Новости – Общество
Общество
Казацкие аборигены на седом Тереке
«Обер-офицер и всадник Терского конно-иррегулярного полка (в парадной форме)» Карла Пиратского, 1860 год
Когда и как казаки объявились в предгорьях Кавказа
18 февраля, 2015 17:44
21 мин
Традиционные, глубоко укорененные в общественном сознании, но неверные представления связывают появление казаков на Тереке и, соответственно, на Северном Кавказе с военными действиями, которые вела в этом регионе в ХIХ веке Российская империя. В основе этого представления лежат отнюдь не исторические факты, а скорее произведения классиков отечественной литературы — Александра Пушкина, Михаила Лермонтова, Льва Толстого. Аутентичные исторические документы свидетельствуют о другом: терские казаки являются аборигенным (очень давним) населением земель в нижнем и среднем течении реки Терек. Предки терцев впервые пришли на берега этой легендарной реки во времена позднего средневековья — в конце ХV века.
К середине следующего ХVI века казаки становятся в кавказском регионе заметной военно-политической силой. Все ведущие державы того времени, стремившиеся укрепить свои геополитические позиции на Северном Кавказе, учитывали в своей региональной политике «казацкий фактор», по возможности пытались использовать его в своих целях. К периоду же особенно активной фазы Кавказской войны, связанной с деятельностью генерала Алексея Ермолова в 1816–1827 гг., военная и социальная история казаков на Тереке насчитывала уже более трех столетий.
Как Татищев казаков в Рязани нашел
Спор о происхождении казаков и времени их первоначального прихода на Кавказ настолько же давний, насколько давними являются первые попытки написать концептуально целостную историю Государства Российского.
Основу спора заложил выдающийся государственный деятель и историограф Василий Никитич Татищев, автор первого капитального труда по русской истории — «Истории Российской». Происхождение казаков «отец русской истории», ввиду явного недостатка документальной (архивной) базы, изложил очень путано, противоречиво. В частности, Татищев допускал, что одним из компонентов в формировании первичного социума казаков выступали, возможно, так называемые мещерские казаки, жившие во времена Ивана Грозного под Рязанью. По происхождению эти «казаки» были тюркоязычными мангытами («татарами»), которые оказались под Рязанью в результате Великой Замятни (1359–1381 гг.) в Золотой Орде. Татищев предположил, хотя иных документов, кроме его собственного текста на этот счет, не существует, что Иван Грозный переселил якобы этих «татар» на Дон. На этой главной казацкой реке «рязанские переселенцы», по мнению Татищева, смешались с запорожцами гетмана Дмитрия Вишневецкого и тем самым породили для истории донских казаков.
Уже следующий русский энциклопедист Николай Карамзин на страницах своей фундаментальной «Истории государства Российского» категорически опроверг мнение Татищева о «рязанском» происхождении казаков. Историк аргументировано попытался доказать, что казаки являются очень древней этносоциальной общностью, поскольку их формирование в междуречье Днепра и Дона состоялось задолго до так называемого монголо-татарского нашествия.
«Откуда произошло казачество, точно не известно, — писал Николай Карамзин, — но оно во всяком случае древнее Батыева нашествия в 1237 году. Рыцари эти жили общинами, не признавая над собой власти ни поляков, ни русских, ни татар».
Последующие исторические исследования подтвердили обоснованность мнения Карамзина. Специалистам-историографам стало ясно, что казаки издревле — задолго до середины ХVI века — населяли не только Днепровско-Донской бассейн, но и Поволжье — в среднем и нижнем течении Волги, а также предкавказские степи по Тереку. В замечательном исследовании Александра Ригельмана «История, или повествование о Донских казаках», впервые изданном в 1778 году, приводятся исторические предания терско-гребенских казаков, из которых следует, что предки терцев переселялись с Дона в «кумыкскую землю», а затем на Терек на рубеже ХV–ХVI вв. Выводы Ригельмана о значительной древности казацких поселений на Тереке впоследствии нашли поддержку в трудах известных историков Иосифа Дебу, Семена Броневского, Ивана Попко.
«Портрет Николая Карамзина» Василия Тропинина, 1818 год
Фундаментальный труд русского военного историка, этнографа, казака из кубанской станицы Тимашевской Ивана Диомидовича Попко — «Терские казаки стародавних времен» — стоит того, чтобы остановиться на выводах этого исследователя чуть подробнее.
Научный материал для этой книги Попко собирал непосредственно в терских станицах, беседуя со стариками — носителями изустной казацкой историко-эпической традиции. На основании богатейшего этнографического материала он смог реконструировать процесс переселения староказацких племен чигов из исторической области Червленого Яра (междуречье Дона и Хопра) на Терек и в предгорья Северного Кавказа. Историк убедительно показал, уже в 20-е годы ХVI века казаки жили на Тереке не боевыми ватагами мужчин-удальцов, а «с семьями и со всеми животами» [т.е. с имуществом и скотом. — Н.Л.]. Район впадения реки Аргун в реку Сунжа (территория современной Чечни), по мнению И.Д. Попко, был центральной частью территории, весьма основательно заселенной казаками на рубеже ХV–ХVI вв.
Уже в советское время, в 1974 году, вышел обобщающий академический труд Лидии Заседателевой «Терские казаки: историко-этнографические очерки». Автор книги, не отрицая основных выводов Попко, ввела в научный оборот неизвестные ранее материалы из государственных архивов. Эти документы показывают, что казацкое население на Тереке не было продуктом единовременной, сразу же прекратившейся миграционной волны, но расселялось по этой реке в течение длительного времени, постоянно получая «подпитку» из более северных казацких областей. «На рубеже ХVI века, — отмечает Лидия Заседателева, — казачье население на Тереке не было изолированным славянским анклавом, но поддерживало самые широкие связи как с Войском Донским, так и с юго-восточными окраинами Русского государства».
Казацкий мост «Дон — Волга — Терек»
С середины ХVI века сведения о вольных казаках на Северном Кавказе в аутентичных исторических документах начинают встречаться гораздо чаще. В 1563 году, например, ногайские мурзы жаловались царю Ивану Грозному на казаков, пришедших с Терека и пограбивших их улусы. В ответе ногаям посол Ивана Грозного дал понять, что Москва не одобряет и не может нести ответственности за военные рейды казаков. «И государь наш тех казаков многих казнил, — отмечал посол, — а иные от государя нашего опалы сбежали в Азов, и в Крым [Крымское ханство. — Н.Л.], и в Черкасы [Запорожская Сечь. — Н.Л.]».
Присоединение к Московской Руси в 1554–1556 гг. Астраханского ханства резко усилило торговые и политические контакты русских людей с народами Нижнего Поволжья и Северного Кавказа. Во многих случаях именно волжские и терские казаки служили посредниками, переводчиками, а подчас и вооруженным эскортом для важных политических и крупных торговых миссий. Так, в 1586 году военный эскорт крымского царевича Мурат-Гирея на пути в Астрахань составляли, по заданию русского правительства, «волгских атаманов 22 человека, а казаков с ними 869». В другом документе Посольского приказа Московской Руси сообщалось, что «стоят на Волге многие казаки вольныя, тысячи с полторы и боле…»
Как указывает известный современный историк Сергей Козлов, значительная концентрация казацкого населения в междуречье Волги и Терека «доставляла немало хлопот российской администрации». «Казаки нападали на торговые суда, — отмечает историк, — грабили "послов и гостей"». Жаловались в Москву на набеги «воровских» казаков и ногайские мурзы, указывая, что «казацкие орды отогнали у них многие стада» и даже устроили погром Сарайчика [столица Ногайской Орды. — Н.Л.]»
Правительство Московской Руси в этот период пыталось проводить в отношении казацкого населения низовьев Волги и Терека сбалансированную политику. С одной стороны, как отмечают исследователи, царский Посольский приказ пытался привлечь казаков на свою сторону для борьбы с регулярными военными экспедициями крымского хана. С другой стороны, сохранилось немало документов, повествующих о попытках царской администрации сурово покарать казаков за их набеговую деятельность в отношении суверенных владетелей Кавказа, Персии, Оттоманской Порты (Турции) и, конечно, русских купцов. «И послали мы на них, казаков, из Казани рать, — указывается в одном из актов Посольского приказа 1578 г., — многих своих людей, а велели их [казаков. — Н.Л.] добывать и вешати, хотя и на Терках».
Во многих случаях удавалось установить, что ни волжские, ни терские казаки к набегам на ногайских мурз и грабежу русских торговых караванов отношения не имели. Русские послы не раз отмечали, что «не с Гребня и Терков приходят на Волгу многие казаки, а с Днепра и из Дону и воруют…». Сведения дипломатических документов подтверждают, таким образом, давно подмеченную исследователями особенность: к востоку от Волги — на Тереке и реке Урал — традиционная набеговая активность казаков постепенно убывала, уступая место более мирным занятиям — скотоводству, охоте и рыболовству.
Вездесущие запорожцы во второй половине ХVI века неоднократно организовывали военные рейды на Нижнюю Волгу. В 1580 году из Посольского приказа писали в Ногайскую Орду: «А многая ссора чинятся — оттого с Днепра приходит атаман Федко Безстужевой с днепровскими казаки по третье лето на Волгу, и те многая воровство чинят, и наших людей грабят, и побивают, и на улусы ваши ногайские приходят, и в полон емлют…»
В 1581 году повторился грабительский рейд на Волгу уже донских казаков. И тогда, как отмечают источники, последовали совокупные усилия русских воевод и ногайских мурз для обуздания набеговой деятельности казаков. «Тех воров козаков донских, — указывается в очередной депеше Посольского приказа в Ногай, — которые пришед с Дону на Волгу громили наших послов и твоих послов перебили и переграбили, и мы тех козаков велели переимати и перевешати, чтоб Волгу по-прежнему очистили». Против Самарского устья и на волжско-донской Переволоке с целью недопущения прихода запорожцев и донцов на Волгу были выставлены постоянные посты московских стрельцов.
Набеговая деятельность казаков на Волге временно затихла, поскольку в результате стрелецких войсковых экспедиций «многие люди воровские казаки с Волги разбежались безвестно». Репрессивные меры Московской Руси на Волге, как это ни странно, в значительной степени увеличили казацкое население на Тереке. Это произошло, вероятно, потому, что какая-то часть «запольских» (т.е. запорожских и донских) казаков предпочитала спасаться от стрелецких полков не на Дону, а на востоке — в терских и гребенских (Гребни — Терский хребет) казацких станицах.
В начале царствования «последнего рюриковича» — царя Федора I Иоанновича, в наказной памятке, выданной русскому послу в Турции Борису Благово, указывалось: «А ныне людей государевых на Тереке нет, а живут на Тереке воры беглые казаки без государева ведома. А сее весны государь наш писал в Астрахань к воеводам, чтоб сыскали накрепко тех всех казаков, которые Волгою приходят в Терку, и они б заказ крепкой учинили во всех протоках волжских, чтобы казаки в Терку не приходили».
Во второй половине ХVI века, судя по вышеприведенному и многим подобным историческим документам, отчетливого социокультурного разделения казацкого населения по речному признаку (Днепр, Дон, Волга и т.д.) по существу еще не было — все казаки де-факто оставались людьми одного менталитета, одних и тех же социальных занятий.
«Казак и Обер-офицер конного полка Терского войска» Петра Губарева, 1871 год
Историк Сергей Козлов в своем специализированном исследовании о казаках Северного Кавказа отмечает: «Отдельные группы казаков часто переходили с Дона на Волгу, с Волги на Яик и Терек и т.д. Из-за большой этносоциальной подвижности казачьего населения, постоянных переездов одни и те же казачьи отряды иногда назывались в источниках то донскими, то волжскими, то терскими».
В качестве иллюстрации к этому наблюдению исследователя можно привести судьбу терского атамана Бориса Татаринова, хорошо отраженную в исторических источниках.
Терский казак Татаринов впервые упоминается в качестве походного атамана в акте Посольского приказа 1586 года, когда, по заданию русских воевод, он — «а с ним десять человек казаков» — осуществлял охрану посольства Крымского ханства. В другой посольской отписке того же года сообщалось, что «с царевичем Мурат-Киреем пошло волгских атаманов с казаки Борис Татарин, а с ним девяносто пять человек, да Иванко Резан, а с ним пятьдесят человек…»
В дальнейшем терский атаман Борис Татаринов перестал, по-видимому, сотрудничать с московской администрацией. Документы Посольского приказа последующих лет сообщают, что на Волге действует «воровской» атаман Борис Татарин со 150 казаками и присоединившимися к ним запорожцами. В 1588–1589 гг. в нескольких военных столкновениях казацкий отряд Татаринова был разгромлен царскими ратными людьми.
Таким образом, в исторический период конца ХV — второй половины ХVI в. казацкое «Дикое поле» занимало обширный пояс степи, лесостепи и предгорья, протянувшийся в широтном отношении от Днепра на западе до реки Яик (Урал) на востоке. Река Терек и граничащая с ним предгорная часть Северного Кавказа не выглядели в глазах казацкого населения какой-то отдаленной и чуждой ойкуменой, которую необходимо было «покорять».
Пафос дворянской поэзии XIX века о «покорении буйного Терека» терским казакам уже в середине ХVI века был бы совершенно непонятен, поскольку Терско-Сунженское междуречье, отроги Терского хребта были родиной как минимум нескольких поколений их предков. Более того, — территория Терского Войска, включая земли вдоль реки Сунжи и Аргуна, являлась своего рода «заповедной цитаделью» всего казачества, где на равноправной основе могли укрываться от временных военных невзгод выходцы с любой казацкой реки.
Кызылбашское разорение
«Бурливо то море казацкое», — поется в одной старинной донской песне о походе казаков против турецкого Азова. Эти слова можно смело использовать в качестве самой краткой характеристики этнополитической обстановки в конце ХVI — первой половине ХVII в. на землях терских и гребенских казаков Северного Кавказа.
Крепость «Терки». Старинная гравюра неизвестного автора
Важно подчеркнуть, что в ХVI — первой половине ХVII века последующее разделение северокавказских казаков на терцов и гребенцов (населяющих Гребни — склоны Терского хребта и правобережье Сунжи) в казацкой среде никак не ощущалось. Это разделение — плод «бумаготворчества» армейских квартирмейстеров конца ХVIII века — даже в начале царствования Петра I никак не зафиксировано историческими документами. В источниках ХVI–ХVII вв. сообщается только о «вольных терских казаках», «казаках с Терка», под которыми подразумевались все казацкие общества, издавна населявшие бассейн Терека и Сунжи.
«Бурливость моря казацкого», т.е. повышенная пассионарность их этносоциальной среды, позволяла казакам фактически одновременно осваивать весь Терско-Сунженский регион — как в его приречной, так и в нагорной (гребенской) части.
Аутентичные документы ХVII в., сохраненные в государственных архивах, позволяют установить былое расположение древних казацких городков. В низовьях Терека историками точно установлена локализация (месторасположение) передовых к югу городков атамана Семенка «на Кизляре» и атамана Гаврилы Пана «на Быстрой близко Терки». Отсюда вверх по Тереку шла долгая цепь старинных казацких городков: в былой формулировке — «по Терку от Царева Броду и до урочища Моздока».
К казацким поселениям левобережья Терека, основанным, по-видимому, еще в конце ХV века, можно отнести городки атамана Досая, атамана Парамонова, Верхний и Нижний Черленые, городки Наурский, Ищерский, Оскин, Шевелев и многие другие.
На правом берегу Терека современные исследователи установили локализацию позднесредневековых казацких городков Сарафанникова, Шадрина, Степана Москаля, Овдакина Мещеряка, Медвежий и др.
Традиционная форма отражения исторических событий в дипломатических документах ХVI — первой половины ХVII в. невольно заставляет рассматривать этнополитическую историю казаков как бесконечный калейдоскоп нападений, грабежей и военных походов. В этих документах подчас очень детально показана набеговая активность терских казаков на границах Персии (Ирана), их натиск на владения кубанских адыгских князьков, зависимых от Оттоманской империи (Турции). Мирная жизнь старинных казацких станиц по Тереку и Сунже, насчитывающая несколько столетий, крайне редко отражалась в источниках, однако это не означает, что ее вовсе не было, а казаки впервые увидели вершины Кавказа из походных палаток генерала Ермолова.
«Шамхал Тарковский» Григория Гагарина, 1845 год
Территория северного Предкавказья, вне зависимости от политической воли казацкого населения, во все периоды истории являлась территорией пролонгированной войны, поскольку именно здесь сталкивались интересы могущественных государств того времени — Ирана (Персии), Оттоманской империи (Турции) и быстро усилившейся России. В этих условиях терские казаки просто не могли остаться в стороне (даже если бы захотели этого) от происходящего на Кавказе военно-политического противоборства. Славянская принадлежность и православная вера казаков в конечном итоге предопределили, что в этом межгосударственном конфликте терцы оказались на русской стороне геополитических «баррикад».
«Российским властям приходилось иметь дело не с отдельными группами вольных казаков, — отмечает известный казацкий историк Эдуард Бурда, — а со сложившейся в середине ХVII века мощной организацией — Терско-Гребенским Войском, что позволяло атаманам, используя его силу, более успешно противостоять давлению, оказываемому из центра, и оберегать казачьи вольности. При этом российская администрация извлекала и свои выгоды, умело используя преимущества войсковой организации терцев, при проведении кавказской политики».
В 1588 году русскими воеводами в устье Терека была построена крепость «Терки», которая просуществовала до 1722 года. По мнению военных историков, «Терки» стали важным военным и административным центром русского присутствия на Кавказе. Здесь жили царские администраторы, находился стрелецкий гарнизон, усиленный артиллерией. В этот же период в устье реки Сунжи была возведена небольшая крепость, получившая наименование Сунженский острог.
Усиление позиций России в стратегически важном Терско-Сунженском междуречье закономерно вызвало недовольство иранского шаха и союзного с ним кавказского князька — шамхала Тарковского. В октябре 1651 года Иран начал военные действия против русских форпостов на Кавказе, осадив значительными силами Сунженский острог.
Гарнизон острога, состоящий из русских стрельцов и казаков, был усилен кабардинскими ополченцами, которых привел возглавивший оборону Сунжи князь Муцал Черкасский. «С ратными людьми и с терскими атаманы и казаки, — сообщал в Москву в своей челобитной князь Муцал Черкасский, — перешел к государеву Сунженскому острогу, и с братьей своею с барагунскими к Сунженскому острогу учинили крепь…»
Персы и примкнувшие к ним горцы шамхала Тарковского простояли под сунженским острогом две недели, но так и не сумели захватить крепость. Тогда с удвоенной яростью неприятель напал на незащищенные казацкие городки-станицы, поголовно вырезая мужское население, а женщин и детей уводя в полон. В истории Кавказа этот хронологически первый акт антиказацкого геноцида получил наименование «Кызыбашского разорения».
«Наиболее ощутимые потери от «Кызылбашского разорения, — подчеркивает историк Эдуард Бурда, – понесли терско-гребенские казаки: в их городках был произведен полнейший разгром, причем десять из них так и остались не восстановленными. Были навсегда потеряны старейшие станицы-городки: Курдюков, Шадрин, Гладковский, Аристов и другие».
«Кызылбашское разорение» послужило прологом к все более крепнущему давлению горцев, активно поддерживаемых Ираном и Турцией, на издревле казацкое Терско-Сунженское междуречье. Этот процесс сопровождался постепенным вытеснением казаков из исконных районов их проживания. Однако вплоть до преступной политики «расказачивания», которую — с применением всей мощи государственной машины — проводили большевики на Кавказе в 20-х годах прошлого столетия, территория «казацкой земли» в этом регионе все еще оставалась очень обширной. Она простиралась от устья и нижнего течения реки Терек до Терско-Сунженского междуречья, включая склоны Терского хребта, правобережье Сунжи, низовья и среднее течение реки Аргун.
Автор — доктор исторических наук
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
