Пьяный польский генерал самолётом управлял

Последний истошный крик «Курва-а-а-а-а-а!» прозвучал в кабине пилотов борта № 1 в 10 часов 41 минуту 05 секунд. До этого оживлённые переговоры пилотов и посторонних лиц, находившихся в кабине, перемежались непрерывным срабатыванием системы TAWS (Terrain Avoidance Warning System), буквально кричавшей лётчикам пытавшимся посадить самолёт в предлагаемых обстоятельствах непроглядного тумана: «Впереди земля!».

При заходе на посадку потерпел крушение Ту-154, в котором летели президент Польши Лех Качиньский, его жена и практически всё политическое руководство страны – политики, высокопоставленные военные, представители духовенства.

Почему до сих пор не названы виновные в гибели 96-ти человек, находившихся на «борту № 1»? «РП» расставляет точки над i в самом болезненном «польском вопросе» XXI века.

Неофициальный визит поляков в Смоленскую область был приурочен к 70-й годовщине зверского уничтожения 14 тысяч 700 польских военнослужащих, оказавшихся в 1939 году, после передела Польши, в советских «гулаговских» лагерях. Советский Союз целых 50 лет не признавал одного из самых массовых расстрелов, произошедшего в лесу близ Катыни.

Даже в 1945-м, на Нюрнбергском процессе, предпринимались отчаянные попытки переложить ответственность за самое массовое уничтожении польских офицеров на немцев. Предъявить нацистам за уничтожение поляков не удалось. Убийство польских офицеров на десятилетия повисло на нашей стране, как одно из тягчайших преступлений кровавого сталинского режима.

Правда всплыла в 50-ю годовщину кровавой расправы. В 1990-м Союз посетил тогдашний лидер Польши Войцех Ярузельский. Михаил Горбачёв передал ему списки расстрелянных офицеров. А ТАСС в специальном сообщении возложил вину за расправу на «Берию и его пособников».

Двадцать лет спустя, в 2010-м, премьер-министр России Владимир Путин пригласил почтить память невинно убиенных поляков главу кабинета министров Польши. Дональд Туск и Владимир Путин воздали убитым полякам все необходимые почести ещё 7 апреля, посетив мемориал, сооружённый в честь расстрелянных польских офицеров. Помнится, в тот день Путин заявил, что России больше нечего скрывать в этом деле.

7 апреля ещё никто не знал, что в Катынской истории не только не удастся поставить точку, но 3 дня спустя последует не менее страшное историческое событие, ответы на вопросы в котором вновь придётся искать десятилетиями.

10 апреля в Смоленск засобирался Качиньский, который, следуя букве протокола, лететь вместе с Туском в Россию 7 апреля не мог. Национальные и международные концепции безопасности не приветствуют одновременное пребывание сразу двух ключевых персон любого государства (президента и премьер-министра/президента и вице-президента) на территории, которая не защищена силами национальной безопасности их родного государства.

Вместе с Качиньским поучаствовать в мероприятиях, направленных на увековечивание памяти расстрелянных польских офицеров, ехали ещё 400 человек. Основная масса прибывавшего на мероприятия польского контингента ехала специальным литерным поездом, следовавшим из Варшавы в Москву.

В самолёт Качиньского поместились только привилегированные особы. Вместе с президентом в последний, как оказалось, полёт отправились сенаторы, спикеры и депутаты польского сейма. А ещё главы культурного и дипломатического ведомств, руководство военно-морскими, специальными и военно-воздушными силами, епископы…

Как станет известно позже, именно высокопоставленный чин польских ВВС, польский сокол, генерал Анджей Власик не сможет удержаться от того, чтобы продемонстрировать президенту, как он «умеет расправлять крылья в полёте» после распития спиртных напитков и сажать самолёты в режиме непрерывного вертикального пикирования.

На борту № 1 должен был лететь и Ярослав Качиньский — родной брат-близнец президента Польши. Но судьба была, в каком-то смысле, милостива к заболевшей матери Леха и Ярослава: пожилая женщина заболела, и Ярослав остался с ней, отказавшись от визита в Катынь.

Посадка в Смоленске

Она должна была состояться на аэродроме «Смоленск Северный», который имел показатели 100/1000 – то есть, давал возможность посадить борт, если нижняя планка облачности была выше (как минимум) 100 метров при горизонтальной видимости в километр.

И 7, и 10 апреля аэродром «Смоленск Северный» предпринял особые меры безопасности. По периметру взлётные площадки были окружены срочниками, направленными на объект из местной военной комендатуры.

Прогноз на утро субботы 10 апреля 2020 года был неблагоприятен задолго до того, как «борт № 1» поднялся в воздух в Варшаве. Туман висел над Смоленском, как минимум, до 11 часов утра. Облачность была крайне низкой (меньше 100 метров). Информация, как будет установлено впоследствии, польскому отряду, обеспечивающему перелёты первых лиц государства, была передана незамедлительно.

Передана? А получена ли? Как позже установит следствие, - да. Но запретить посадку на не принимающем самолёты по метеоусловиям «Смоленске Северном» можно было какому угодно самолёту, но не Ту-154, которым летел польский президент.

Международная практика такова, что за посадку «литерные» борты, переносящие на своих крыльях лидеров держав, отвечают только пилоты.

Отправить их на запасной аэродром у диспетчеров права нет. Они могут (и должны) только проинформировать лётчика о тех метеоусловиях, в которых ему предстоит совершить посадку. Дальше он имеет право сажать самолёт даже на горящую взлётную полосу, если высоким гостям так угодно.

Примерно в 8 утра в воздух поднялся первый польский самолёт Як-40, уносивший к месту катынской бойни технический персонал и польскую прессу. Этому самолёту, невзирая на сложные метеоусловия, будет суждено приземлиться в 9 часов 15 минут.

Изначально планировалось, что самолёт с Качиньским, его женой, чиновниками и ближним кругом общения взлетит сразу же после самолёта с журналистами и техническими сотрудниками. Но задержка в вылете оказалась весьма солидной.

Вначале вылет был перенесён на час, однако, в итоге задержка стала почти полуторачасовой. В небо «борт № 1» с польским президентом поднялся только в 09.27.

Сказать о том, что в полёте экипаж был многократно предупреждён, что метеорологическая обстановка стремительно ухудшается, значит ничего не сказать.

Спустя 47 минут после взлёта самолёт пролетал над Беларусью, где специалисты полётной зоны «Минск» прямо сказали лётчикам, что «Смоленск Северный» закрыт по метеоусловиям, однако, КВС принял решение лететь навстречу своей гибели.

Тем временем, к аэродрому, на котором должен был приземляться Качиньский и его команда, подлетел Ил-76 – российский самолёт. На нём доставлялось оборудование для обеспечения траурных мероприятий. Покрутившись над аэродромом, российские пилоты решили не рисковать. И ушли на запасной.

Экипаж прилетевшего часом ранее польского Як-40 видел безуспешные попытки российских коллег, вёзших технику, зайти на посадку. И гадал, рискнёт ли приземляться в таких предлагаемых обстоятельствах «борт № 1», предполагая, что лётная команда президента примет решение садиться в близлежащем Минске или Витебске и «курить» в ожидании Качиньского придётся ещё долго.

В 10.24 «Смоленск Северный» запросил «Корсаж» (позывной самолёта польского президента при радиообмене). Новости были крайне плохими. Нижняя планка облачности снизилась до запредельных 50-ти метров. Диспетчер поинтересовался количеством топлива на борту. Пилот буркнул в эфире, что топлива 11 тонн, но сообщил, что самолёт летит по заранее намеченному лётному плану и уходить на запасной не планирует.

Что любопытно? Этот диалог вёлся не на языке международного общения, а на своеобразной «русско-польской трасянке». Попытавшиеся повторно образумить лётчиков диспетчеры умолкли, предложив образумить президентский экипаж на понятном польском языке лётчикам благополучно приземлившегося Як-40.

На часах было 10.36, когда коллеги поделились информацией о том, как безуспешно пытался сесть русский Ил-76. «Первый борт» подтвердил получение информации и… всё равно продолжил этот странный полёт на голгофу, а ровно через минуту прозвучал доклад, что Ту-154 с политической элитой Речи Посполитой на борту заходит на посадку.

В 10.39 самолёт выпустил шасси. А в 10.41, когда самолёт, наконец, пробил облака, российский диспетчер понял, что сейчас произойдёт и закричал им «Второй круг!». Увы, самолёт президента зацепил левым крылом сперва одно дерево, а затем и другое. Мгновение! И перевернувшись, самолёт рухнул на землю.

Пожара не было

Возгорание было минимальным. И было потушено практически сразу. Через девять минут о падении самолёта знали в Москве. Там набрали Варшаву, чтобы выразить соболезнования. В тот же день началась кропотливая работа экспертов на месте крушения самолёта. Фотографировался каждый обломок. Но особое внимание было уделено

· Бортовым самописцам

· Расположению тел в кабине пилотов и салоне самолёта.

Особый интерес представляло тело под № 37, которое находилось в момент крушения не в салоне, а стояло с 0,6 промилле в крови рядом с лётчиками.

Как станет известно позже, под № 37 значился славный генерал польских ВВС Анджей Власик, который, попив в салоне пивка, пошёл сажать самолёт в кабину к пилотам.

Что произошло?

Если вкратце: самолёт в условиях плохой видимости шёл ниже торца взлётно-посадочной полосы. Насколько ниже? На целых 15 метров. Как это могло получиться? «Смоленск Северный» расположен на холме. И проигнорировав сообщения диспетчера, показаний приборов и системы TAWS пилоты, над которыми «довлел авторитетом» Власик, упорно пытались разглядеть взлётно-посадочную полосу, которая была скрыта облаками. При этом скорость вертикального снижения вместо допустимых 4-х (максимум – 5-ти!) метров в секунду равнялась 8 м/сек. То есть, почти падал, а следовательно, даже если бы на пути самолёта не встретились деревья, он неизбежно бы рухнул (именно рухнул, а не приземлился бы) через несколько секунд на взлётно-посадочную полосу.

Спасти ситуацию мог бы командир воздушного судна, который, согласно протоколу, при достижении критически малой высоты 100 метров, не установив визуальный контакт с землёй, был обязан незамедлительно дать команду: «Двигатели на взлётный, уходим на второй круг».

Странное поведение, почти самоубийственное, не так ли? Но до самоубийства Андреаса Лубица ещё три года. И – кто-кто! – а пилоты президентского самолёта проходят надлежащую предполётную проверку.

Но пилоты вели себя странно. Второй пилот не сказал традиционного: «Высота принятия решения», хотя должен был напомнить об этом КВС, если видел, что достигнув критической отметки, экипаж всё ещё не видит землю под истошные сигналы прибора TAWS.

Как станет известно позже, приборы показывали высоту на полтораста метров больше реальной. Но главной проблемой был вовсе не барахливший высотометр.

Пилотам мешали работать генерал ВВС Анджей Власик и сновавший в кабине директор службы протокола Министерства иностранных дел Польши Мариуш Казана.

Он прозрачно намекал на то, что намеченный график президента не может сорваться из-за каких-то там нелепых метеоусловий.

Иными словами: уход самолёта на запасной аэродром был сопоставим с получением пилотами, как минимум, порицания со стороны Власика, записавшего себя в этом полёте лётчиком-инструктором (с целью получения отметки в персональной лётной книжке, где фиксируется необходимый для продвижения по карьерной лестнице инструкторский стаж). А как максимум? Волчьего билета в профессии.

Оказалось, что в «демократических Европах» иерархия «Я начальник – ты дурак!» устроена не как-то иначе, а точно так же, как у нас: первое лицо топнуло ножкой, генерал метнулся в кабину, где… имел или не имел полное право командовать пилотами?

Имел. Пилот-инструктор обладает точь-в-точь теми же полномочиями, что и инструктор из автошколы на сдаче в ГИБДД – согласно ПДД считается «лицом, управляющим транспортным средством», которое ответственно за происходящее.

Ну, а курсант? Обязан выслушивать самые, пусть и хамоватые, команды, и крутить баранку туда, куда скажут.

Они и крутили.

Кстати, сам Власик тоже был в роли «робкого курсанта». Почти за 2 года до трагедии, в ходе случившегося российско-грузинского конфликта в августе 2008-го, Качиньский уже пытался презреть правила авиационной безопасности.

Президент Польши вмешался в работу пилота, отправив в его кабину главнокомандующего ВВС письменной директивой лететь напрямую в Тбилиси без дозаправки в азербайджанском Гяндже.

Пилот оказался упорен и, собравшись с духом, решительно отказался выполнять идиотские команды. Дозаправился, где планировал, благополучно сел. И оказался навеки отлучён от полётов с первым лицом Речи Посполитой.

Кстати, Аркадиуш Протасюк, который был командиром воздушного судна в последнем полёте Леха Качиньского, в ходе президентской поездки в Тбилиси был… вторым пилотом. И, понимая, чем грозит ему невыполнение команды, делал то, что ему велели.

Как там, в Библии? «Блаженны нищие духом. Их есть Царствие Небесное». Сегодня о катастрофе Ту-154 известно практически всё. Но попытки представить произошедшее, как убийство, устроенное «кровавой гэбнёй», с польской стороны не прекратятся никогда. Как никогда не завершится уголовное дело, возбуждённое по факту гибели Качиньского и тех, кто отправился с ним в последний полёт.

Польские пилоты действовали вопреки рекомендациям? Да. Их допуски к полётам были просрочены? Факт. Экипажем попеременно командовали люди, которых не должно было быть в кабине? Именно так. Была выбрана «убийственная» вертикальная скорость? Увы.

Но, с точки зрения поляков, виноваты слишком плохие русские диспетчеры, «кривой» русский аэродром на холме, слишком высокие русские берёзы.

Поставить точку в уголовном деле без Польши не получится никак. И десять лет кряду польские эксперты ищут следы гексогена и тротила на обломках, говорят о вырезанных фрагментах записей бортовых самописцев, находят новые и новые огрехи в работе наблюдавших за «крутыми пике борта № 1» специалистов, пытавшихся убедить поляков, что полёты в густом тумане – это опасно.

Обломки Ту-154 находятся в специальном ангаре на закрытом теперь уже навсегда аэродроме «Смоленск Северный». Уголовное дело пока что насчитывает 400 томов. Но это не предел.

Такая история.