«В то время товарищ оценивался по количеству загибов на страницах "Манифеста"»

 

Афористичный «Манифест коммунистической партии», написанный Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом в декабре 1847 — январе 1848 года, не похож на проработанную политиэкономическую аналитику «Капитала». Работа, по словам известного марксиста Эрика Хобсбаума, была «удивительной брошюрой», наполненной «страстной убежденностью» и «стилистической силой», благодаря чему текст давно растащили на цитаты-поговорки: от «Призрак ходит по Европе — призрак коммунизма» до «Пролетариям нечего те­рять, кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир».

Несмотря на то, что «Манифест» полон специфической политической терминологии середины XIX века, он актуален поныне, пишет Хобсбаум: «в мире, измененном капитализмом, который он (Маркс. — РП) описывал в 1848 году в черных красках и с лаконичным красноречием, легко узнается мир, в котором мы живем сейчас, через 150 лет».

Перевод печатается по тексту немецкого издания 1890 года, сверенного с изданиями 1848, 1872 и 1883 годов.

По словам издательского коллектива Commone Place, «"Манифест" — одна из важнейших книг ХХ века, классический политический текст», который должен регулярно переиздаваться и заново вписываться в политический контекст.

«В странах с более развитой интеллектуальной культурой, чем наша, так и происходит. Для нашего издания мы взяли предисловие Эрика Хобсбаума, написанное к 150-летнему юбилею манифеста, с помощью которого легко сориентироваться в тексте и понять, как он устроен», — объяснили издатели.

Десять процентов выручки, полученной от продажи книги, Common Рlace переда­ст сайту gaskarov.info на помощь политзаключенным.

Обложка книги Карла Маркса и Фридриха Энгельса «Манифест коммунистической партии»

Весной 1847 года Карл Маркс и Фридрих Энгельс дали согласие примкнуть к так называемому Союзу справедливых — ответвлению Союза отверженных, тайной революционной организации. Она была создана в Париже в 1830-х годах немецкими наемными рабочими — в большинстве своем портными и плотниками — под влиянием настроений французской революции и до сих пор состоит в основном из радикальных рабочих-эмигрантов. Под большим впечатлением от «критического коммунизма» Маркса и Энгельса члены Союза предложили опубликовать манифест в качестве своего программного документа, а также переорганизовать Союз в соответствии с этим текстом.

Действительно, летом 1847 года Союз справедливых был переименован в Союз коммунистов и провозгласил своими задачами «ниспровержение буржуазии, установление власти пролетариата, свержение старо­го общества, которое строится на классовых антагонизмах, и установление нового общественного порядка без классов и личной собственности». На втором съезде Союза, проходившем в Лондоне в ноябре-декабре 1847 года, был официально принят новый устав, а Марксу и Энгельсу было предложено создать новый вариант манифеста с изложением целей и программы Союза.

Хотя черновые записи делали и Маркс, и Энгельс, и документ, вне всяких сомнений, отражает взгляды обоих, мы можем быть почти уверены, что итоговый текст написан Марксом в одиночку — после настойчивого напоминания представителей исполнительной власти Союза, поскольку Маркс (и тогда, и позднее) не мог закончить ни одной сво­ей работы без давления жестких сроков сдачи. Практически полное отсутствие ранних черновиков говорит о том, что текст, по всей видимости, писался в спешке. Итоговый документ на двадцати трех страницах под названием «Манифест коммунистической партии» был «опубликован в феврале 1848 года», напечатан в офисе Просветительной ассоциации рабочих (более известной как Communistischer Arbeiterbildungsverein и просуществовавшей до 1914 года) в доме 46 на улице Ливерпуль в Лондоне.

В 1998 году отмечалась 150-летняя годовщина издания этой работы, которая является, по всей видимости, наиболее влиятельным политическим текстом со времен «Декларации прав человека и гражданина». По счастливой случайности, она начала распространяться за неделю или две до начала революционного восстания 1848 года в Париже, которое расползалось, как лесной пожар, по всему европейскому континенту. Хотя содержание «Манифеста» было глубоко интернациональным — в первом издании анонсировалась несостоявшаяся в то время публикация «Манифеста» на английском, французском, итальянском, фламандском и датском языках, — поначалу он оказал существенное влияние только в Германии. Союз коммунистов, хоть и небольшой, играл далеко не последнюю роль в немецкой революции, в том числе через газету Neue Rheinische Zeitung (1848—1849), редактором которой был Маркс. Первое издание «Манифеста» было за несколько месяцев трижды допечатано, потом его выпустили по частям в Deutsche Londoner Zeitung и перепечатали в исправлен­ном варианте на тридцати страницах в апреле-мае 1848 года — однако после поражения революции 1848 года оно пропало из виду. Когда в 1849 году Маркс оказался в пожиз­ненной ссылке в Англии, «Манифест» был уже достаточно редким изданием, и он перепечатал третью главу («Социалистическая и коммунистическая литература») в послед­нем выпуске своего лондонского журнала Neue Rheinische Zeitung, politisch-ökonomische Revue (ноябрь 1850 года), — правда, вряд ли кто-то ее там прочел.

Никто в 1850-х и начале 1860-х не предполагал, что «Манифест» ожидает столь знаменательное будущее. В Лондоне его в частном порядке и небольшим тиражом выпустил немецкий печатник-эмигрант — скорее всего, в 1864 году. Еще одно издание, — первое, напечатанное в самой Германии — вышло в 1866 году в Берлине. Между 1848 и 1868 годом переводов вообще не было, кроме одного шведского — скорее всего, опубликованного в конце 1848 года — и одного английского, 1850 года, значимого для библиографической истории «Манифеста» только потому, что переводчица, похоже, консультировалась с Марксом (или с Энгельсом, что более вероятно, поскольку жила она в Ланкашире). Оба пе­ревода исчезли без следа. К середине 1860-х практически ни одной из написанных ранее работ Маркса не было в ходу.

Возобновление интереса к «Манифесту» и другим рабо­там Маркса обеспечило увеличение его влияния в Международном товариществе трудящихся (так называемом «Первом Интернационале», 1864—1872 годов) и появление в Германии двух значительных рабочих партий под руководством быв­ших членов Союза коммунистов, питавших к Марксу большое уважение. Убедительная защита Парижской коммуны 1871 года в работе «Гражданская война во Франции» сделала Марк­са известным в прессе в качестве опасного лидера интернациональной подрывной группировки, державшей в страхе правительство. Судебный процесс над лидерами Социал-де­мократической партии Германии, обвиняемыми в государ­ственной измене — Вильгельмом Либкнехтом, Августом Бебе­лем и Адольфом Хепнером, — в марте 1872 года неожиданно прославил «Манифест». Обвинение зачитало текст «Манифе­ста» в зале суда, что дало социал-демократам возможность опубликовать его легально, большим тиражом — как часть судопроизводства. Поскольку было ясно, что документ, на­писанный до Революции 1848 года, требует некоторого об­новления и объяснительных комментариев, Маркс и Энгельс написали первое из целой серии предисловий, с тех пор по­стоянно сопровождавших новые издания «Манифеста». Из-за ограничений со стороны закона предисловие не получило в то время широкого распространения, но де-факто именно издание 1872 года (которое опирается на издание 1866 года) стало основой для всех последующих версий «Манифеста». Между тем, с 1871 по 1873 год было опубликовано как мини­мум девять изданий на шести языках.

На протяжении следующих сорока лет «Манифест» по­корял мир на волне популярности новых лейбористских (со­циалистических) партий, в которых в 1880-е увеличивалось влияние марксистских идей. Ни одна из этих партий не на­зывала себя коммунистической до тех пор, пока после Ок­тябрьской революции большевики не вернули в название оригинальную формулировку; однако название «Манифест коммунистической партии» оставалось неизменным. Еще до Октябрьской революции было выпущено несколько со­тен изданий на тридцати языках, включая три японских и одно китайское. Тем не менее основное влияние «Манифе­ста» распространилось на центральный регион Европы — от Франции до России. Неудивительно, что большую часть из­даний составляли публикации на русском языке (70) и языках Российской империи (35): 11 на польском, 7 на идише, 6 на финском, 5 на украинском, 4 на грузинском, 2 на армянском.

Издания «Манифеста коммунистической партии» на различных языках мира. Фото: Василий Мельниченко / РИА Новости

55 изданий «Манифеста» было выпущено в Германии, а в им­перии Габсбургов — 9 на венгерском и 8 на чешском языке (из них 3 в Хорватии и по одному в Словении и Словакии), 34 на английском (в том числе в США, где первый перевод по­явился в 1871 году), 26 на французском и 11 на итальянском (первый — не ранее 1889 года). Столь же рассредоточенным было влияние «Манифеста» на юго-западе Европы (7 изданий на болгарском, 4 на сербском, 4 на румынском и одно, напе­чатанное в Салониках, — на сефардском языке). Северная Ев­ропа была представлена умеренно: 6 публикаций на датском, 5 на шведском и 2 на норвежском языке.

Неравномерное географическое распространение «Ма­нифеста» не только отражает неравномерное развитие соци­алистического движения и влияния идей самого Маркса, от­личавшихся от других революционных идеологий, таких как анархизм. Отсюда следует, что не существовало четкой вза­имосвязи между распространением «Манифеста» и мощью социал-демократических и лейбористских партий. Так, до 1905 года Социал-демократическая партия Германии, с сот­нями тысяч членов и миллионами избирателей, публиковала новые издания «Манифеста» тиражами не более 2—3 тысяч копий. За 11 лет, с 1895 по 1905 год, — когда тираж ее теоре­тического журнала Die Neue Zeit составил 6400 копий, — вы­шло не более 16 тысяч экземпляров «Манифеста», тогда как Эрфуртская программа Партии 1891 года была напечатана тиражом в 120 тысяч. Среднестатистический член массовой марксистской социал-демократической партии совершенно не обязан был знать теорию. С другой стороны, за семьюдесятью дореволюционными изданиями в России обнаружи­вается сложная сеть организаций, в основном нелегальных, общей численностью не более нескольких тысяч человек. Точно так же 34 английских издания были опубликованы для «своих» марксистскими организациями, разбросанными по англо-саксонскому миру и представлявшими левое крыло лейбористских и социалистических партий. В то время това­рищ оценивался по количеству загибов на страницах «Мани­феста». Коротко говоря, читатели «Манифеста», хотя и были частью новых, бурно развивавшихся социалистических (лейбористских) партий и движений, чаще всего не были их ти­пичными представителями. Эти люди занимались теорией, которая лежала в основе указанных движений. Судя по всему, дело до сих пор обстоит именно так.

После Октябрьской революции ситуация изменилась — по крайней мере, в коммунистических партиях. В отличие от массовых партий Второго Интернационала (1889—1914), пар­тии Третьего Интернационала (1919—1943) ожидали от своих членов понимания — как минимум, некоторых знаний — в об­ласти марксистской теории. Стерлось различие между поли­тическими лидерами, которые не пишут книг, и теоретиками вроде Карла Каутского — известными и уважаемыми людьми, которые не принимают решений. Вслед за Лениным лидеры должны были стать значительными теоретиками, а все политические решения — получить обоснование на базе марксистского анализа (или, что более вероятно, — в виде ссылок на тексты авторитетных «классиков»: Маркса, Энгельса, Ленина и, на худой конец, Сталина). Поэтому публикация и массовое распространение текстов Маркса и Энгельса начали осущест­вляться гораздо активнее, чем во времена Второго Интернаци­онала. Публикации варьировались от коротких текстов — судя по всему, первым таким изданием была книга Elementarbücher des Kommunismus, выпущенная во времена Веймарской респу­блики, — и сборников избранных мест (например, бесценных «Избранных мест из переписки Маркса и Энгельса») до «Из­бранных сочинений» Маркса и Энгельса в двух (а позднее трех) томах и готовящегося «Собрания сочинений». Все это поддер­живалось неограниченными — для этих целей — ресурсами Коммунистической партии и часто печаталось в Советском Со­юзе на иностранных языках.

Данные обстоятельства оказались полезными для «Манифеста коммунистической партии» в трех отноше­ ниях. Его распространение стало значительно более ши­роким. Дешевое издание, выпущенное в 1932 году аме­риканской и британской коммунистическими партиями, разошлось «сотнями тысяч» копий и рассматривалось как, «вероятно, самое многотиражное издание из всех, когда-либо напечатанных на английском языке». Название «Манифеста» отныне стало отсылать не к истории, а к ак­туальной политике. С тех пор как крупнейшее государство взяло на вооружение марксистскую идеологию, позиции «Манифеста» как научного политического текста укре­пились, и он вошел в учебную программу университетов (которой после Второй мировой войны было суждено бы­стро расшириться) — там интеллектуальный марксизм в 1960—1970-х годах был принят публикой с большим энтузиазмом.

СССР после Второй мировой войны превратился в одну из двух супердержав, возглавлявшую блок коммунистических стран. Западные коммунистические партии (за заметным исключением германской) после войны стали сильнее, чем были или могли бы стать когда-либо ранее. Хотя и началась холодная война, в год столетия «Манифеста» его публиковали не только коммунистические или иные марксистские орга­низации, но и аполитичные издатели — большими тиража­ми, с предисловиями известных ученых. Короче говоря, он больше не был классическим марксистским текстом — он стал классическим политическим текстом.

«Манифест» до сих пор остается классикой, даже по­сле краха советского коммунизма и упадка, пережитого марксистскими партиями и движениями во многих странах мира. В государствах без цензуры его можно найти практи­чески в любом приличном книжном магазине и в каждой библиотеке. Поэтому цель нового издания к 150-летнему юбилею заключается не в том, чтобы сделать этот уникаль­ный документ доступным, равно как и не в том, чтобы вер­нуться в эпоху дискуссий о «правильной» интерпретации этого основополагающего марксистского текста, но в том, чтобы напомнить всем нам: «Манифест» может многое рас­сказать о мире, стоящем на пороге ХХI века.