Города против диктатуры

Участники акции «Марш миллионов» на проспекте Сахарова, 12 июня 2012 года. Фото: Митя Алешковский / ИТАР-ТАСС

Американский политолог Джереми Уоллес доказывает, что плотность населения в столице прямо пропорциональна вероятности антиавторитарной революции

Елена Коваленко

17 июля, 2013 09:27

4 мин

Киевский Майдан Незалежности, Болотная, Тахрир, Таксим – вот лишь ряд относительно недавних примеров, когда жители крупных городов выходили на улицы, объединенные политическим протестом. Есть ли связь между уровнем урбанизации и антиавторитарной активностью населения? Политолог Джереми Уоллес из Университета штата Огайо в США уверен, что есть. Его исследование «Города, перераспределение и выживание авторитарного режима» вышло в The Journal of Politics 3 июля.

Города-столицы создают проблемы для авторитарного режима, пишет в своем исследовании Джереми Уоллес: в них концентрируются большие массы людей, между которыми налаживается коммуникация, что способствует быстрому и бесконтрольному распространению информации. Плотно застроенные районы идеально подходят для сопротивления, легко блокируются баррикадами, в них удобнее создавать укрытия. Так что широкие улицы и проспекты столиц – таких, как Вашингтон, Париж или Пекин – имеют не только эстетическую ценность. Они также облегчают сотрудникам полиции действия во время акций гражданского неповиновения, пишет политолог.

Уоллес утверждает, что авторитарные режимы традиционно уделяют больше внимания (и выделяют больше ресурсов) крупным городам, так как знают, что города взрывоопасны: оппозиционные настроения распространяются в них быстрее, чем в сельских районах. Однако ученый считает, что подобная политика (ее проводит, например, Китай) может оказаться контрпродуктивной, поскольку «обделенное» и недовольное властью население деревень и маленьких городов постепенно все равно вынужденно перебирается в столицы. С этой проблемой, по мнению Уоллеса, Китай столкнется в ближайшие годы – уже сейчас в китайских деревнях проходят протестные митинги.

Акция протеста на площади Тахрир в Каире, ноябрь 2011 года. Фото: Tara Todras-Whitehill / AP

Исследование политолога также показывает, что режимы в странах, где все высшие органы власти сосредоточены в столице (как, например, в Египте) более уязвимы, чем те, в которых они распределены по нескольким городам (Сирия). Возможно, именно этим фактором объясняется и неудача движения «Оккупай Уолл-стрит» 2011-12 годов – оно охватило десятки городов по всей территории Соединенных Штатов, но не добилось никаких ощутимых результатов, поскольку в исторически сложившейся системе политических, административных, финансовых и медийных институтов Америки нет единой «столицы».

Кроме того, приведенные в исследовании Уоллеса данные свидетельствуют, что высокая плотность городского населения и его концентрация в столице представляет опасность для авторитарных режимов, делая их неустойчивыми.

«В 237 авторитарных государствах, исследованных им, с плотностью населения в городских агломерациях на уровне выше среднего, период существования режима составляет 8,6 года. В 198 авторитарных странах, где плотность населения в городах держится на уровне ниже среднего, режим действует в течение 12,4 года. В 36 государствах, где большая часть населения сосредоточена в столичных городах, режимы падают почти на четыре года раньше, а показатель их «смертности» составляет 60%»,– сказано в работе американского политолога.

Впрочем, по мнению директора Института национальной стратегии Станислава Белковского, Джереми Уоллес пытается упростить ситуацию.

Предложенные ученым принцип работает, сказал Белковский «Русской планете», только в государствах с достаточно гомогенным населением: когда все «столицы» населены людьми одинакового этнического состава со схожей ментальностью и политическими приоритетами.

«Наличие второй столицы в Ливии – Бенгази, не спасло Каддафи, а наоборот, если бы у него была одна столица, он бы продержался дольше. Другой пример: Украина 2004 года, второй столицей тогда был Харьков. Спасло это формально победившего Виктора Януковича? Не спасло. Все политические решения принимались в Киеве», – сказал Белковский.

«Если бы в России альтернативная столица была за Уралом, например, в Иркутске или Красноярске, возникла бы альтернативная консолидация элит, и режим пал бы значительно быстрее», – полагает политолог.

Урбанист, специалист по городским исследованиям Ольга Вендина считает, что вероятность революций вряд ли зависит от плотности транспортной сети и ширины улиц.

«Единственное, что я могу сказать, что чем улицы уже, чем у людей привычка жить ближе друг к другу или жить на улице, тем больше это дает возможности для людей общаться и быстрее распространять информацию. Войну вести в городе значительно труднее, это известно», – сказала «Русской планете» Вендина. Революции и перевороты связаны скорее с социальными факторами, отметила она.

Акция Occupy Wall Street в Нью-Йорке, март 2012 года. Фото: John Minchillo / AP

«Будет ли революция успешнее, если улица будет уже или наоборот шире – такой зависимости нет. Хотя, если город находится в горах, или имеет сеть разветвлённых улиц и дворов, то человеку легче уйти от погони и спрятаться, об этом писали многие русские классики, Максим Горький, например», – добавила эксперт.

Современные национальные государства появились во многом благодаря процессу урбанизации, который был тесно связан с развитием секуляризации и становлением капитализма. Именно крупные города и сосредоточенные в них промышленные предприятия служили плавильными котлами для возникающих европейских наций. Фактически рождение современных «французов», «британцев» и «немцев» совпало с массовым переселением из сельской местности в города.

В XVIII-XIX веках именно в крупных городах происходили буржуазные революции – именно там складывалось так называемое «третье сословие», буржуазия. Оно выпадало из средневековой иерархии, в которой доминировали земельная аристократия и духовенство. Самым показательным его выходом на историческую сцену и по сей день остается Великая Французская революция, основные события которой разворачивались в Париже: смена политических режимов, работа Учредительного собрания, значимые казни и боевые столкновения. Французская провинция отвечала на эту активность контрреволюционными мятежами, наиболее известный из которых случился в Вандее в 1793 году. Подобный сценарий распространения революции через крупные города повторялся потом много раз, в том числе и в России в 1917 году.

В 1967 году социологии Сеймур Липсет и Стейн Роккан опубликовали статью «Структура расколов, партийные системы и предпочтения избирателей: введение». По определению ученых, раскол – это долговременные структурные противоречия, существующие в обществе, которые приводят в итоге к формированию партий, представляющих ту или иную сторону социального конфликта. Всего Липсет и Роккан выделяли четыре типа расколов: центр и периферия, государство и церковь, рабочие и капиталисты, а также город и деревня – и все они возникли в ходе формирования национальных государств, секуляризации и развития капитализма.

Размежевание между сельскими и городскими интересами появилось в ходе интенсивного роста мировой торговли и промышленного производства, приводивших к конфликту между производителями первичных товаров в сельской местности и предпринимателями в городах. Ещё со Средних веков сословия земельной аристократии и городского бюргерства враждовали между собой. Промышленная революция углубила этот конфликт и привела к оформлению размежевания между городом и селом, который проявился в формировании и противостоянии консервативно-аграрных и городских либерально-радикальных партий.
Сосредоточение в городах интеллектуального и экономического общественного капитала привело в итоге к полному доминированию жителей городов над деревней.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе