«Радость там, где у порога не слышны стоны»

Русский поэт Сергей Есенин. Фото: ТАСС

Поэт Сергей Есенин — о загранице, России и смысле жизни

Елена Алмазова

18 октября, 2015 07:45

6 мин

3 октября исполнилось 120 лет со дня рождения великого русского поэта Сергея Есенина. Он был известным дебоширом и любителем крепкого словца, его поведение зачастую выходило за рамки дозволенного. Но между тем Максим Горький называл его «органом, созданным природой исключительно для поэзии, для выражения неисчерпаемой «печали полей», любви ко всему живому в мире и милосердия, которое — более всего иного — заслужено человеком». И, конечно, его стихи заняли особую нишу в русской поэзии. В воображаемом интервью РП поговорила с поэтом о его нелюбви к Западу и любви к Родине, о Боге и вере.

— Когда вы начали писать свои произведения?

— Стихи я начал писать рано, лет девяти, но сознательное творчество отношу к 16–17 годам. Некоторые стихи этих лет помещены в «Радунице».

Восемнадцати лет я был удивлен, разослав свои стихи по журналам, тем, что их не печатают, и поехал в Петербург. Там меня приняли весьма радушно. Первый, кого я увидел, был Блок, второй — Городецкий. Когда я смотрел на Блока, с меня капал пот, потому что в первый раз видел живого поэта. Городецкий меня свел с Клюевым, о котором я раньше не слыхал ни слова. С Клюевым у нас завязалась, при всей нашей внутренней распре, большая дружба.

В эти же годы я поступил в Университет Шанявского, где пробыл всего 1, 5 года и снова уехал в деревню. Из поэтов-современников нравились мне больше всего Блок, Белый и Клюев. Белый дал мне много в смысле формы, а Блок и Клюев научили меня лиричности.

— Вам довелось пожить и в Америке, и в Европе. Какое общее впечатление на вас произвел Запад?

— Что сказать мне вам об этом ужаснейшем царстве мещанства, которое граничит с идиотизмом? Кроме фокстрота, там почти ничего нет. Здесь жрут и пьют, и опять фокстрот. В страшной моде господин доллар, на искусство начхать — самое высшее музик-холл. Я даже книг не захотел издавать здесь, несмотря на дешевизну бумаги и переводов. Никому здесь это не нужно. Если рынок книжный — Европа, а критик — Львов-Рогачевский, то глупо же ведь писать стихи им в угоду и по их вкусу. Здесь все выглажено, вылизано и причесано. Птички какают с разрешения и сидят, где им позволено.

— Неужели даже Германия показалась вам скучной, ведь эта страна считается богатой на таланты…

Немецкий публицист и историософ Освальд Шпенглер

Немецкий публицист и историософ Освальд Шпенглер. Фото: wikipedia.org

— Германия? Жизнь не здесь, а у нас. Здесь действительно медленный грустный закат, о котором говорит Шпенглер. Пусть мы азиаты, пусть дурно пахнем, чешем, не стесняясь, у всех на виду седалищные щеки, но мы не воняем так, как воняют внутри они. В Берлине я наделал, конечно, много скандала и переполоха. Мой цилиндр и сшитое берлинским портным манто привели всех в бешенство. Все думают, что я приехал на деньги большевиков, как чекист или как агитатор. Мне все это весело и забавно.

— Хотите сказать, в России больше возможностей для творчества?

— Из Москвы казалось, что Европа — это самый обширнейший рынок распространения наших идей в поэзии, а теперь я вижу: Боже мой, до чего прекрасна и богата Россия в этом смысле. Кажется, нет такой страны еще и быть не может. Со стороны внешних впечатлений в Европе все прибрано и выглажено под утюг. На первых порах это понравилось бы, а потом, думаю, наш человек стал бы хлопать себя по колену и скулить, как собака.

— Но почему-то среди некоторых наших соотечественников распространено мнение, что Америка — символ свободы. Так ли это?

— Сила железобетона, громада зданий стеснили мозг американца и сузили его зрение. Нравы американцев напоминают незабвенной гоголевской памяти нравы Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича. Как у последних не было города лучше Полтавы, так и у первых нет лучше и культурней страны, чем Америка. Владычество доллара съело в них (американцах) все стремления к каким-либо сложным вопросам. Американец всецело погружается в Business и остального знать не желает. Искусство Америки на самой низшей ступени развития. Американцы — народ весьма молодой и не вполне сложившийся. Та громадная культура машин, которая создала славу Америке, есть только результат работы индустриальных творцов и ничуть не похожа на органическое выявление гения народа. Народ Америки — только честный исполнитель заданных ему чертежей и их последователь.

— И все же есть люди, которые бы хотели жить и работать именно там…

— Если сегодня держат курс на Америку, то я готов тогда предпочесть наше серое небо и наш пейзаж: изба, немного вросла в землю, прясло, из прясла торчит огромная жердь, вдалеке машет хвостом на ветру лошаденка. Это не то, что небоскреб... зато это то самое, что растило у нас: Толстого, Достоевского, Пушкина, Лермонтова...

— Что для вас является смыслом жизни?

— Жизнь… Я не могу понять ее назначения, и ведь Христос тоже не открыл цель жизни. Он указал только, как жить, но чего этим можно достигнуть, никому не известно. Да, однако, если это тайна, то пусть ей и останется. Но мы все-таки должны знать, зачем живем.

— Вы считаете себя верующим человеком?

— Христос для меня совершенство. Но я не так верую в него, как другие. Те веруют из страха, что будет после смерти? А я чисто и свято, как в человека, одаренного светлым умом и благородною душою, как в образец в последовании любви к ближнему.

— С какими словами вы бы обратились сейчас к людям?

– Человек! Подумай, что твоя жизнь, когда на пути зловещие раны. Богач, погляди вокруг тебя. Стоны и плач заглушают твою радость. Радость там, где у порога не слышны стоны.

В материале использованы выдержки из автобиографии Сергея Есенина «О себе», из очерка об Америке «Железный Миргород», из писем современникам.

Подготовила Елена Алмазова

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе