Как русский народ царя за пуговицу брал и стал «букой»
Восстание, произошедшее при царе Алексее Михайловиче, стало следствием бездарно проведённой и откровенно воровской денежной реформы государя. Основной монетой, имеющейся в обращении, в ту пору была серебряная копейка.
Внешний вид монет XVII столетия повергал иноземцев в шок. Они были разной формы, разного веса, потому что чеканились в разные годы. Не потерять копейку? Легко сказать! «Разнокалиберные» денежные средства было не так просто удержать в руках. Монетки падали из рук.
Мысли о введении более крупного номинала витали в воздухе. В Европе «гулял» талер, название которого пошло от названия города в Богемии. Впрочем, на Руси талеры почему-то называли «ефимками». Вес талера был более сбалансированным (порядка 30 г). Эти монеты, имеющие самое широкое распространение в Европе, неизбежно попадали и к нам.
В 1654 году царь Алексей Михайлович приступил к денежной реформе. Началась она с введения серебряного рубля – первого в истории нашей страны.
Достаточного количества серебряных рублей отчеканить не удалось в связи несовершенством имевшегося в распоряжении монетного двора оборудования. Что делать? Ответ на этот извечный русский вопрос был не слишком патриотичен. Брали талеры-ефимки и начеканивали особым образом, нанося особые признаки. Так и звали эти монетки – ефимки с признаками.
Обратите внимание – на талере, выпущенном в 1637 году, две даты – собственно, европейский 1637 год и русский 1655-й «поверх» (сама реформа началась в 1654-м). А ещё изображение государственного герба. И, само собой, царя.
Почему реформа началась именно в 1654-м году? Начиналась затяжная Русско-польская война, на которую требовалось немало средств.
Курс такой «перечеканенной» ефимки был 64 копейки. Но в какой-то момент Алексей Михайлович посчитал, что необходимо чеканить и медные деньги. Решение было вынужденным, так как своего серебра на Руси вплоть до самого конца XVII века не было. Всё серебро было «оттуда». И его явно было мало. Началась чеканка медных денег, потому что недалеко от Казани были найдены внушительные залежи медной руды.
Главной нелепостью денежной реформы царя Алексея Михайловича было то, что медные монеты были пущены в оборот… по серебряному курсу. Но рыночная цена меди была меньше, чем цена серебра. В 50 раз!
Шла война. Медных денег выпускалось всё больше и больше. И эти деньги отправлялись в действующую армию, погибавшую за интересы царя и отечества на территории Речи Посполитой.
А там жители «ближнего зарубежья» воспринимали попытки расплачиваться медными деньгами с крайним недоумением, отказываясь их брать. Как следствие – образовалась путаница и «разница курсов».
Лажа…
Серебро рыночные торговцы брали охотно. Если же покупатель хотел расплачиваться медными деньгами, ему было необходимо добавить определённую сумму. Эта сумма называлась «лаж».
Сегодня существует финансовый термин «ажио», обозначающий прибавочную стоимость при оплате нестабильной или малоценной валютой либо облигациями. Но не отсюда ли пошло слово «лажа», означающее в просторечном обиходе неверное решение, искажение истины или просто очевидный неуспех?
За серебряную копейку платили сперва две медные. Затем лажа разрасталась, демонстративно обесценивая новые деньги, созданные из залежей медной руды под Казанью.
Однако следующая ошибка государя Алексея Михайловича была ещё более нелепой: подати с населения собирались серебром, а жалованье выплачивалось медью.
Даже великий русский народ достаточно быстро смекнул, что сам царь не верит в ценность новых медных денег, создаваемых в огромном количестве из простейшего и вовсе не ценного металла. Народ начал придерживать серебро, пытаясь расплачиваться медью.
Произошёл скачок цен на продукты. Крестьяне таким положением вещей вовсе не были довольны, потому что везти в город товары, чтобы отдать их там за стремительно дешевеющую относительно серебра медь не было никакого смысла.
Дороговизна была ужасающей. Не были довольны и военные. Стрельцы могли получить годовое жалованье в размере 5-ти рублей. Но на поверку оказывались полтиной, прожить на которую было решительно невозможно.
25 июля 1662 года (4 августа по новому стилю) в разных уголках Москвы появились так называемые «воровские листы», содержавшие имена людей, причастных к денежной реформе. Список начинался с имени царского тестя, начальника иноземного приказа Ильи Даниловича Милославского, которому население нищающей Руси было обязано идеей замены серебряных денег медными. Упоминался в этих списках и московский купец Василий Шорин, которого подозревали в изготовлении фальшивых денег.
Высокопоставленные чиновники Русского царства, имевшие доступ к серебру, ничуть не отличались от их потомков, занявших высокие посты спустя 350 лет. Злоупотребления власть предержащих, имевших возможность договариваться с чеканными мастерами и пускать деньги по принудительному курсу, были колоссальны.
Прочитав имена близких к государю воров, народ взбунтовался. Посадские люди, стрельцы, солдаты иноземного строя, убитые чудовищной дороговизной, устремились в Коломенское — подмосковное село, где был царь Алексей Михайлович.
Неприятное известие о приближении взбунтовавшегося народца застало религиозного Алексея Михайловича, мнящего себя иконой для всего русского народа, на обедни в Церкви Вознесения. Оторванный от служения Господу, царь повелел ворам и обманщикам горемычного русского народа спрятаться от греха, а сам вышел к толпе.
Взять царя за… пуговицу?!
Разгневанный русский народ в этом непростом диалоге спустил самодержца с небес на землю. Никто не падал ниц. Никто не ломал шапки. Разговор с царём-иконой был жёстким и прямым. Особо голодные москвичи позволили себе неслыханную дерзость – схватить русского царя за пуговицу! И ему ничего не оставалось, как принять протянутые ему воровские листы, челобитную с требованием наказать приближённых к нему негодяев и пообещать во всём разобраться.
Но из толпы неслись гневные крики недоверия. Повышая ставки, царь дал на своём слове руку одному из восставших. И, забегая вперёд, скажем, что слова своего царь не сдержал. Успокоенные жители повернули из Коломенского обратно в Москву, где другая часть народа, не слышавшая обещаний Алексея Михайловича, активно громила дворы обманщиков честной Руси.
Купец Василий Шорин бежал, а его 15-летний сын пытался улизнуть от народного гнева за границы Русского царства. Его опознали, схватили и, ликуя, повезли в Коломенское. Попытка реализовать трюк с переодеванием и срочным отбытием за чертоги Отчизны и сегодня, и 350 лет назад, являются весомым доказательством государственной измены.
И вот эти две толпы (идущая к царю и возвращающаяся от царя) встретились на дороге, ведущей в Коломенское. Воссоединившись, люди вновь отправились в Коломенское, где закончивший свою обедню царь намеревался ехать в столицу.
Увидев несколько тысяч восставших, уже более настойчиво и гневно требовавших выдачи изменников, царь опешил, но в этот момент ему доложили, что через задний двор заходят сохранившие ему верность стрелецкие полки, которые были «как нельзя кстати».
Узнав о том, что подошли верные стрельцы, царь стал говорить с народом совершенно иначе, повелев ловить, резать и топить бунтовщиков. Безоружная толпа бросилась врассыпную. Но настигавшие их стрельцы, топила людей в реке, резала, секла и рвала на части тех, кто осмелился пойти супротив произвола властей.
Многих незамедлительно повесили вокруг Коломенского и на улицах Москвы. Сделано это было для немедленной острастки народа. После сыска и следствия отправили в мир иной дюжину зачинщиков восстания и его ключевых участников.
«Чтобы не были буками!»
Тем, кому по тем или иным причинам сохранили жизнь, выжгли на лбу вторую букву алфавита — буки! Ведь именно с буквы «Б» начинается слово «бунтовщик», а затем сослали в Сибирь. Так был подавлен медный бунт. Но было совершенно очевидно, что никакие репрессивные меры не смогут компенсировать гнев народа, узнавшего в 1662 году простую и горькую истину – у власти воры, набивающие карманы серебром, а расплачивающиеся с населением медью.
Было понятно, что медные деньги придётся отметить. И сделано это было в самой кощунственной, самой издевательской форме в 1663 году. У обнищавшего народа медяки выкупались по минимальной стоимости. За медный рубль, когда-то в принудительном порядке приравненный к серебряному, давали всего 5 копеек. А позже его цена была снижена до 1 копейки.
Медный бунт – ярчайший пример истории русского государства, где вряд ли когда-то начнут сопоставлять свои ничем не подкреплённые шапкозакидательские амбиции с реальными возможностями. Как и вряд ли однажды начнут ставить во главу угла нужды и проблемы простого народа.
У нас такая история и нам предлагают ею гордиться.
