Новости – Общество
Общество
Кто последует за «Тангейзером»
Сцена из оперы Михаила Глинки «Руслан и Людмила» в Большом театре. Фото: Владимир Вяткин/РИА Новости
Эксперты вынесли свои заключения о провокационных спектаклях «Борис Годунов», «Евгений Онегин» и «Руслан и Людмила»
1 апреля, 2015 16:40
9 мин
Похоже, что в сферу театрального искусства возвращается здравый смысл. На смену многолетней вседозволенности, которая выливается в скандальные интерпретации классики за государственный счет, постепенно приходит понимание того, что театр, в котором ставятся классические произведения — не место для продвижения личности режиссера и сомнительных экспериментов.
На семинаре «Право на классику: о границах интерпретации произведений русской классики в театральных спектаклях» в Институте культурного и природного наследия имени Д.С. Лихачева эксперты поделились своими мыслями о постановках по сочинениям А.С. Пушкина, идущих в российских театрах. Как и скандальный новосибирский «Тангейзер», некоторые из них вольно и с грубыми искажениями трактуют произведения классика.
Креативный и антинародный
Показательный пример — постановка «Борис Годунов» из репертуара Московского театра имени Ленинского комсомола (ЛЕНКОМ) режиссера Константина Богомолова.
По словам доктора филологических наук, профессора МГГУ им. М.А. Шолохова Ирины Калус, «Борис Годунов» в интерпретации Богомолова — радикальный театр, «разрывающий с текстом Пушкина, нарушающий равновесие между словесным и изобразительным элементами спектакля».
Режиссер выбросил из повествования целый ряд сцен, финал трагедии «искажен и осовременен». Из спектакля исключены и многие герои, он стал «малонаселенным», что принципиально изменило концепцию пушкинской трагедии. Наконец, народ как сила истории (в определенные моменты истории — созидательная сила, в определенные — разрушительная) исключен из концепции спектакля в принципе. «Мнение народное» режиссеру неважно, как неважно и то, почему «народ безмолвствует», говорит Ирина Калус.
Философские вопросы в постановке, продолжает Калус, поднимаются в рамках некоего перформанса. Написанные на экранах фразы о «народе, который ждет, что ему скажут, что делать дальше», и «народ — это быдло» — принципиально искажают сложную пушкинскую концепцию истории: Александр Сергеевич в своей трагедии полагал под субъектом истории именно народ.
Отрицание народа в последние 25 лет дежурный театральный тренд. «Начиная с перестройки, на категории «народ» театральное сообщество поставило жирный крест. Эту категорию отнесли к советской идеологии, — комментирует руководитель центра государственной и культурной политики Института культурного и природного наследия Капитолина Кокшенева. — Получается, что в 1917 году мы пережили один разрыв истории, а в 1991 — другой, и сейчас, вместо народа у нас бесконечные индивидуумы».
Капитолина Кокшенева
Капитолина Кокшенева. Фото: Олег Грицаенко/«Русская планета»
Пушкин и «панк-молебен»
Жанр спектакля Богомолова, по оценке Ирины — это не трагедия, а «капустник, в котором используется попса, спектакль с элементами ток-шоу, в котором Сталин и кортеж президента, Березовский и документальная хроника сваливаются в общую кучу, что совершенно невозможно в жанре трагедии». Общая же эмоциональная атмосфера спектакля, по словам эксперта — это своеобразный тотальный цинизм.
«Актуализация героев происходит за счет травестирования (сын Бориса Годунова — никчемен, примитивен, напоминает наркомана), снижения смысла (ключевой монолог Бориса «Достиг я высшей власти…» произносится на пикнике под поедание шашлыков), опошления (сцены с патриархом нарочито примитивны — в его образе нет никакой значимости, кроме административной)», — констатирует филолог.
Режиссер Богомолов вообще не ставит задачу понимания авторского замысла, и использует пушкинский текст, скорее, как способ привлечь зрителя, а не как самоценное литературное произведение.
«Режиссер руководствуется не принципом «новизна через понимание», а принципом наложения (навязывания) ультра-современных штампов на пушкинский текст. Отсюда — современные костюмы, «часы патриарха», балаклава, отсылающая к скандалу с Pussy Riot (и переделанный под «панк-молебен» текст пушкинского юродивого). Из всей этой постмодернистской мешанины ясно одно: режиссер не любит власть, не любит ближний к власти круг, не любит патриарха, государство и народ. Только при чем тут Пушкин?», — рассуждает критик, резюмируя, что такую постановку «Бориса Годунова» трудно назвать пушкинским произведением.
Псевдотворческие поиски
Помимо «Бориса Годунова» подобному анализу в рамках семинара подверглись и несколько других спектаклей. В частности, кандидат филологических наук, глава клуба молодых прозаиков Анастасия Чернова высказала свое мнение о «Евгении Онегине» — постановке Тимофея Кулябина. В 2012 году Кулябин представил этот спектакль в новосибирском театре «Красный факел», и сегодня является главным режиссером театра, а его отец, Александр Кулябин, директором театра.
««Евгений Онегин» начинается с полового акта, — рассказывает Чернова. — Действие разворачивается в сером пространстве, напоминающем больницу, все актеры одеты в серые халаты. Герои скачут через стулья, выше всех почему-то прыгает Ленский. И с этого момента начинает казаться, что действие происходит в психиатрической лечебнице. Вряд ли такой изобразительный ряд соответствует замыслу Пушкина».
Пушкинисты сходятся в том, что поэт раскрывал в «Евгении Онегине» три темы: судьба, жизнь, идеал. У Пушкина нет однозначных оценок героев, у них сложные характеры, присутствует широкая палитра их переживаний. В данной же постановке, как и в современном театральном сообществе в целом, по мнению собравшихся экспертов, вытравлено понятие об идеале, о высоких чувствах.
Александр Збруев в роли Бориса Годунова
Александр Збруев в роли Бориса Годунова Фото: Ленком
«Персонажи Кулябина — плоские и одномерные. Главная героиня — Татьяна Ларина — и вовсе изображена фурией, женщиной легкого поведения. Несмотря на это, Тимофей Кулябин, адресовавший своего «Онегина» молодым людям, даже получил за него специальный приз национальной театральной премии «Золотая Маска»», — говорит Анастасия Чернова.
Нелестных отзывов удостоился и еще один «Евгений Онегин» — в постановке режиссера Римаса Туминаса, который идет в Государственном академическом театре имени Евгения Вахтангова. По мнению доктора филологических наук, профессора, теоретика и историка русской литературы Ивана Есаулова, вольная трактовка классика привела к тому, что даже слова «Москва! Как много в этом звуке Для сердца русского слилось!», — представляются в спектакле по-шутовски, вероятно, из-за неполиткорректного «сердца русского».
«Эти слова произносятся специально изобретенным пробегающим персонажем так, чтобы их высмеять. Вместо народных песен девушки показывают какое-то непотребство. Право Туминаса взять роман «Евгений Онегин» и показать, как он его видит, но мне не понятно, при чем тут Пушкин. Режиссер так видит Россию, не власть, а именно Россию, ее историю. Пушкиным же Россия подается с любовью. Разве мы можем заставить режиссера относиться с любовью к России?», — говорит Есаулов.
И, наконец, еще одной постановкой, которую обсудили эксперты, стала опера «Руслан и Людмила» режиссера Дмитрия Чернякова в Большом театре. «Современные костюмы, главные герои в бесформенных небрежных одеждах, охранники с камерами, мимика нетрезвых людей. Герои показывают вульгарные и неприличные жесты. Людмила поет свою арию, сидя на коленях у мужчины, во время знаменитой арии на поле боя Руслан сидит в подвале, — описывает действо доктор филологических наук Елена Коломийцева. — Конечно, человек, не знакомый с классикой, не получит никакого представления о Пушкине и о нашей культурной традиции. Даже наоборот: если это Пушкин и наше все, «сливки», то какое же «молоко»? У меня эта постановка вызвала чувство омерзения».
Что с этим делать?
Дискуссия в Институте культурного и природного наследия завершилась сбором предложений о выстраивании государственной, пророссийской политики в театральной сфере.
Представитель Министирства культуры озвучил позицию Владимира Мединского. По мнению министра, свобода — это не вседозволенность, а свобода творца не должна ущемлять свободу зрителя, его право на классику, на знакомство с первоначальным авторским замыслом.
По словам Ирины Калус, нет юридических механизмов, позволяющих публике, которая считает себя обманутой, обратиться в суд. «У нас не разработаны такие сложные понятия, как культурные права человека. Это — дело будущего», — считает она.
Очевидно, что театральные постановки классических произведений, превратно толкующие авторский замысел, должны потерять «безусловную государственную поддержку». «Это самоубийственная политика, разрушающая культурную идентичность. Невозможно заставить любить Россию, ее жителей, комплиментарно относиться к православию. Все что угодно может делать человек, но не за счет налогоплательщиков этой страны. Для этого существует частный театр», — убежден профессор Иван Есаулов.
«Мы должны помочь государству в выработке культурной политики», — резюмировала руководитель Пушкинской программы Российского фонда культуры Ирина Юрьева. А кандидат искусствоведения, старший научный сотрудник отдела театра Государственного института искусствознания Елена Стрельцова предложила воссоздать художественные комиссии, которые бы оценивали постановки, идущие на сценах государственных театров.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
