Новости – Люди
Люди
«Октябрь 1993: Насилие осуществлялось с громадным превышением необходимости»
Штурм Белого дома, 1993 год. Фото: Игорь Зотин / ИТАР-ТАСС
В обществе «Мемориал» юристы обсудили правомочность разгона Ельциным Верховного Совета
24 сентября, 2013 13:43
6 мин
В центре общества «Мемориал» в понедельник состоялся публичный круглый стол «Москва-1993. Правовые аспекты и последствия политического кризиса».
Спикерам было предложено проанализировать произошедшее осенью 1993 года с правовой точки зрения. Первым выступил Владимир Исаков, правовед, юрист, в 1993 году — депутат Верховного Совета России, председатель Комитета по конституционному законодательству, член Конституционной комиссии РФ. Он сходу отказался от заявленной темы.
«Хотя я по специальности юрист, я не собираюсь занимать формальную юридическую позицию», — начал он.
«Но с моей точки зрения, правовые детали — оценить произошедшее с точки зрения закона — не самое важное. Меня в прошедших событиях больше интересует не столько формальная юридическая оценка, сколько причины конфликта и, главное, ответ на следующий вопрос: зачем нужно было устраивать все это в Москве? Зачем?» — вопрошал Исаков.
Выступающий напомнил роспуск российской Думы в 1906 году: «Повесили на Таврическом дворце замок, поставили у ворот стражу. Вот и все, что потребовалось для роспуска Думы».
Увидев замок, депутаты потолкались и поехали на бричках в пригороды. На том дело и закончилось. А после сами участники роспуска с горечью и разочарованием говорили, что общество совершенно ими не интересуется и проявляет полное безразличие к тому, что Думу распустили. Исаков предположил, что ситуация повторилась, если бы Ельцин так же поступил с Верховным Советом: повесил замок и не впустил бы туда депутатов.
«Никаких толп населения не пришло бы к депутатам отстаивать и защищать российский парламентаризм», — уверен правовед.
Зачем же Ельцину понадобилось провоцировать события с большим числом человеческих жертв? Что мешало, как высказался Исаков, «разрулить ситуацию в белых перчатках»?
Возможно, предположил юрист, дело в выступлении Хасбулатова 18 сентября 1993 года, когда он, комментируя действия Ельцина, вульгарно щелкнул пальцем по горлу.
Штурм Белого дома, 1993 год. Фото: Игорь Зотин / ИТАР-ТАСС
Руслан Хасбулатов. Фото: Анатолий Сергеев / Коммерсантъ, архив
«Это воспламенило Ельцина и он отдал приказ с этой бандой кончать», — предположил выступающий.
Исаков не исключает подобной эмоциональной составляющей конфликта, однако главную причину видит в том, что Ельцину просто надо было «заменить спустившееся колесо». По его словам, в 1993 году уже давно пора было переводить «страну, правовую сторону и вообще законы» на новые рельсы. Можно было это сделать аккуратно, «в белых перчаточках»: распустить депутатов, объявить референдум по новой конституции.
заключил Исаков.
Ему оппонировала Тамара Морщакова, юрист, в 1993 году — судья Конституционного суда РФ. «Хочу остановиться исключительно на правовых вопросах», — сказала она.
Морщакова обратила внимание, что именно представляли собой Верховный Совет и Съезд народных депутатов.
«Мы не хотим об этом думать. — заметила выступающая, — Мы рассуждаем так: каким бы ни было преддверие событий, главную оценку они должны получить по итогам потерь». Однако это неправильная позиция, так как, по существу, Верховный Совет и Съезд народных депутатов вовсе не были демократическими органами власти. После провозглашения независимости России наша Конституция не была заменена новым документом. В текст, существовавший до 1991 года, просто вносились многочисленные поправки — «бантики», как выразилась Морщакова.
Самой заглавной статьей первой конституции Россия провозглашалась государством, в котором господствует республиканизм, федерализм и право, в том числе разделение властей. Но принимавшиеся к тексту конституции поправки, заметила Морщакова, содержание имели совершенно другое. Верховный Совет и Съезд народных депутатов по-прежнему провозглашались исключительными носителями всей неразделенной власти в стране (наследуя лозунг «Вся власть советам!»): законодательной, распорядительной и контрольной.
В частности, исполняя функцию распорядительной и контрольной власти, Верховный Совет принимал решения, которые Конституционным судом оценивались как такие, которые компетентна принимать только судебная власть.
Верховный Совет признавал правом те законы, которые принимал сам, настаивал на их исполнении и исполнял контроль за их исполнением, что противоречило провозглашенному принципу разделения властей.
По словам Морщаковой, исполнительные полномочия Совета постоянно расширялись, тогда как законодательные он фактически не выполнял. Одной из первых задач Совета в законодательной области было принятие новой конституции, которая так и не была принята, хотя существовали готовые проекты.
«Совет не создавал никакой надежды на принятие новой конституции — так же как он не принимал никаких законодательных актов для того, чтобы реализовать федеративный договор, который создавал основу какого-то мира между регионами России», — говорит Морщакова.
Совет противодействовал всякому разрешению ситуации, так как его единственной функцией было во что бы то ни стало цепляться за те неограниченные права, которые он получил. Конституционного кризиса можно было избежать на апрельском референдуме 1993 года, на который было вынесено четыре вопроса: поддерживают ли граждане политику президента и Верховного Совета, надлежит ли провести новые президентские и парламентские выборы. Референдум проводился по инициативе Ельцина. Однако Совет нашел способ вмешаться, приняв Положение о порядке подсчета голосов на референдуме.
«Был ли полномочен Съезд народных депутатов утверждать не законом, а положением порядок подсчета голосов? Если это такой уж блюститель законов, то, конечно, нет. В то время в Российской Федерации уже действовал закон о референдуме, который предусматривал определенный порядок подсчета голосов», — объясняет Морщакова.
Но именно для апрельского референдума, который мог разрешить конфликтную ситуацию и позволить гражданам выбрать, за что они голосуют, были установлены правила «ad hoc» («для этого случая». — РП). Для изменения статус-кво, основанного на единовластии законодательного органа, этот же законодательный орган потребовал, чтобы за эти изменения проголосовало большинство не от тех, кто участвует в референдуме, а от тех, кто внесен в список избирателей.
«Такого от века не бывает в странах, где участие в голосовании не сформулировано законодателем как обязанность граждан, за нарушение которой государство устанавливает санкции. Ничего этого в России не было. У нас было право свободного участия в голосовании, в выборах и на референдуме. Граждане никогда не принуждались к участию», — говорит Морщакова.
Сдавшиеся мятежники выходят из Белого дома. Фото: Олег Власов / ИТАР-ТАСС
Сдавшиеся мятежники выходят из Белого дома, 1993 год. Фото: Олег Власов / ИТАР-ТАСС
По ее словам, собрать большинство на референдуме от числа избирателей, существующих в России, было невозможно: этого просто не позволила бы явка. Это стало гарантийным барьером для сохранения единовластия Верховного Совета и Съезда народных депутатов.
Другой правовой фактор связан с некачественной работой Конституционного суда.
полагает Морщакова.
Во-первых, Конституционный суд не провел должных процедур по исследованию обстоятельств, которые были связаны с изданием указа и обстановкой, породившей указ. Во-вторых, компетенция Конституционного суда в делах о признании чьих-либо действий не соответствующими Конституции предполагала, что Конституционный суд является единственным компетентным судебным органом, который был обязан устанавливать факты антиконституционных действий. Но он не принял никаких действий по отношению к противоправной деятельности Верховного Совета, хотя «все законодательство, принимавшееся Верховным Советом и Съездом народных депутатов в предшествующий период, свидетельствовало об антиконституционности».
Морщакова напомнила статью 126.6 Конституции Российской Федерации, согласно которой не предусматривалось никаких процедур, чтобы действие представителей властей можно было бы признать неконституционным. Ни Конституционный суд, ни законодательные органы власти не могли вынести такого решения.
Кроме того, Конституционный суд стал по собственной инициативе решать, достаточно ли основания для отрешения президента, хотя такую инициативу с точки зрения действовавший тогда Конституции мог проявить исключительно Съезд народных депутатов. Наконец, Конституционный суд вынес решение по поводу состоявшегося в апреле референдума, что его результаты можно подсчитывать по антиконституционным правилам, установленным Верховным Советом.
Морщакова усмехнулась над предположением Исакова, что если бы Ельцин просто распустил Верховный Совет, ситуация уладилась. Правовых механизмов роспуска не существовало, хотя принцип разделения властей предполагал, что полномочиям законодательной власти по отрешению президента от должности, как во всех развитых странах, должно быть противопоставлено право президентской стороны на роспуск парламента.
Чтобы избежать осени 1993 года, Конституционный суд заранее должен был проявить инициативу об оценке конституционности действий и решений Верховного Совета, чьи полностью антиконституционные «законодательные» решения давали объективную правовую основу для такой оценки, подытожила юрист.
Доклады остальных выступавших были не столь интересны.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
