Почему многие женщины не верили похоронкам ВОВ

Кто был желанным гостем во время Великой Отечественной и кого отчаянно боялись? Почтальонов, которые могли принести долгожданное письмо-треугольник с фронта или вручить небольшой листок, который прозвали похоронкой.

В ней коротко сообщалось, что такой-то «в боях за социалистическую родину, верный присяге, проявив геройство и мужество, был убит…»

«Война мне запомнилась даже не голодом, а тем, как почтальон по избам ходил, - рассказывал в одном из интервью двукратный олимпийский чемпион Виктор Маматов. - Мы, ребятишки, сразу прятались.

Беду по голосам определяли. Если в доме нет криков, значит все нормально. А если истерика, вопли на всю деревню - принесли похоронку. Те дикие вопли до сих пор стоят в ушах… Не поверите - как сейчас слышу. У нас в войну шесть родственников погибло: два со стороны матери, четыре - со стороны отца».

Случалось, почтальон приносил в одну квартиру – в Москве было много коммуналок – сразу несколько горестных листков. Можно представить, какие ужасные сцены разыгрывались после его визита…

Вот строки их стихотворения Раисы Кремены:

Похоронка - жестокое слово,

Нет страшнее и горше его,

Убивала надежду, что снова,

Ты увидишь его, своего.

Жизнь ты вдовья, горька и не сладка,

От детей, пряча слезы свои,

Плачет бедная ночью украдкой

Без надежд, без утех, без любви…

Во многих фильмах о войне почтальон звонит в дверь, чтобы вручить письмо с фронта или ту самую похоронку.

Но, оказывается, почтальон мог не трепать себе нервы, а просто опустить скорбную бумажку в почтовый ящик. На это намекает заметка, опубликованная в газете «Московский большевик»:

«Девушка с сумкой письмоносца обходит дома, переулки. Каждый подъезд, каждый двор ей знакомы, и она безошибочно находит адресатов. Вот и старинная, с закруглением лестница. Девушка привычно взбегает по ступеням, протягивает письмо к отверстию почтового ящика, но потом опускает руку и стучится в дверь:

- Вам письмо.

- Почему же в ящик не опустили?

- Письмо-то из Действующей. Вы бы о нем до утра не знали…

Фамилия письмоносца-комсомолки Корнеева. Работает она в 90-м почтовом отделении».

Как-то равнодушно встретили почтальона в этой квартире. Неужели ее жильцы не ждали письма с фронта?

Случалось, в воинской части «похоронку» оформляли ошибочно, полагая, что боец погиб. На фронте в сорок первом, особенно в первые дни войны, царила неразбериха. Солдат или офицер мог попасть в плен или угодить в госпиталь - без документов. Впрочем, его могли заподозрить в дезертирстве. Мол, специально уничтожил все «корочки»…

Не зря же многие женщины не верили похоронкам и продолжали мучительно ждать своих сыновей, мужей, любимых. «Он жив, он обязательно вернется», - повторяли они, как молитву, как заклинание. И иногда оказывались правы - в один прекрасный день на пороге появлялась знакомая фигура, и дом оглашали радостные крики и рыдания.

Тысячу раз прав был Константин Симонов, написавший щемящие строки:

Жди меня, и я вернусь,

Всем смертям назло.

Кто не ждал меня, тот пусть

Скажет: - Повезло.

Не понять, не ждавшим им,

Как среди огня

Ожиданием своим

Ты спасла меня.

Как я выжил, будем знать

Только мы с тобой, -

Просто ты умела ждать,

Как никто другой.

…Самым известным героем битвы за московское небо стал Виктор Талалихин. Ночью 6-го августа на высоте 4800 метров он атаковал вражеский бомбардировщик. Немцы открыли ответный огонь и ранили нашего летчика в руку. Когда у Талалихина кончились боеприпасы, он принял решение идти на таран. Подойдя вплотную к хвосту «хейнкеля», он винтом нанес по нему удар, и бомбардировщик, потеряв управление, камнем рухнул вниз.

В тот же день радио разнесло весть о подвиге Талалихина. Газеты опубликовали его портрет и указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении отважному летчику звания Героя Советского Союза.

Всего в небе над советской столицей было совершено 20 таранов. Награду обрели все, кроме одного человека, совершившего подвиг на неделю раньше Талалихина. Это был пилот Петр Еремеев. Он не был отмечен, хотя хвост сбитого им бомбардировщика выставлялся на Манежной площади.

Там открылась выставка боевых трофеев Красной армии. Первым привезли подбитый «Юнкерс» - смотреть на него приходили тысячи людей. Они долго не расходились, обсуждали положение на фронте, со слезами вспоминая близких, которые находились в армии…

Позже выставку трофеев перевели в Парк культуры и отдыха имени Горького. Туда же свозили обломки сбитых немецких самолетов, части больших фугасных бомб, «зажигалки», собранные на крышах домов.

Осенью для выставки построили крытый павильон по проекту архитектора Алексея Щусева. Когда Красная армия перешла в наступление, на выставку стали доставлять и другую захваченную у врага технику – стрелковое оружие, танки, орудия, бронемашины.

«Можете представить, сколько было радости у измученных бомбежками москвичей в тот день, когда увидели на Манежной площади поверженный вражеский самолет! - писала Людмила Жукова, автор книги «Выбираю таран». - И поверженный не пулеметными очередями, а тараном! Причем летчик остался жив! Все ждали - Еремеев должен быть награжден. Нет. Никто из командования даже не дернулся».

16 августа 1941 года Алексей Толстой опубликовал в «Красной звезде» очерк «Таран», где вспомнил о подвиге русского летчика Петра Нестерова, совершенном в годы Первой мировой, сравнив его с геройскими поступками Еремеева и Талалихина. Однако, ни статья известного писателя, ни другие выступления в центральных газетах не смогли убедить командование ВВС, что летчик должен быть награжден. Более того, Еремеева даже хотели наказать за разбитую материальную часть!

Но это был не предел волоките и несуразностям. Когда, наконец, командир корпуса представил Еремеева к ордену Ленина, в вышестоящем штабе потребовали доказательства - документы и оружие со сбитого им бомбардировщика. Но к этому времени пилота уже не было в живых. Еремеев, как и Талалихин, погиб в воздушном бою. Только на три недели раньше - 2 октября 1941 года. Звание Героя Советского Союза отважному летчику присвоили посмертно лишь в 1995 году.

В документе под грифом «Совершенно секретно» Народного комиссариата внутренних дел упоминается Василий Сталин: «В ночь с 8 на 9 сентября 1941 года во время воздушной тревоги товарищ Василий приехал на аэродром. Вместе с ним приехала молодая девушка. Он въехал на своей автомашине в ангар.

Приказал механику, товарищу Таранову, запустить мотор и стал требовать, чтобы его выпустили в воздух. Время было - ноль. Причем он был в нетрезвом состоянии. Когда его убедили, что вылет невозможен, он согласился и сказал: «Я пойду, лягу спать, а когда будут бомбить, то вы меня разбудите». Ему отвели кабинет полковника Грачева, и он вместе с девушкой остался там до утра».

Доложили ли о пикантной ситуации отцу? Неизвестно. Впрочем, Сталин-старший привык к выходкам сына. Но Василия можно отчасти оправдать. Он действительно хотел воевать, его тяготило бездействие. До 1942 года летчика не пускали на фронт. Причина была понятна. Один из сыновей вождя – Яков в августе сорок первого попал в плен и, если бы, не дай Бог, что-то случилось со вторым отпрыском, командованию ВВС бы не поздоровилось.

Сталин-младший рвался на фронт и, в конце концов, добился своего. Он храбро дрался, награды добывал в честном бою. Сослуживцы Василия это подтверждали. В частности, Герой Советского Союза Сергей Крамаренко, однополчанин Сталина-младшего Александр Котов.

Но часто азарт боя захлестывал летчика, и он забывал об осторожности. Другой Герой Советского Союза Федор Прокопенко вспоминал: «Василий сбил четыре самолета. В одном бою я лично видел, как он поджег «фоккера». Как-то я его выручил - могли сбить его. Уже после войны он подарил мне свою фотографию и подписал: «Спасибо за жизнь. Жизнь - это Родина».

Всего во время налетов на Москву было сброшено 1610 фугасных бомб, 1480 из которых взорвались, но при этом враг не смог уничтожить ни один (!) важный стратегический объект. А ведь столицу бомбили долго и интенсивно - с июля 1941-го до весны 1942 года. Враг атаковал главный город Советского Союза упрямо, порой даже остервенело, используя большое количество самолетов, применяя различную тактику. Но немцам ничего не помогло - защитники Москвы выстояли, показав высокий боевой дух, незаурядную смелость и непоколебимую веру в победу.

Принято считать, что немцам просто не хватило сил, чтобы уничтожить такой громадный объект, как столица СССР. С этим отчасти можно согласиться, но все же дело в другом - агрессоры не могли представить, что их мощные удары москвичи будут отражать с таким спокойствием и решимостью.

За июль-декабрь 1941 года вражеская авиация совершила 122 налета на Москву. В них участвовало 7146 самолетов, из которых к столице прорвались немногим больше трех процентов. За это время части ПВО Москвы уничтожили 952 вражеских самолета и свыше 130-ти повредили.

80 лет назад здесь, рядом с нашими домами была одержана одна из самых важных побед в Великой Отечественной войне. Но, к сожалению, в Москве до сих пор нет памятника героическим защитникам неба. Он может быть установлен и в центре города, рядом с Кремлем, куда нагло лез враг, стремясь уничтожить наши святыни, и на окраинах, куда падали немецкие бомбы, и на северо-западе, где проходила линия воздушной обороны.

Давно пора увековечить память тех, кто сохранил Москву, поднимая тем самым боевой дух советских воинов на фронтах. В тяжелые дни сорок первого люди во всех уголках страны просыпались с одной волнующей мыслью: «Как там столица? Держится?» И, услышав далекий голос диктора: «Говорит Москва…», облегченно вздыхали.

Поэт Евгений Долматовский угодил в окружение, попал в плен и не знал, как идут дела на фронте. Его мысли постоянно возвращались к родному дому, близким. Позже он так передал свои чувства: «Где-то есть армия. / Где-то – Москва. / Дом. Комнатушка с рисунками брата. / Что же с Москвою? Жива? / Не жива? / Может быть, немцы идут / по Арбату?..»

К счастью, этого не произошло. Вера в Победу, тогда еще робкая и хрупкая, появилась и окрепла после первых сбитых над городом вражеских самолетов.