Пристанище для одиноких

Дом-приют «Милосердие» при храме Воскресения Христова. Фото: Надежда Рысьева/«Русская планета»

Почему в доме-приюте для пожилых не осуждают тех, кто бросает родственников

Надежда Рысьева

18 октября, 2015 08:57

10 мин

Поселок Уральский в Сарапульском районе Удмуртии давно обрел славу как пристанище для одиноких, больных и брошенных людей. Некоторые приходят сами, других по предварительной договоренности с приютом на время пристраивают родственники, а иногда и совсем чужие люди оставляют пожилого человека ночью на крылечке. Корреспондент «Русской планеты» выясняла, какова цена заботы.

Богема, Шрек и Таблеточка

Дом-приют «Милосердие» при храме Воскресения Христова известен по всей округе. Сегодня здесь живут более сорока человек, хотя изначально планировалось двадцать. В помещении, где идет беседа, есть алтарь, иконостас, много икон, вдоль стен стоят деревянные лавочки. Именно данная часть дома, храм, стала началом всех начал — местом, вокруг которого создавался приют.

За реализацию идеи отец Дмитрий и матушка Ольга Курбатовы взялись в 2006 году. В январе 2008-го заселились первые обездоленные. Началось все с двух–трех человек, дальше — больше.

Дмитрий Леонидович и Ольга Николаевна Курбатовы

Дмитрий Леонидович и Ольга Николаевна Курбатовы. Фото: Надежда Рысьева/«Русская планета»

Телевизоры имеются не только в гостиной, но и практически в каждой комнате, однако в самом приюте на удивление тихо. На часах 10 утра, бабушки и дедушки проснулись еще с первым криком петуха. После утренней каши на молоке пожилые интересуются у Дмитрия Леонидовича, не забыл ли тот об их просьбах. Батюшка сообщает одному из них, что его записали на прием к врачу на следующее утро. Пожилой человек облегченно улыбается, нервно поглаживая распухшие ноги.

Кто-то живет в приюте годами, других «на выходные» забирают родственники. В любом случае у каждого своя история одиночества.

— Один старик к нам раза три приходил и сбегал, — рассказывает отец Дмитрий. — В первый раз его к нам привезли ходячего. Бывший бездомный. Но, говорят, «бывших» не бывает. Страшно не хотел мыться. Мы его уговариваем: Володя, мыться надо, рядом люди, им неприятно с тобой общаться. Он протестует, грозится уйти, просит паспорт. Нянечкам все-таки удалось его уговорить. Он выходил, вроде помылся, волосы влажные, но от него снова страшно пахнет. Мы не могли понять, в чем дело. Однажды нянечки подсмотрели: оказывается, он заходит, помочит голову водой и выходит. Мы это определили, когда его во второй раз привели. Вновь без паспорта, заросшего, грязного. Отмыли, одели, паспорт восстановили. Пенсия накопилась за это время приличная. Спрашиваю: Володя, давай, может, в магазине тебе чего-нибудь купим? Одежду, например. Ответ: ничего не надо, красненького и закусить. Решил опять уйти, у нас пить-то запрещено. Тогда ушел своими ногами, но потом вернулся. Как дело было: звонили целый год, просили взять назад, а нам он жуть как надоел, объясняем, что он убегает. Не возьмем, говорим, опять сбежит. Отвечают: теперь не сбежит, отморозил обе ноги. Такие дела. Теперь вот живет в приюте. За что-то Господь не дал ему помереть под забором.

— Про Славика вспомнила, — начинает рассказ Ольга Леонидовна. — Художник-оформитель, спился так, что стоял на паперти собора Александра Невского в Ижевске, там инсульт его хватил. Его друг обратился к нам и попросил взять в приют. Вот он живет у нас с самого основания. Мы думали, ему хочется рисовать. Купили бумагу, кисточку, краски. Он говорит, нет, хочу натюрморт. Сходили, купили яблок, поставили. Что вы думаете: предметы до сих пор пылятся, ни одной картины не нарисовал. Лень одолевает. Спрашивают у него однажды корреспонденты, как он до такой жизни дошел. По-царски закинув голову назад, отвечает: «Бо-ге-ма» (смеется). Разные люди здесь есть, конечно. У каждого своя интересная, иногда грустная история.

Проживающие здесь любят давать друг другу безобидные клички. Матушка Ольга протестует: пожилые все-таки. Но порой и ей приходится «приобщаться».

— Стараешься вроде называть всех поименно, — говорит она, — но происходит путаница. И тогда уже, отвечая на вопрос: «Да о ком вы?» — скажешь в сердцах: «О Шреке, о Шреке я». Он у нас сытости не чувствует. Покормили, только встал от стола и спрашивает: «А нас сегодня кормить будут?» Фотобиеннале провести, со всех сторон позировать начнет, уж больно фотографироваться любит (смеется).

— Или Таблеточка наша, Марья Михайловна, — продолжает отец Дмитрий. — Она постоянно просит таблетки, выпьет, повернется и, уже забыв, что минуту назад проглотила, вновь просит. И так целыми днями из года в год. Что поделаешь, человеческий мозг — загадка.

Старики учат терпению

Дмитрий Леонидович и Ольга Николаевна познакомились еще студентами, оба учились в Алма-Атинском музыкальном училище. Потом после распределения приехали в Ижевский оперный театр, пели в хоре, затем перестройка, квартиру не давали, жить негде — решили уехать в Казахстан. Когда Казахстан отсоединился от России, логичнее было вернуться сюда, поясняют мои собеседники. После распада СССР там стало туго. Пара возвратилась в Сарапул, на малую родину отца Дмитрия. В театр устраиваться не стали, пели в церковном хоре. Воцерковились. Поняли, к чему душа лежит. Дмитрий Леонидович попросил благословения владыки на открытие церкви в поселке, открыли в Уральском храм.

— Решение собрать совершенно чужих людей и заботиться о них не было спонтанным. Все ведь как-то складывается само собой со временем, — объясняет матушка Ольга. — Приехали в Сарапул, служить негде, жить негде. Попросились в школу. В этом деревянном здании 1953 года в то время занимались два класса продленного дня, другая половина помещения, уже порядком захламленная, пустовала. Детей становилось все меньше. Мы решили обратиться в депутатский корпус района с просьбой передать здание храму. Отдали. Теперь представьте: в одном из помещений — храм, в другом мы жили. Платить за отопление всего помещения было нечем, обрубили трубы. Но если не отапливать помещение целиком, то через год–два оно начнет разваливаться, а параллельно с ним и весь дом. Призадумались, что делать с остальной частью здания. Потом бабушки, дедушки сами начали приходить.

Общая комната в приюте

Общая комната в приюте. Фото: Надежда Рысьева/«Русская планета»

А еще бывает, приедут незнакомцы и бросят человека на крылечке. Сколько ни отказываются отец Дмитрий и матушка Ольга — приют переполнен — оставляют и больше не интересуются человеком.

— А куда денешься — пускаешь, уголочек подыскиваешь, не оставишь же на ночь на улице. Мы уже поставили кровати в коридоре, уплотнились, как можем. Просятся еще, но нам больше некуда заселять. Если я еще одну кровать поставлю, колясочник просто не проедет, — рассказывает матушка Ольга. — Когда мы заселились, здесь была настоящая казарма. Два года с самого утра с батюшкой впахивали. Вот как люди идут на работу, так и мы тут корячимся. Одно помещение за отдельную плату разбили на комнаты рабочие, на остальные денег нет. Посмотрели, как они работают, и решили своими руками доделать. Вдвоем поднимали огромный сарай, батюшка один всю крышу залатал. Это же нужно бревна целые поднимать для каркаса, доски. В общем, там его инфаркт хватил. Как я тогда испугалась… Нет, говорю, все, хватит измываться над здоровьем. С того времени зовем на помощь людей со стороны.

Когда Ольга Николаевна рассказывает о перипетиях судьбы приюта, ее глаза затуманиваются. Приступающий к горлу ком не дает завершить рассказ. Подхватывает Дмитрий Леонидович.

— Пожарные инспекции нас без внимания не оставляют, — отмечает он. — Хотя у нас установлена вся требуемая противопожарная система, наше деревянное здание — их головная боль. Все-таки живут старики, зажгут спичку, и все. Но у нас курить и касаться спичек внутри здания проживающим запрещено. Да пожилые и сами бунтуют против тех, кто начинает курить в приюте. Неприятно, да и мало ли чего. Куда потом сорока старикам деться?

Свои беды — не беды вовсе

Есть у приюта гектар земли. Благодаря ей старики обеспечены картошкой на всю зиму, зеленью и овощами из теплицы — летом. Имеется у приюта небольшая ферма: поросята, куры, гуси. Есть курицы, несущие голубые яйца.

— Когда одна из подаренных нам куриц снесла первое яйцо, мы очень удивились. И обрадовались. Теперь не нужно изводить краску на Пасху, — шутит отец Дмитрий.

Людей в приюте немало, но сил обеспечить себя им не хватает. Вот и приходится искать добровольцев на разного рода сельхозработы.

— Недавно из Ижевска молодые люди приезжали собирать картофель, — рассказывает батюшка. — У нас есть свой трактор, а вот рабочих рук не хватает. Как оказалось, заявлялось много людей, а до нас добралась лишь половина. За тот один день мы не смогли осилить всю площадь, но потом все-таки убрали всю картошку. Теперь уж дышим с легкостью, а то все боялись, что она останется в земле. Что есть будем всю зиму?

Фото: Надежда Рысьева/«Русская планета»

Приют держится на пенсионных отчислениях и небольших частных пожертвованиях. Кто-то привозит по килограмму, кто-то целыми сумками. Матушка Ольга говорит о наболевшем:

— Продукты питания, моющие средства уходят мешками. Необходимо по 2–3 кг порошка каждый день, чтобы отстирать грязное белье. Если говорить о памперсах, то их в день только нужно 30 штук. При таких огромных затратах мы благодарны любой помощи.

Я рассматриваю приют. Помещение большое, просторный зал, светлые, уютные комнаты. Многие старики спят, другие смотрят телевизор, пьют чай. Общительные, с добродушной улыбкой, реже — с настороженностью во взгляде — бабушки и дедушки рассказывают о жизни в приюте, с детской искренностью замечая, что наконец-то обрели настоящий дом. При вопросе о родственниках безразлично пожимают плечами, отводя глаза в сторону.

— Сложно понять людей, оставляющих живого человека на крыльце, — говорит матушка Ольга. — А осуждать — Бог сам все рассудит. Вообще, старики, конечно, учат терпению. Каждый день сколько боли, скорби терпят. Посмотришь на них, и свои беды — не беды вовсе. Мы стараемся не обращать внимания на гадости, которые иногда отпускают в нашу сторону, несем свой крест. Господь потом все разберет.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе