Новости – Люди

Люди

Социальное равенство: утопия или борьба?

Французские ученики у ворот закрытой школы. Фото: Jacques Brinon / AP

Социологи: французы протестуют против наследственного богатства, а россияне хотят индивидуального раскрепощения

30 сентября, 2013 16:11

8 мин

В воскресенье, 29 сентября Французский университетский колледж при МГУ провел в книжном магазине «Фаланстер» публичную дискуссию на тему «Социальное равенство: утопия или борьба?». «Русская планета» послушала выступавших и законспектировала неутешительные выводы.

С докладами выступили два социолога: заслуженный профессор парижской Высшей нормальной школы Кристиан Бодело и заместитель директора Центра современной философии и социальных наук философского факультета МГУ Александр Бикбов.

С 1789 года, когда Франция стала республикой, равенство из знаменитого девиза «Свобода, равенство, братство!» остается республиканским идеалом, основополагающим понятием, упоминающимся во всех избирательных кампаниях. При этом ситуация с неравенством во Франции довольно специфична. Если сравнивать оценивающий неравенство доходов коэффициент Джини, то во Франции он составляет 30 % — ниже, чем во многих странах: около 40 % в России, США и Великобритании, более 50 % в странах Латинской Америки.

Но в некоторых областях Франция показывает заметное неравенство. Одним из институтов, где сегодня ярко выражено социальное неравенство, оказалась школа. Данные международных опросов показали, что Франция является одной из немногих стран, где социальное происхождение родителей влияет на результаты учеников и на их последующую профессиональную ориентацию. У детей успешных родителей гораздо больше шансов преуспеть и поступить в университет, чем у детей рабочих.

Неравенство также крайне велико в институте частной собственности на уровне наследуемого имущества, которое передается из поколения и в поколение.

Хотя услуги французского государственного здравоохранения бесплатные, у обеспеченных людей больше возможностей лечиться, чем у бедняков.

Несмотря на относительно низкий коэффициент Джини и не очень большой разрыв в зарплатах вообще, разница в зарплатах самой высокооплачиваемой части и остального населения огромна.

Профессор университета во Франции входит в число высокооплачиваемых профессий, однако банкиры, футболисты и художники зарабатывают в 10—20 раз больше него.

Начиная с кризиса 1995 года, во Франции остается очень высокий уровень безработицы — 10 %. Вероятность получить или не получить работу существенно различается для разных социальных групп.

Единственная сфера социальной жизни, где неравенство сильно сократилось за последние 60 лет, — это гендер, сфера взаимоотношений между мужчиной и женщиной. Последних угнетали тысячелетиями, но постепенно они продвинулись на своем пути к равенству, и теперь активны наравне с мужчинами и в образовательных учреждениях, и на рынке труда.

Кристиан Бодело. Фото: forumeuropeendebioethique.eu (http://www.forumeuropeendebioethique.eu/)

Кристиан Бодело. Фото: forumeuropeendebioethique.eu

При этом за неравенством, которое описывает статистика и которому приписывают коэффициенты, всегда стоит социальный конфликт между определенными группами и интересами. Так, уровень неравенства в школе не снижается, потому что те группы, которые в состоянии принять меры для снижения неравенства, просто не принимают их. Причем речь идет не только о министерстве образования и образовательных структурах, а вообще обо всех, у кого есть возможности для сокращения неравенства. Например, обеспеченные семьи, чьи дети учатся успешно, скорее будут всеми силами сохранять свои привилегии, чем добиваться социального равенства.

Чтобы сократить имущественное неравенство, разрыв между привилегированными и непривилегированным, необходимо прибегнуть к любимому оружию левых — обложить богатых налогами. Во время последней президентской кампании социалист Франсуа Олланд много говорил о соответствующей налоговой реформе. Но на деле все оказалось гораздо сложнее, чем на словах: от налогов могут спасти офшорные зоны; определенные лобби были просто не заинтересованы в налоговых реформах, богачи стали угрожать, что уедут из Франции и так далее. Налоговые меры очень сложны в реализации.

«Вы же знаете, есть пример знаменитого актера, очень богатого, который, чтобы не платить налоги, получил российское гражданство», — намекнул социолог на Жерара Депардье.

Бодело выделяет два вида неравенства. Первый — «изначальное неравенство», «мертвый капитал», когда родители передают накопленное богатство детям. Второй вид возникает в результате человеческого труда: кто-то может разбогатеть, так как он гениальный предприниматель или изобретатель; с 1789 года подобное неравенство не вызывает в обществе отторжения.

«Революционеры считали, что все равны, кроме талантов», — сказал Бодело.

Человек имеет право на обогащение посредством своего таланта. Однако «неравенство от рождения» критикуется во французском обществе, поскольку создает социальную конфронтацию. После Второй мировой доля передающегося по наследству капитала во Франции существенно сократилась. Благодаря, в частности, этому государство стало более демократическим. Но сегодня доля переходящих по наследству богатств все время увеличивается в ущерб богатству, которое производится трудом.

«Не знаю, как в России, но у нас это очень серьезная проблема», — отметил лектор.

Александр Бикбов. Фото: liva.com.ua (http://liva.com.ua/) Публичная дискуссия Кристиана Бодело и Александра Бикбова в магазине «Фаланстер». Фото: сообщество магазина «Фаланстер» Вконтакте

Александр Бикбов. Фото: liva.com.ua

Но самая важная проблема французского общества — колоссальная терпимость по отношению к неравенству, которая становится все более и более сильной. Слово «равенство» уже словно вызывает неприязнь у людей. Общество, когда-то скандировавшее «Свобода, равенство, братство!», привыкло жить в реальности, неотъемлемой чертой которой является социальное неравенство.

Второй доклад начался с вопроса о том, какие социальные силы являются сегодня носителями эгалитаристских установок в России. Является ли родившийся в декабре 2011 года протест носителем новой модели отношений — утопической, технологической или технократической, — которая соотносит себя с проблемами социального и экономического неравенства и предлагает механизм их решения?

«Высокий индекс Джини не гарантирует высокой мобилизации, которая будет выступать носителем социальной повестки. Похоже, что российский случай как раз такой», — предположил Бикбов.

Лектор проиллюстрировал свой тезис исследованиями, которые НИИ митингов вели на улицах Москвы и других крупных городов во время крупных протестных акций. Вопросы, которые задавали интервьюеры НИИ митингов, номинально отсутствовали в повестке мобилизации — прежде всего, потому что публичные спикеры протеста сдерживали себя в высказываниях по социальной тематике, чтобы не оттолкнуть благополучную часть движения и не расколоть протест. Именно этот факт сделал невозможным непосредственное понимание того, является ли нынешний российский протест носителем некоторой потенциальной социальной повестки или даже утопии.

Одним из показателей того, насколько чувствителен участник протеста к социальным темам, служит словарь мобилизации — спонтанное употребление таких ключевых понятий, как «равенство» и «справедливость», в ответах на самые разные вопросы —

о целях протеста, об ожиданиях, намерениях что-то изменить и так далее. И в первые три месяца мобилизации (декабрь 2011 — январь-февраль 2012) было отчетливо видно, что справедливость подразумевается участниками как честное правосудие и справедливый суд, а равенство — как равенство перед законом.

В целом, говорит Бикбов, «фигуры критики патернализма», характерные для начала девяностых и обращенные на население, пользующееся господдержкой и являющееся бенефициантом государственного вмешательства в социальную жизнь, являются одним из сильных препятствий, делегитимирующих сегодня критику современного российского капитализма. Эта критика заключается в невозможности присоединиться к тем, кто ожидает от государства поддержки и направляет свои усилия на то, чтобы вынудить государство делать экономическое перераспределение более справедливым, и усиливается индивидуалистскими установками, склоняющими ощутимую часть участников протеста к тому, чтобы предпочитать индивидуальную благотворительность социальному государству.

Речь идет не только о прямом отказе части россиян государству в легитимности в качестве посредника, который мог бы перераспределять экономические богатства, заметил Бикбов. Речь о том, что многим вообще непонятны или неизвестны сами категории малоимущих или бедных:

— Нужно ли усиливать государственную поддержку малоимущих? — спрашивает интервьюер.

Отвечает молодая женщина с высшим техническим образованием, системный администратор:

— Что-то я малоимущих не наблюдаю, — смеется. — У меня в окружении никого нету, кому не хватало бы денег на жизнь. В моей среде нет никого, кто нуждался бы, в Москве. Таких людей сегодня просто нет.

Более того, отмечает лектор, многие участники митингов связывают надежды на переустройство современного российского общества не с поддержкой малоимущих или бедных, а, напротив, с «высвобождающей силой производства, предпринимательства и богатства».

— Усилить поддержку малоимущих? — отвечает другая собеседница. — Наверное, сохранить стоит. А так вообще имущих было бы неплохо освободить немножко.

Бикбов опустил несколько не менее показательных выдержек из интервью с участниками протестов. Краткое резюме заключается в том, что немалая часть протестующих рассчитывает исключительно на свои силы, не доверяя государству и, тем более, не намереваясь его исправлять. Борьба с социальными и экономическими неравенствами рассматривается как личное дело, не как участие граждан в качестве социальных объединений или коллективных общностей, взаимодействующих с государством, а граждан, которые из личных средств разумно выделяют деньги на благотворительность.

— Нельзя помогать просто, — рассказывает еще одна собеседница. — Давать деньги на нищих там, на церковь. Ты приди в какой-то конкретный храм и сделай там что-то своими руками или заплати за что-то. Точно так же помощь неимущим. Она должна быть конкретной семье, конкретному человеку.

Один из главенствующих принципов, характеризующих активную (хотя, возможно, и не самую многочисленную) часть тех, кто сегодня недоволен сложившимся политическим и общественным порядком, звучит как (цитата из интервью): «Считаю, что мужик от 18 до 40 должен работать». Вопрос: «А если работает и получает 7 тысяч рублей?» Ответ: «Вы знаете, все так индвидуально». Таким образом, протестующие настаивают на эффективности личных усилий и недопустимости обязательного государственного распределения.

Часть отвечавших на вопросы НИИ митингов неявным образом примыкают к тем, кто высказывается против государственного перераспределения и социального государства. Ответ на тот же вопрос «Нужно ли усиливать поддержку малоимущих?»: «Ну, не знаю. Неимущие — это кто? Пенсионеры? Нужно поднимать пенсию, соответственно». Вопрос: «А как можно улучшить российское образование и медицину?» — Ответ: «А что, у нас с образованием какие-то проблемы?»

Даже начинающие ученые в социальных науках могут демонстрировать сопротивление логике универсального перераспределения, которое можно наблюдать во Франции. Аспирант-социолог, 24 года, социал-демократ по убеждениям:

— Ну конечно, нужно усиливать поддержку малоимущих. Но всему должны быть разумные пределы. Потому что мы знаем, что есть примеры европейских стран, где большое количество людей принципиально не работает, а живет на пособии. Это ведь тоже неправильно. Но бросать этих людей на произвол судьбы тоже неправильно. Должен быть какой-то баланс.

Подобные представления и многочисленные свидетельства, собранные на улицах российских городов во время протестных митингов, обнаруживают отсутствие утопической или технократической схемы, которая адресовалась бы механизму социального перераспределения.

Социальное или экономическое неравенство как проблему воспринимают либо выходцы из регионов, либо носители ретроспективных представлений о Советском Союзе: «Тогда зарплаты регулировались, а теперь нет, и это ужасно».

«В целом, если говорить о массовых, смутных и недоопределенных интенциях, которые поначалу разделял протест, можно утверждать, что в его составе присутствует весьма значительный элемент, составляющий опору для крайне неолиберального и неоконсервативного продолжения тех реформ, которые осуществляются сегодня в России», — говорит Бикбов.

Неолиберальные интенции протеста получили свое отражение в избирательной программе Алексея Навального: «Москва — достаточно богатый город, чтобы обеспечить доступность качественных услуг здравоохранения и ЖКХ всем, вне зависимости от доходов и физических возможностей. За счет средств, сэкономленных благодаря повышению прозрачности и снижению уровня коррупции, мы сможем существенно расширить адресную социальную поддержку для всех нуждающихся в ней, включая пенсионеров и инвалидов, а также улучшить общедоступную городскую среду».

Далее социолог обратил внимание на то, какими средствами предлагается решение проблем неравенств: «за счет средств, сэкономленных благодаря повышению прозрачности и снижению уровня коррупции». Такой подход, помимо того, что может быть описан как крайне популистский, не ставит вопроса (как и в случае начала мобилизации), каким будет механизм справедливого перераспределения: кто и какими средствами будет перераспределять и кто будет бенефициарием перераспределения?

В данном случае перераспределение рассматривается просто как снижение бизнес-издержек уже существующей модели перераспределения. Таким образом, при гипотетической победе нынешних протестных настроений (в частности, победе Навального на выборах мэра Москвы), прослеживающихся и у публичных спикеров, и у участников митингов, российское общество ждала бы дальнейшая реализация неолиберальной или неоконсервативной линии, которую сегодня и без того реализует действующее правительство.

Ранее в интервью «Русской планете» социолог Александр Бикбов уже рассказывал о том, что главным лозунгом российского протеста было требование стабильности.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе