Готова ли Россия отказаться от пыток?
Проект Gulagu.net публикует все новые кадры из видеоархива о пытках в колониях, расположенных в Красноярске, Забайкалье и Приморском крае.
На кадрах очередные избиения, изнасилования, опускание головой в унитаз, наконец, выбрасывание человека из окна по приказу и с ведома тюремной администрации.
Новый объем видео в стиле «кошмар-реалити», выуженный командой Владимира Осечкина из «архивов» российских колоний, ровно в 5 раз больше прежнего. Тянет на 200 Гб. Чтобы не ударить в грязь лицом, власть должна как-то реагировать на эти эшелоны информации, выставляющей современную Россию в глазах всего мирового сообщества, в роли глобального пыточного лагеря, конкурентного с КНДР. И власть, конечно же, реагирует.
Председатели комитетов по законодательству Андрей Клишас и Павел Крашенинников внесли в Госдуму законопроект, который предусматривает увеличение наказания за пытки до 12 лет лишения свободы и делает субъектом преступления «сотрудника правоохранительных органов».
Раньше за пытки можно было привлечь только дознавателя (полицейского) или сотрудника Следственного комитета. Теперь, в том числе, сотрудника Федеральной службы исполнения наказаний, которую после публикации видеоархивов Gulagu.net многие начали считать филиалом ада на Земле.
Пытки перестают быть банальным превышением служебных полномочий и кочуют в разряд особо тяжких преступлений, срок давности по которым вырастает с 10 до 15 лет. Это тоже важно, потому что энтузиазм, с которым Следственный комитет берется за рассмотрение пыточных дел, не всегда позволяет рассмотреть их за 10 лет. А 15-ти – кто знает? – может и хватит.
Закрадывается подозрение, что на этом комплекс мер, предпринятых властью для предотвращения дальнейших истязаний, будет исчерпан (не будем забывать, что вдобавок еще в ноябре был уволен директор Федеральной службы исполнения наказаний Александр Калашников, освобождение которого от должности, однако, не имело ярко выраженного обвинительного уклона). Власть сделала шаг навстречу общественному мнению. Остается лишь один вопрос. Наивный и глупый:
А будут ли продолжаться пытки в колониях и тюрьмах?
Сомневаться в этом – право законченных романтиков. Но начнем издали. Иногда кажется, что допускающие пытки сотрудники полиции, Федеральной службы исполнения наказания, не совсем люди. Точнее, люди, психика которых подверглась глубочайшей профессиональной деформации, в результате чего они оказались зверьем, способным пытать лично или доверять вопрос вооруженным швабрами «капо-разработчикам».
Это, дорогой читатель, клевета и оскорбление должностных лиц со всеми вытекающими из этого последствиями. Нет и еще раз нет. Это люди, более того — это неотъемлемая составляющая нашего общества, в котором согласно опросам одобряет пытки каждый пятый россиянин.
Да, в ходе опроса, были оговорки в стиле «При определенных обстоятельствах вы допускаете пытки?».
Одна пятая опрошенных живо кивнула. И почему-то лично у меня нет сомнений в том, что во ФСИН работают настоящие профессионалы, которые эти «определенные обстоятельства» могут при необходимости создать абсолютно для каждого, кто попал в молотилку.
Насколько страшны бы ни были кадры явленных нам пыток, они оставляют абсолютно равнодушными большую часть нашего общества.
Куда большее негодование (и даже легкую зависть) вызывала в свое время демонстрация двухкомнатной камеры Андреса Брейвика, коротающего свой срок в Норвегии в уютном помещении с компьютером, беговой дорожкой, душем и туалетом, трехразовым сбалансированным питанием.
Хотели бы вы, дорогие россияне, поменяться с Брейвиком местами?
Не могу исключить, что мама мальчика, выпросившего к Новому году у президента гитару (женщина, снимающая угол в квартире, где проживает еще одна многодетная семья), охотно бы «махнулась». Однако оставим в покое жителей РФ, которые вынуждены обращаться к президенту страны, чтобы купить своему ребенку музыкальный инструмент.
Расположен ли Следственный комитет Российской Федерации трубить во всеуслышание о чудовищных пытках в колониях так, как его представители трубят о неправильной гражданской позиции Моргенштерна или о справившем не там нужду подростке?
Видим ли мы покаянные физиономии сотрудников ФСИН в программах федеральных каналов с рассказом о том, как они дошли до жизни такой?
Нет. Не трубят. И лиц палачей почему-то не видим, как не показывают нам и их брутальные задержания с воплями: «Мордой в пол, работает ОМОН!». Рискнем предположить, что таких задержаний и не было. А был цивилизованный вызов по повестке с классической фразой: «Ты же все понимаешь, дружище» и водворением в камеру с хорошо выстиранным матрасом.
Дела о пытках расследуются нехотя, спустя рукава, отчетливо давая нам понять, что пытки – часть нашего культурного кода. Та часть, к которой мы относимся если не с пиететом, то с глубочайшим пониманием.
Бороться с пытками в России — не то чтобы преступление (сродни разжиганию розни), а поступок не совсем сознательных граждан, бежавших за пределы России, но объявлявшихся в розыск с тем, чтобы вернуть их в родные пыточные пенаты и «побеседовать» со стандартным набором дознавателя: чай, зефир, швабра.
Быть против пыток (или еще хуже – смертной казни, которую во влажных снах мечтают вернуть соскучившиеся по расстрелам депутаты) —становиться в один ряд с правозащитниками и либералами, борющимися за права человека. А ведь вся эта братия, с колокольни федеральных каналов и пропагандистской прессы, есть агенты западных кукловодов, которые копают под многовековые устои такой особенной, не похожей ни на кого в мире, России, идущей по своему специфическому пути.
Недопустимость пыток – плоскость базовых прав человека, личности, гражданина. Призыв к отмене пыток? Антигосударственная штука, если присмотреться.
Само словосочетание «права человека» стало едва ли не ругательным в наши дни. Ведь в российском государстве явно взят курс на расширение прав государевых слуг – сотрудников спецслужб, росгвардейцев, полицейских (вчитайтесь в поправки к ФЗ «О полиции» и поймете), но никак не прав человека, личности, гражданина.
Абсурдно сурово карать за пытки в стране, где живет народ, который грезит идеей возвращения смертной казни – насильственного лишения жизни человека человеком, при котором государство становится на одну ступень с убийцей? Вот депутат Хамзаев из «Единой России», к примеру, предлагает казнить педофилов. Почему бы нет?
Есть мнение, что педофилами рождаются. Есть мнение, что становятся. Но Россия – страна, где педофилами назначаются (вспомним историка Юрия Дмитриева). Назначаются по решению тех, кто сегодня имеет негласную санкцию на пытки и готов давать по рукам за покушение на их святые права. А не за какие-то чуждые для наших широт права человека.
Бесполезным и надуманным вопрос возможности применения пыток делает высшая социальная группа. Она закармливает нас патриотизмом для бедных. Нам предлагают свято право чтить память умерших за интересы и ошибки власти в прошлом. И бежать в военкоматы, чтобы умирать по той же причине в настоящем и будущем. Та же участь, похоже, ждет наших детей и внуков.
И мы рады. Бесконечно рады. А на борьбу с пытками у нас попросту нет общественного спроса. Об изнасилованном шваброй зэке переживает интеллигенция, доля которой в стране, кажется, стремительно сокращается. Ну, а слесарь Фомич и МарьИванна разведут руками: «Что ж ему, убивцу? Кресло-массажер вместо черенка под задницу? Тюрьма – чай! – не курорт».
Идея о том, что места лишения свободы должны быть местом, где исправляют людей, а не делают из них еще более озлобленных и затравленных существ, в которых нет ничего человеческого, большинству откровенно чужда. Тюрьма в понимании рядового человека должна быть именно филиалом ада на Земле, а попав туда, нужно испытать всю палитру глумления над собой, включая изнасилования, пытки и другие прелести.
Если создать в тюрьмах приемлемые условия существования, то туда банально… потянутся. Исключи пытки в колониях, и на гарантированном трехразовом питании вполне могут захотеть отсидеться те, кто на воле сидит на серой, выплачиваемой (или не выплачиваемой) по хотелке работодателя зарплате и с тоской смотрит на окна столовой, когда отводит в школу ребенка: «Не замутить ли с поварихой? Может, даст котлет».
Увы! Нет у российского общества спроса на избавление от пыток
А многие охотно вызовутся собственноручно четвертовать назначенного на роль убийцы или педофила. Только дайте! К черту презумпцию невиновности.
Но тут уже вступают в силу законы экономики и необходимости «сохранения морды лица» перед мировым сообществом. Обратите внимание. За пытки начнут давать до 12-ти лет. Серьезный срок! А каков нижний предел? Ноль. Его честь, заглянув в честные глаза фсиновца, и пересчитав занозы от швабры на его трудовых дланях, может дать ему… год или не давать ничего.
Вот примут закон! И что? Заработает ли он сам по себе? Никак. Должны быть люди, которые могут и хотят его выполнять. Должен быть общественный контроль, который будет контролировать его выполнение. Ну, хотя бы общественное мнение, люди, которые вздрогнули от того, что увидели в архивах, опубликованных Gulagu.net.
И если быть честными, мало кто вздрогнул.
Волна общественного негодования намного меньше, чем дежурный интерес по вопросу «Че там у хохлов?». И меньше стократ, чем интерес к проблеме: «Будет ли война с Украиной и НАТО в конце февраля?». Даже складывается впечатление, что если не будет войны, мы сильно расстроимся (настолько тщательно и хорошо нас к ней готовят). Расстроятся даже насилуемые швабрами зэки, потому что, нельзя исключить, что с большим удовольствием сдались бы в плен, чтобы похлебать борщей с пампушками, если выгорит.
Если в системе координат нашего бытия останутся пытки в отделах полиции и тюрьмах, то никто не вспомнит о том, как «Гулаговцы» били в набат, демонстрируя нам эту не такую уж и параллельную реальность.
Еще в 1999 году Совет по правам человека при Президенте Российской Федерации предложил Генеральной прокуратуре разработать механизмы борьбы с пытками и методические рекомендации.
Шли годы. Смеркалось. 90% заявлений осужденных уходили в мусорное ведро. Свидетелями, подтверждавшими ложность заявлений, часто являлись сами «прессовщики».
Механизмы и рекомендации по борьбе с пытками никому не интересны, потому что нарушают вырабатывавшуюся экономику российской пенитенциарной системы.
В колониях и тюрьмах по обе стороны решетки и колючей проволоки находятся люди. Размер скромной зарплаты одних может компенсироваться широтой их полномочий. Ведь многие из сидельцев, глядя на пытки, снимут последнюю рубашку, чтобы избежать мучений. Некоторые из угодивших за решетку, настолько состоятельны, что отдельные начальники колоний легко приобретали на их «добровольные пожертвования» недвижимость за пределами РФ.
А как быть с теми, с кого снимать нечего? Боясь попасть в разработку, они, конечно же, будут активнее ишачить и батрачить на администрацию пенитенциарного учреждения. В том числе, в роли «разработчиков», если им предложат такую роль. Швабру, всяко, лучше держать в руках, чем в заду.
Одним из интересантов пыточного процесса выступает следствие. В любой колонии есть оперативный отдел, работающий в тесном производственном тандеме с коллегами из СК. И пока он там будет, количество «пресс-хат», «капо-разработчиков» и пыток никогда не сократится. Оперативники на зоне, где человек в своих правах низведен намного ниже правового положения собаки, отловленной живодерами, всегда готовы протянуть руку сотрудничества коллегам и «уточнить» признательные показания у любого.
Многократно звучавшие со стороны правозащитников требования упразднить Главное оперативное управление ФСИН, как таковое, понимания в верхах, похоже, не находит.
Будут ли перемены? Конечно, будут. Они уже есть. В обновленном составе общественного совета ФСИН мы больше не находим имени члена Совета по правам человека при Президенте РФ Евы Меркачевой.
Именно она 9 декабря доложила президенту России Владимиру Путину о том, что ряд высокопоставленных силовиков были в курсе пыток в колониях, о том, что вереницей шли заявления зэков с требованием пресечь этот адский беспредел, но до судебного разбирательства дела принципиально не доводились.
Мольбы о помощи из того же ОТБ-1 никто не принимал в расчет годами до получения видеоматериалов проекта «Gulagu.net». Проекта, создатели и осведомители которого вынуждены скрываться за границей, чтобы не стать жертвой благодарного им по гроб их собственной жизни российского правосудия.
Сведения о пытках у нас являются государственной тайной, которая была предательски разглашена.
Но вернемся к журналистке и правозащитнице Еве Меркачевой.
9 декабря она в глаза высказала президенту предложение не просто бросить под суд пару-тройку особо ретивых исполнителей, а проследить все цепочки, наказав и тех, кто давал команду пытать, и тех, кто был заинтересован в этом за пределами системы ФСИН, и надзорных прокуроров, не дававших хода заявлениям изнасилованных.
Было заметно, что президенту больше по душе разговоры о США, новых видах российского вооружения, угрозе распространения НАТО на Восток. А пытки? Пытки его мало интересуют. То ли это болезненная для него тема, то ли он не считает эту тему важной. Однако наш президент из тех людей, которые привыкли отвечать на вопросы. Не столько словом, сколько делом.
Уже 21 декабря, спустя 12 дней, имя Меркачевой вдруг исчезает из обновленного списка членов Общественного совета ФСИН. Зато там теперь фигурирует Бывший член ОНК Москвы Александр Ионов, по заявлениям которого ряд российских изданий в этом году признаны иностранными агентами.
Не это ли предельно откровенный диалог гражданского общества и власти, расставляющей точки над i, и определяющей приоритеты во внутренней государственной политике?
Да, новый закон. Да, нельзя исключить, что будут какие-то посадки. Но поменяется ли что-то? Ну, конечно же, нет. Потому что для этого мы сами в 2021-м и наступающем 2022-м, а также всех последующих годах, должны иметь тот же запрос на свободу и свои личные права, как в 1991-м.
Такой обратной трансформации российского общества не может сегодня представить самый отчаянный оптимист. Если Россия Ельцина пьянила дешевым «Royal-ом» и уличными перестрелками, то Россия Путина – обилием внешнего врага и возможными победами над ним. Не поживем по-людски, так попадем в рай. А они просто сдохнут.
Мультик детям на Новый год? Нам, пожалуйста, про Суворова. Про то, как гнал к чертовой матери французов, чтобы неповадно было. Время «Смешариков» ушло.
Но той 1/5 части российского общества, которая одобряет пытки (в то время, как ¾ на них вообще плевать, и они не слышали ни про какой проект «Gulagu.net», хотелось бы напоследок напомнить два момента.
Во-первых, от сумы и тюрьмы зарекаться крайне глупо. Особенно в период, когда Россия явно идет по пути Беларуси, и у нас можно присесть на долгие годы за лайк, дизлайк, комментарий или неосторожно оброненное слово, не в том месте высушенные носки (отсутствие прав человека прекрасно компенсируют непрерывные апелляции к бюджетному патриотизму).
Если чуть не падает на колени режиссер с мировым именем, боящийся посадки или внесудебной расправы за высказанное личное мнение, то кто может исключить, что в час Х коленопреклоненно извиняться за гражданскую позицию (даже если у вас ее хронически нет) и уповать на спасение свыше, не придется лично вам?
Во-вторых, даже «в просвещенных Европах», те, кто позаботился о создании сравнительно (если сравнивать с Россией, конечно) комфортных условий для осужденных в тюрьмах, после их освобождения долго и упорно работают над социализацией в обществе, казалось бы, самых пропащих зэков. Зачем? Да лишь затем, что знают:
На пути отсидевшего и еще больше озлобившегося в ходе отсидки преступника может оказаться чья-то мать, чья-то дочь, жена. Или ты сам.
85% заключенных в наших тюрьмах рецидивисты. Те, кто оказался за решеткой, как минимум, 2-й раз. Это значит, что пребывание в местах лишения свободы, выполняет какую угодно роль (обогащения администрации колоний, получения нужных показаний, продвижения по службе и получения наград и званий за хорошую раскрываемость). Но не выполняет главной – исправления людей. А многие из них исправимы.
Каждый день мы слышим о том, что очередной блогер, спевший не ту песню, или опубликовавший не тот пост, отправится в места лишения свободы на сроки, которые дают далеко не за каждое убийство. В ходу у нас обвинения в госизмене за разглашение данных, которые, на самом деле, давно находятся в сети. Вы давно проверяли ваши карманы на наличие наркотиков? Самое время проверить. Может быть, вы наш второй Иван Голунов.
Карнавал посадок дошел до того, что сам президент говорит (о ректоре Шанинки Сергее Зуеве), дескать, этому человеку не место за решеткой, а созданная система репрессий воспринимает его слова с точностью до наоборот. А именно?
«За решеткой, Владимир Владимирович, место найдется всем».
И оставляет Зуева в СИЗО.
А что там с насильниками, убийцами, растлителями? После упоительных вечеров с «капо-разработчиками» многие сидельцы вернутся. Не все получат пожизненное. Не каждый умрет во время пыток. Вышку в России вернут не скоро (дорожим местом в Совете Европы, как бы ни кривили рожу от Запада). Кто станет добычей этих озлобленных людей, которым «исправительная система» хирургическим путем удалила остатки человечности? Можно лишь представить. Или увидеть. Хорошо, если в кошмарах.
Плохо, если лицом к лицу.