Новости – Люди

Люди

Он ничего не преувеличивает

Фрагмент обложки сборника «Корреспондент Гаскаров в аду и другие истории»

В издательстве Common place вышел сборник публицистики антифашиста Пети Косово; предисловие к книге написал в СИЗО обвиняемый по «болотному делу» политик Алексей Гаскаров

Станислав Наранович

24 февраля, 2014 05:18

18 мин

Летом 2010 года несколько сотен анархистов и антифашистов атаковали здание администрации подмосковных Химок в знак протеста против вырубки Химкинского леса под строительство трассы Москва — Санкт-Петербург и нападений на экологов, пытавшихся отстоять лесной массив. Эффектная акция была демонстрацией силы, но не насилием: активисты били окна и разрисовывали стены граффити; местная полиция, повстречав колонну странной молодежи по пути от железнодорожной станции, ретировалась, но ни об одном пострадавшем в Химках не сообщалось.

Писатель и музыкант Петр Силаев, известный под псевдонимом Петя Косово, вскоре после акции в Химках покинул страну. Россия объявила его в международный розыск по линии Интерпола; следствие считало активиста одним из организаторов нападения на химкинскую администрацию. В апреле 2012 года Силаев получил политическое убежище в Финляндии.

В сборник «Корреспондент Гаскаров в аду и другие истории» вошли тексты из его путевого дневника, который политбеженец вел в Европе, несколько интервью и статей о левом активизме и социально-политических проблемах. Рисунок на обложке книги выполнила новосибирская художница Мария Киселева. Десять процентов выручки, полученной от продажи книги, издатели обещают передают коллективу gaskarov.info на поддержку фигурантов «Болотного дела».

В разговоре с «Русской планетой» Петр Силаев оценил шансы на протестную активность в сегодняшней России.

— Важной является не протестная активность, а социальная ответственность, ясно и ребенку. Вопрос в том, за кого мы должны нести ответственность, — и разные общества, и политические системы дают на него разные ответы, — говорит активист.

Можно, продолжает активист, нести ответственность «за человека, принадлежащего к той же этнической группе, к некой культурной идентичности, за своего соседа, за члена коммуны-муниципалитета, за единоверца, человека одной с нами зарплатой — здесь возможно множество вариаций. Эти критерии имеют свою иерархию — более сложные являются признаками более развитого общественного устройства. Иными словами, принадлежность к одному племени — более примитивное основание для солидарности, чем принадлежность к одному цеху или социальной группе.

— И тут у жителей бывшего СССР есть определенно небольшое преимущество: страна, в которой мы родились, не упоминает никакого этноса в своем названии, как и США, в принципе. Это теоретически дает нам возможность абстрагироваться от этнической модели достаточно легко, к неудовольствию наших властей, сегодняшних и всех прежних, —

объясняет Силаев.

Жители России, таким образом, «могут строить союзы и коалиции с чистого листа, в отличие от членов европейских сообществ».

— Уважаемый Павел Пряников, сборник статей которого вышел в издательстве Common place перед моим сборником, в таком же, как вы сейчас берете у меня, интервью на выход книги предположил, что, не захвати ельцинская хунта власть в 1993 году, Россия могла бы эволюционировать в сторону скандинавской демократии по типу Финляндии.

Не придираясь к деталям определения «скандинавской демократии», хотел бы заметить, что у государства, избивающего своих граждан саперными лопатками, есть шанс превратиться в демократию только лет через шестьдесят, —

рассуждает антифашист.

В Финляндии все частные телефоны доступны в «желтых страницах» (чем пользуются в своих расследованиях соратники Навального), а тюрьмы выпускают преступников на выходные: они остаются членами общества, — все это проявления социальной ответственности. Россия такого плотного комплекса внутренних социальных связей лишена: по словам Силаева, «это ее слабость, но одновременно и сила — мы ничем не скованы в создании собственных, более современных, более гибких систем взаимоотношений».

— Называйте это «кластерностью» общества, «сектами», «движениями» — за этим будущее. Правильное блокирование, позиционирование позволяет более эффективно и корректно лоббировать свои интересы относительно внешней среды. Если наши мозги не промыты, мы всегда имеем шанс откатиться к чистому листу, будто хунта партийных руководителей и генералов, расстрелявшая людей в 1993 году, никогда не существовала. Это огромный шанс по сравнению со странами Западной Европы, — закончил Силаев разговор с РП.

«Ну что интересного может рассказать мне чувак, который ворует вещи в магазинах?» — так один из потенциальных фигурантов «списка Магнитского» прокомментировал мне сборник этих текстов.

«Тот, кто в 15 лет убежал из дома, вряд ли поймет того, кто учился в спецшколе», — само собой всплыло у меня в голове.

Несмотря на очевидный писательский талант Пети Косово (для меня он, конечно, в дальнейшем будет просто Пит), есть ощущение, что заложенные в его текстах смыслы найдут отклик далеко не у всех. Люди, получившие уроки насилия, опыт неволи и смертельного риска, рано потерявшие близких друзей, имеют свое отношение к сложившейся реальности с четким разделением добра и зла.

Это потом уже все стало относительно. Но в семьях советской интеллигенции детей воспитывали, как это принято сейчас говорить, в духе позитивизма, когда во главу угла ставится сознательное участие в историческом процессе, целью которого становится активное выступление против всего, что унижает людей, и содействие тому, что способствует их освобождению и подъему.

Наше поколение стало проявлять интерес к политике в тот момент, когда в Москве взрывались дома и начиналась Вторая чеченская война. Тогда при молчаливом согласии большинства происходили куда более страшные вещи, чем нечестные выборы.

Люди из девяностых становились политиками и бизнесменами или шли работать в милицию. Нам же на фоне всего этого предлагалось бегать за мигрантами и «зиговать».

Сейчас эту незамысловатую схему запускают заново. Главное, чтобы люди не ходили на Болотную площадь. Этот процесс Пит ярко описывает в одном из своих последних текстов «Мигранты. Выход хозяина».

Недавно невероятным образом вновь приобрела актуальность рассказанная Питом история о поездке антифашистов из России на День независимости Польши 11 ноября, который каждый год сопровождается одним из самых масштабных неонацистских шествий в Европе. Наверное, после того как в 2013 году нацисты напали не тольк на анархистский сквот, но и на посольство России, у сотрудников Центра Э будет меньше глупых и скучных вопросов.

Все тексты, вошедшие в этот сборник, так или иначе связаны с другой шумной историей — нападением антифашистов на администрацию подмосковных Химок летом 2010 года. После него Пит вынужден был уехать в Европу, а я на некоторое время оказался в российской тюрьме. Сложно найти какие-то другие слова для того, чтобы объяснить смысл происходившего в Химках, чем те, которые произнес сам Пит в своем интервью «Коммерсанту» (этот текст открывает сборник).

Акция протеста в защиту Химкинского леса у здания администрации города Химки, июль 2010 года. Фото: Александр Щербак / Коммерсантъ

С момента «погрома» Химкинской администрации прошло уже больше трех лет. Пит по-прежнему живет в Европе, а российские власти по-прежнему не оставляют своих попыток выцепить его. К сожалению, за это время проблема политической эмиграции не только не исчезла, но наоборот, стала реальностью для десятков политических активистов. И сегодня рассказы Пети Косово об Интерполе, депортационных лагерях и о том, как выжить за границей, носят не только художественный, но и вполне себе прикладной характер.

Я же, в свою очередь, снова оказался в тюрьме по нелепому обвинению в участии в «массовых беспорядках» на Болотной площади 6 мая 2012 года. Эти строки я пишу в СИЗО.

Когда летом 2012 года мы встречались с Питом в Мадриде, и я рассказывал ему, как иногда задорно и весело бывает в российской тюрьме (текст «В зазеркалье и в аду»), он сразу сказал, что «пацаны» из политической полиции ничего не забывают и, несмотря на оправдательный приговор по Химкинскому делу, рано или поздно я снова окажусь за решеткой, если не уеду из страны.

Но у меня тогда была иллюзия, что на фоне массовых протестов на Болотной и Сахарова в России возможна либерализация политического режима. Ну и, конечно, перспектива собирать пластиковые стаканчики на трансфестивалях тоже казалась мне малопривлекательной (цикл текстов «Вознестись в сиянии»). Потом была эта дикая история со смертью Долматова («Смерть в лимбе»). Я тогда пытался доказать себе, что не все так плохо, но время все расставило по местам.

Почему локальная на первый взгляд химкинская история так сильно возбудила российский политический сыск?

Наверное, здесь стоит обозначить несколько моментов. Во-первых, вся эта накачанная деньгами правоохранительная система оказалась в абсолютно идиотском положении — ведь если они ничего не могут сделать с сотней студентов, то что можно ждать от них в том случае, если оппонентами выступят более серьезные силы? Вся политическая система держится на страхе тюрьмы и страхе перед силовиками — эти темы Пит затрагивает в текстах про Ройзмана и «фекальную экономику».

Когда мы разрушаем страх, мы подрываем их власть. Конечно же, им это не по нраву. Я это хорошо прочувствовал, когда на следующий день после Химок оказался, по-видимому, в главке подмосковного МВД (он располагается за тем самым «Макдональдсом» на Тверской). Людей, похожих на Эраста Фандорина из детективов Акунина, там не было. Были все те же лица из девяностых, просто с погонами каких-то высоких чинов (к счастью, я в этом не разбираюсь). Они периодически указывали на бюст Дзержинского, которого они явно уважали, и давали понять, что не признают итогов перестройки. Страшно не было, было абсурдно и смешно.

Во-вторых, тогда была популярна сурковская концепция «раскачивания лодки». Первая же публичная акция по Химкинскому лесу, которая прошла после нападения на администрацию, собрала больше 5 тысяч человек — такого раньше не было ни по каким другим темам. Медведев даже был вынужден на некоторое время приостановить эту стройку. Но самое главное, что эти условно «насильственные действия» — во время которых ни один человек не пострадал — получили одобрение в обществе.

Когда Пит описывает реакцию химкинских жителей на разгром «их» администрации, он ничего не преувеличивает. Ни у кого в тот момент не было сомнений на счет того, кто заказал Бекетова, кто избивал экологов и кто нанимал нацистов для разгона лагеря в лесу. И казалось, что все эти «неизвестные личности» заслуживают гораздо большего, чем нескольких разбитых окон.

В-третьих, конспирологам из ФСБ было в принципе сложно поверить, что такие действия могут совершаться без каких-либо корыстных мотивов. Они же хорошо знают, как собираются провластные митинги и на какие деньги существуют прокремлевские движения. Но ни многочисленные допросы, ни обыски, ни прослушки телефонов, ни другие элементы нашего правового государства не позволили им разгадать этот ребус.

Наверное, они до сих пор пытаются оправдаться перед вышестоящим начальством и доказать свою правоту.

Забавно, что в какой-то момент псевдополитологи из администрации президента даже высказывались на счет того, что если бы не было Химок, то и нацисты бы не вышли на Манежную площадь. А творческая фантазия оперов, рассказывавших про Химкинское дело, легла в основу одной из серий трэшового НТВ-шного сериала «Карпов», который, конечно, не стоит никому никогда смотреть.

Фото: Борис Регистер / Коммерсантъ, архив

На самом деле никаких экстремистов, которые сознательно «раскачивают лодку» и разжигают рознь к социальными группам «власть» и «сотрудники полиции», не существует.

Существует множество разных проблем, связанных с отсутствием обратной связи между населением и теми, кто принимает решения. В России долгое время сознательно сужалось легальное поле для тех, кто несогласен с проводящейся в стране политикой. На митинги никто и никогда не реагировал, ходить на них было абсолютно бессмысленно, их участники и их требования маргинализировались. И что же оставалось делать, когда возникало ощущение, что «дальше терпеть невозможно»? Жители Пикалево и Междуреченска, обманутые монетизацией льгот пенсионеры, даже то же население Кондопоги — все эти очень разные группы интуитивно понимали, что письмо президенту, сбор подписей или шествие вряд ли помогут решить их проблемы. Сама власть давала очевидные сигналы, что не готова разговаривать до тех пор, пока люди не перекроют трассу или сделают что-то подобное.

Некоторое время я принимал участие в проекте по исследованию настроений россиян относительно проводимой в стране политики. И оказалось, что только таким образом люди готовы защищать свои права. Несмотря на то, что респонденты отмечали многочисленные случаи нарушения их прав, мало кто из них верил в возможность изменить что-то с помощью сложившихся правовых институтов. При этом часть людей говорила, что они бы скорее присоединились к вооруженному восстанию, чем пошли бы на митинг. Конечно, такие слова скорее напоминают просто нежелание серьезно обсуждать поставленные вопросы. А потом появились «приморские партизаны» и вместе с ними появились сомнения в стабильности происходящего сегодня.

Очевидным стал факт существования в рамках одной страны нескольких Россий, которые все больше отдаляются друг от друга. Россия больших городов и Россия деревень, Россия рабочих окраин и Россия офисных центров. Слишком разный жизненный опыт, чтобы понять друг друга. Но именно без этого-то понимания и невозможно добиться перемен. Было дико неприятно смотреть, как «креативный класс» повелся на примитивный развод с «Уралвагонзаводом» и «путинским электоратом». Это же вечное «разделяй и властвуй»: вот — Болотная, вот — Бирюлево. Я последний, кто стал бы оправдывать ксенофобские погромы, но надо же понимать, почему все именно так происходит.

Левый социолог Борис Кагарлицкий, комментируя для СМИ беспорядки антиглобалистов во время саммита Большой восьмерки, обронил фразу: «Насилие — это пиар бедных». Те люди, чья точка зрения никогда не будет обозначена в публичной политике или в корпоративных медиа, поскольку она угрожает сложившемуся статусу-кво, просто вынуждены идти на открытый конфликт, чтобы быть услышанными.

И эта проблема касается не только таких авторитарных стран, как Россия. Здесь как раз подобных конфликтов гораздо меньше, потому что здесь принято сажать за любые попытки выйти за отведенные государством рамки. При этом понятно, что если давление достигнет определенного предела, может начаться тот самый, бессмысленный и беспощадный.

В странах условного Запада, где представительная демократия давно находится в глубоком кризисе, общество признает право на бунт. Как это выглядит, Петр красочно описывает в своем рассказе о протестах в Испании. На самом деле подобный регулярный «выпуск пара» только позволяет сохранить стабильность системы — причем делает это гораздо более эффективно, чем любые репрессии. С другой стороны, именно таким образом европейский рабочий класс построил то общество, которое так нравится русским туристам. Такой капитализм с социалистическим лицом.

И все-таки — ценность текстов Пита заключается не в том, что это принципиально иной взгляд на нашу действительность, который редко встретишь в корпоративных трендах. Пит никогда не выступает в роли просто стороннего наблюдателя, их ценность в том, что слова автора не расходятся с делами, и поэтому собранные здесь тексты — такие живые и честные.

СИЗО «Водник», декабрь 2013 года

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе