Постыдное прошлое страны как бумеранг
В тот день, 26 мая 1915 года, вроде бы ничего не предвещало трагических событий. Нескольким сотням женщин отказали в работе в комитете Великой княгини Елизаветы Федоровны. Они собрались, привлекая внимание прохожих возмущенными возгласами, у дома генерал-губернатора на Тверской улице. И тут кто-то вспомнил о происхождении княгини. Да она же немка! Чего же можно ждать от нее хорошего!
На другой день на московские улицы вышли тысячи людей. Вид у них был угрожающий. Прохожие за страхом наблюдали за их тяжелой поступью. Полиция безмолвствовала, ибо никаких приказов от начальства не поступало…
С немцами начали «разбираться» еще раньше - в августе 1914 года, когда Вильгельм II объявил войну своему двоюродному брату Николаю II. После выхода царского манифеста «патриоты» в Санкт-Петербурге разгромили и сожгли - при попустительстве полиции! - посольство Германии на углу Большой Морской и Исаакиевской площади.
Столица России была переименована в Петроград. Было прекращено исполнение музыкальных произведений немецких композиторов. Более того, была запрещена немецкая речь! За подобное «нарушение» грозил штраф до трех тысяч рублей (!) или трехмесячное заключение. Впрочем, никто и не думал изъясняться «по-басурмански».
…К началу XX столетия немецкая колония в Москве насчитывала более 20-ти тысяч человек. В их число входили и этнические немцы - подданные Российской империи. Немцы преуспели в торговой, промышленной и предпринимательской деятельности. В Белокаменной было немало крупных магазинов, которыми владели немцы. Они были собственниками банков, акционерных обществ, заводов, фабрик, магазинов, недвижимости. Эти немцы давно обрусели и превосходно чувствовали себя в Москве.
Пока русские дивизии вели успешное наступление в Восточной Пруссии, немцев не трогали. Победные сводки с фронта настроили москвичей на благодушный лад. Все изменилось после ошеломляющего разгрома армии генерала Александра Самсонова под Танненбергом.
«Почти с ужасом осознали немцы размеры своей победы, - писала американский историк Барбара Такман. - Количество убитых, пленных, захваченных орудий было огромно: взято 92 тысячи пленных, а по некоторым данным, даже больше. Потребовалось шестьдесят поездов, чтобы в течение недели после сражения перевезти их в тыл. Орудий по разным подсчетам потеряно от трехсот до пятисот из шестисот, которыми располагала 2-я армия. Доставшихся лошадей табунами сгоняли в поспешно построенные загоны»
Впрочем, обыватели этого не знали. Однако по похоронному тону российской прессы стало понятно, что произошло нечто ужасное. Тогда и взялись за безвинных немцев. 4 сентября 1914 года Московская городская управа запросила сведения обо всех австрийских и немецких подданных - служащих городских предприятий. Спустя несколько дней было принято постановление о прекращении приема на работу в органы управления подданных воюющих с Россией государств.
Прошло немногим более месяца и в городе вспыхнули стихийные выступления, в результате которых были разгромлены несколько продовольственных лавок и магазинов, принадлежавших немцам, в том числе популярные среди горожан кондитерские магазины Эйнема в Верхних торговых рядах и у Ильинских ворот.
Полиция арестовала зачинщиков безобразий, и городские власти обратились со специальным обращением к гражданам, призвав их сохранять спокойствие и соблюдать порядок. Казалось, все находится под контролем полиции. Тем не менее, антигерманская истерия, кем-то упорно направляемая, нарастала - научные общества стали исключать из своего состава ученых немецкого происхождения, множились отказы от делового сотрудничества с немцами.
Германских и австрийских студентов прогоняли из учебных заведений. Та же участь ждала и преподавателей этих национальностей. Начался бойкот немецких лавок и магазинов. Особенное усердие в борьбе со «зловредными немцами» проявило Московское купеческое общество. Обывателям настойчиво внушалась мыслью о скрытой немецкой угрозе, исходящей от всех окружающих иноземцев.
Из перечня развлекательных заведений исчез «Немецкий клуб», существовавший в Москве почти сто лет - с 1819 года. Возникли «претензии» даже к Немецкой улице!
Предприятия, которыми владели немцы, закрывались, а их самих выгоняли из Москвы. Из двух тысяч немцев и австрийцев, подлежавших высылке, к декабрю 1914 года Москву покинули 1413 человек.
Люди, которые долгие годы верой и правдой служили России, превращались в изгоев лишь за то, что у них были «неблагозвучные» фамилии и «не то» происхождение.
«В одно мгновение изменилось положение немцев России, обитателей русских городов, торговцев, ремесленников, литераторов, гордых культурными достижениями своими и своих отцов, не особенно любимых русскими, но все-таки уважаемых - вспоминал один из немцев, Фридрих Штайнман, испытавший на себе российские гонения. - В одну ночь они превратились в гонимые парии, людей низшей расы, опасных врагов государства, с которыми обращались с ненавистью и недоверием. Немецкое имя, прежде столь гордо звучавшее, стало ругательным выражением. Многие добрые друзья и знакомые среди русских прервали с нами всякое общение, избегали наших визитов и приглашений к себе в гости и даже не отвечали на приветствие при встрече на улице…»
После того, как в мае 1915 года русским женщинам отказали в работе в комитете Великой княгини, вспыхнул жгучим, ядовитым пламенем костер злобы. А тут еще поддали жара очередные неудачи царских войск. «Весной 1915 г, когда, после блестящих побед в Галиции и на Карпатах, российские армии вступили в период «великого отступления», - вспоминал генерал Антон Деникин, - русское общество взволновалось и начало поиски «виновников»…
Массовое недовольство выплеснулось на командование Русской армией. Тем паче, из полутора тысяч генералов более 20 процентов были немцами. Примерно столько же их было среди командного состава Императорского флота. Среди наиболее известных военачальников немецкого происхождения были генералы Павел Плеве, Александр Бринкен, Василий Флуг, Павел Ренненкампф, Алексей Будберг, Петр Врангель, адмиралы Николай Эссен и Андрей Эбергардт, командующие — соответственно - Балтийским и Черноморским флотами.
Более 300 тысяч немцев, подданных Российской империи, сражались в рядах Русской армии против Германии и Австро-Венгрии. Стоит добавить, что в свиту Николая II входило 37 (всего она составляла 117 человек).
…Утром 27 мая 1915 года толпы озлобленных, нетрезвых, а то вовсе пьяных людей пошли «разбираться» с немцами. Было разгромлено «Товарищество ситценабивной мануфактуры Эмиль Циндель». Владельца предприятия погромщики не нашли, но на свою беду им навстречу вышел управляющий Карлсен. Его фамилия - на самом деле шведская! - напоминала немецкую и только поэтому он стад жертвой погромщиков. Они забили несчастного до смерти…
Толпа ворвалась на фабрику Роберта Шрадера, разорила ее, расправилась с ни в чем не повинными женщинами из администрации предприятия. Затем наступил черед знаменитой аптеки «Феррейн» на Никольской улице. Погромщики извлекли из ее подвалов огромные запасы спирта и, нахлеставшись им, вовсе потеряли человеческий облик. В толпах, которые порой достигали нескольких десятков тысяч, можно было видеть представителей криминала, бездомных, обитателей Хитрова рынка.
«Громили «Шварца» на Кузнецком мосту - из магазинов хирургических инструментов вылетали операционные приборы, - писал в романе «Нечистая сила» Валентин Пикуль. - Все это вершилось не в суровом молчании, а с возгласами: «Бей немчуру поганую, да здравствует Россия!» Музыкальная фирма «Циммерман» еще не ведала такой какофонии: на мостовую, крутясь ножками, вылетали рояли и пианолы, клавиши скакали по булыжникам, похожие на суставы пальцев от высохшего скелета. А вот и оптический «Мюллер»: витрины распались со звоном, хрупкие линзы для очков разной диоптрии давились под ухающими сапогами биндюжников. Вдрызг разнесли похоронного «Гринбаума»: каждый имел возможность на всю жизнь запастись гробами!..»
Разорению подверглись предприятия Эйнема, Цинделя, Мюзера, Вейде, Шульца, Жирардовская мануфактура и др. «Патриоты» вошли в раж и начали уничтожать все подряд - предприятия, помещичьи усадьбы и загородные дачи, не разбирая фамилий и национальностей их владельцев.
Начались стихийные нападения на частные дома немцев и квартиры. В массовых грабежах были замечены даже «прилично одетые люди», дамы и - о, боже! - полицейские. Один из пострадавших рассказывал: «Прислуга моего брата Татьяна видела, как городовой таскал из моей квартиры вещи уже после погрома». После грабежа складов Вогау, по словам очевидца, «в толпе были один солдат и один городовой, которые также таскали вещи».
Власть со странной апатией наблюдала за происходящими в Москве безобразиями. Более того, она сочувствовала бандитам! Вечером 27 мая московский градоначальник Александр Андриановраспорядился уволить всех немецких рабочих и служащих. Он даже настаивал на том, что против «патриотических манифестантов» нельзя применять оружие.
Впрочем, спустя несколько дней Андрианов подал прошение об отставке по требованию министра внутренних дел Российской империи Николая Маклакова. Впрочем, и ему в скором времени пришлось уйти с в отставку…
Бунт, который не только не стихал, а становился все яростнее и докатился до Красной площади! Дошло до того, что обезумевшая толпа готова была взять приступом Кремль. Грязные оскорбления звучали в адрес царских особ, а императрицу Александру Федоровну – она была немецкого происхождения - требовали постричь в монахини. Слышались крики, требующие отречения императора и передачи престола Великому князю Николаю Николаевичу.
Выходит, разрушение самодержавия могло начаться не в 1917-м, а двумя годами ранее! Но это была бы очередная российская Смута, только более страшная, более кровавая, чем прежние. Бог весть, чтобы произошло, если бы 29 мая войскам Московского гарнизона не был дан приказ стрелять по погромщикам. Однако окончательно унять беспорядки удалось только через неделю. И еще долго пришлось устранять последствия беспорядков.
Для расследования была создана специальная комиссия, которая установила, что в беспорядках участвовало около ста тысяч (!) москвичей. Пострадавшими были признаны 113 германских и австрийских подданных, а также 489 подданных Российской империи с иностранными и 90 - с чисто русскими фамилиями. Всего в Москве за три дня беспорядков были разгромлены 732 фирмы, принадлежавшие немцам. Убытки составили более 50-ти миллионов рублей. По тем временам это были несметные деньги!
Ущерб был нанесен многим российским, французским и английским фирмам и магазинам, иностранным консульствам и даже предприятиям, выполнявшим военные «огромная», «громадная», «многочисленная» заказы.
1 июня 1915 года вышел указ об увольнении всех немцев с московских предприятий и прекращении деятельности в городе немецких фирм. Сами немцы со слезами на глазах уезжали из Москвы, ставшей им родным городом…
Жители Москвы пребывали в ужасе от зрелищ самого разнузданного варварства. Даже ярые германофобы не ожидали, что события могут принять столь дикий, постыдный оборот. Это угрожало не только немцам или другим иностранным подданным, но и подрывало гарантии безопасности законопослушных обывателей, включая самих патриотов. Это бросало тень на всю Россию
Реакция на происшедшее в Москве, как и следовало ожидать, была противоречивой и бурной. Мало кто верил в стихийность беспорядков. Тем не менее, следствию так и не удалось обнаружить вдохновителей и организаторов погромов. Уголовные дела, заведенные по свидетельским показаниям, были вскоре закрыты - по большей части «за необнаружением виновных».
Во время следствия пристав Александр Локотош рассказал о телефонном сообщении, поступившем в ночь на 28 мая из градоначальства: ему предписали «объявить немцам-фабрикантам, чтобы они выехали к утру, так как они могут подвергнуться насилиям». «Я объявил об этом фабриканту Дингу, - заявил Локотош, - других фабрикантов-немцев у меня на участке нет».
Значит, власти знали о готовящихся погромах и имели возможность их предотвратить?! Тот же Локотош заявил:
«Если бы мне дано было предписание пустить в ход оружие и вообще употребить силу, даже не говоря о воинской части, то я убежден, что не было бы и 90 процентов того, что произошло».
