«Мы имеем ту науку, которую заслуживаем»

Константин Северинов. Фото: mozgovoyshturm.ru

Российский молекулярный биолог рассказал об итогах реформы РАН и о состоянии отечественной науки

Александр Телишев

6 декабря, 2014 13:10

11 мин

Более года назад мир российской науки потрясло большое событие. Министерство образования и науки неожиданным образом подготовило и представило правительству проект реформы РАН, в рамках которой вся Академия превращалась в своеобразный клуб ученых и полнота власти переходила в руки чиновников. «Русская планета» поговорила с известным молекулярным биологом Константином Севериновым, одним из основоположников этой реформы, об итогах реформы, текущем состоянии Академии и о проблемах в российской науке.

Разговоры о необходимости кардинальных реформ в российской Академии наук велись почти с момента распада Советского Союза. В пользу этого есть серьезные основания — институты РАН часто находят себя в самых нижних частях мировых рейтингов, а постоянный рост финансирования пока не привел к росту их научной продуктивности. Однако первые подобные преобразования начались лишь в конце июня прошлого года, когда чиновники Министерства образования и науки представили на очередном заседании правительства проект трансформации РАН в «клуб ученых».

Эти планы Минобра стали полной неожиданностью для новоизбранного главы академии Владимира Фортова и прочих представителей верхушки РАН. По мнению президента академии, подобная радикальная реформа только повредит российской науке, а отделение имущества РАН от академии и передача его в руки чиновников приведет к появлению «Академсервиса» (по аналогии с «Оборонсервисом» и связанными с ним скандалами — РП).

Дмитрий Ливанов, его подчиненные в Минобре и единомышленники в других ведомствах были решительно настроены на скорейшую реализацию реформы. Черновой вариант законопроекта был передан в Думу почти сразу после оглашения намерений, и до наступления летних думских каникул депутаты в срочном порядке успели одобрить проект в двух чтениях. Единственной фракцией, которая выступила против этой реформы, стала КПРФ, чьи представители попытались инициировать вотум недоверия в адрес правительства после объявления планов по реформированию РАН.

Дмитрий Ливанов (слева) и Владимир Фортов. Фото: Алексей Филиппов / РИА

Дмитрий Ливанов (слева) и Владимир Фортов. Фото: Алексей Филиппов / РИА Новости

Обсуждения реформы в Думе сопровождались активным противодействием со стороны руководства академии и рядовых ученых. За первые недели дискуссий в главном законодательном органе страны сотрудники РАН успели провести несколько митингов, на одном из которых они «похоронили» гроб российской науки, а также добились встречи Путина и Фортова, в рамках которой президент согласился учитывать интересы противников реформы.

В первоначальном варианте законопроекта, принятом Думой во втором чтении, РАН, а также Академии медицинских (РАМН) и сельскохозяйственных наук (РАСХН), должны были ликвидированы. Под давлением со стороны академиков проект реформы был впоследствии заметно изменен: академии не ликвидировались, а сливались, а их полномочия по распоряжению имуществом и администраторские функции передавались в руки специальному агентству (ФАНО). Чиновникам, по букве закона, запрещено вмешиваться в научную деятельность, а нынешний глава РАН сохранит свой пост на три года после реформы.

Окончательный вариант законопроекта был разработан и принят в конце сентября прошлого года. После встречи Фортова и Путина в начале месяца, в проекте реформы появились серьезные послабления в сторону Академии — все процессы по передаче имущества были «заморожены» на год, а на избрание новых академиков был наложен мораторий длиной в три года. Кроме того, РАН удалось отстоять самостоятельность в некоторых областях административной жизни. В целом, реформа на этом была завершена и ни ее сторонникам, ни ее противникам не удалось добиться полной победы. О промежуточных итогах этой эпопеи, которая должна продолжиться в ближайшее время после истечения «путинского» моратория, рассказывает Константин Северинов, обстоятельно объяснивший «Русской Планете» год назад, почему РАН нуждается в реформах.

— Константин Викторович, вы, вместе с Дмитрием Ливановым и Константином Сониным, сегодня считаетесь одним из самых активных и последовательных сторонников проведенной год назад реформы РАН. Как известно, реформа проходила достаточно тяжело, с большим сопротивлением со стороны академиков. По вашим оценкам, было ли реализовано задуманное, что изменилось за год, и были ли эти изменения позитивными?

— О каких-либо результатах говорить рано. На содержательную деятельность по реорганизации научных учреждений в 2014 году был наложен мораторий. Роль руководства РАН, в частности ее президиума, в течение этого года снизилась, что само по себе неплохо. Никто не почувствовал отстранения от дел этого ареопага, что, собственно, и доказывает, что нужных функций он не выполнял.

— Реформа РАН во многом проводилась ради усиления роли директоров институтов и — через ФАНО — простых ученых. Как вы считаете, изменилось ли что-либо в этом отношении?

— Руководители ФАНО, по-видимому, наступают на те же грабли, на которые в свое время наступали в министерстве. Судя по недавно объявленному составу НКС ФАНО, они будут продолжать опираться на мнение академиков и директоров институтов при выработке научной политики.

Сами они в науке не понимают (впрочем, и не должны) и ничего лучшего, чем просто положиться на официальные регалии придумать не могут. В этом смысле все идет строго по французской поговорке plus ca change, plus c'est la meme chose («что не меняй, результат все равно один» - РП).

Так что «простые ученые» от смены одних научных бар на других ничего не почувствовали и не почувствуют. Что, впрочем, было очевидно с самого начала, поэтому организованные в прошлом году демонстрации с целью «спасти РАН/российскую науку» были не более чем ширмой, инструментом борьбы внутри научных административных верхов с использованием научного люда в своих целях.

Я резко отрицательно отношусь к столь любимой в нашем отечестве идее определения приоритетов научной работы. По-моему, пора признать, что выбираем мы их почти всегда просто следуя за ранее сделанным выбором в развитых странах, идет ли речь о нанотехнологиях или об изучении мозга. То есть, обезьянничаем, но хотим сделать вид, что совершаем осознанный выбор. Или принимаем решения под давлением внутренних групп с особыми интересами, которые просто хотят получить бюджетное финансирование под себя.

Здание президиума Российской академии наук. Фото: Валерий Мельников / РИА Новости

Одним из стандартных способов является пролезание в различные советы и рабочие группы, и принятие выгодных «приоритетов». Как я считаю, ведомства, занятые наукой, должны прекратить пыжиться и изображать, что они могут определить хоть какие-то приоритеты. Вместо этого они должны заняться своей прямой обязанностью: кропотливой (и не очень благодарной) работой по систематическому устранению различных барьеров и неудобств, которые делают научный труд в России неэффективным и, часто, сродни подвигу. А с приоритетами и без них разберутся. Где будут открытия, прорывные и признанные на международном уровне, там и приоритеты обнаружатся сами собой.

— Злые языки говорят, что весь процесс реформирования Академии наук был инициирован ради реализации амбиций главы Курчатовского института, Михаила Ковальчука. По вашему мнению, есть ли основания для таких инсинуаций, или же нет, и с чем они могли быть связаны.

— Ничего не могу сказать по этому поводу. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что российская наука вообще, и наука в РАН в частности, находится в аховом состоянии, и что ситуация ухудшается. Если считать, что Ковальчуку выгодна реформа для увеличения своей империи за счет имущества РАН, то не факт, что умыкнуть что-то у Котюкова (текущего главы ФАНО — РП) будет легче.

— И в связи с этим возникает параллельный вопрос — насколько вообще, по вашим оценкам, российская наука и Академия наук в частности зависят от того, насколько хорошо определенные высокопоставленные лица в правительстве или в парламенте относятся к тем или иным академикам, ученым или псевдоученым, вроде Петрика.

— Как я считаю, не особенно зависит. Это все скорее информационная пена. Проблема российской науки не в петриках. Если бы не было петриков и покрывавших их грызловых, проблемы все равно бы остались.

— Как вы относитесь к идее научной экспертизы в рамках институтов РАН, итоги которой оценивают чиновники?

— Я хорошо отношусь к идее экспертной оценки специалистами, имеющими международное признание и свободным от конфликта интересов. Чиновники не должны и не могут «оценивать» результаты экспертизы. У них для этого нет знаний. Они могут распределять имеющиеся средства, то есть решать техническую задачу, строго сообразуюсь с результатами экспертизы и, в ряде оговоренных случаев, руководствуясь дополнительными соображениями, например необходимостью поддержки науки в провинциях, но по строго определенным квотам.

— Как молекулярный биолог, не могли бы вы рассказать, изменилась ли ситуация с приобретением реактивов и приборов?

— Ситуация никак не изменилась. Естественно, что падение рубля резко осложнит закупки — станет банально не хватать денег на реагенты и оборудование, ведь львиная доля их поступает из-за рубежа. Часть вещей вообще может попасть под санкции и стать в принципе недоступной. Недавно опубликованный список за подписью Медведева, якобы упрощающий закупку/ввоз некоторых реагентов, работать не будет, так как послабление выдано не собственно торговым конторам, а «научным и учебным заведениям», то есть организациям, которые такого рода закупками не занимаются. Те, кто готовили этот документ, занимались бессмысленной работой.

— Реформа РАН предварялась серией диссертационных скандалов в МПГУ и в других академических учреждениях, которые относились исключительно к гуманитарным наукам. Примерно в это же время в Японии возник другой скандал, но уже в области молекулярной биологии — революционная, казалось бы, технология STAP-клеток оказалась плодом научной нечистоплотности Харуко Обокаты и ее коллег. Поможет ли контроль со стороны ФАНО и других публичных организаций уменьшить вероятность возникновения подобных проблем в жизни российской науки, или же с этой обязанностью лучше справятся специалисты в тех научных областях, в которых ведутся исследования?

— Ну как может ФАНО или другой орган контролировать наличие совести? Или проверить, соблюдают ли граждане правила гигиены? В российской науке много нечистоплотных людей. Бороться с ними можно только изнутри научного сообщества. Другой вопрос, что если в сообществе многие считают, что разносящиеся миазмы — это благоухание роз, то и бороться не с чем. Мы имеем ту науку, которую заслуживаем.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе