, никто не выделяет. И массовости нет.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе