Новости – Люди

Люди

Фабрика героев

Фото: Andre Penner / AP

Психолог Дмитрий Леонтьев объясняет «Русской планете», почему одни люди способны на подвиг, а другие нет, и как нужно воспитывать ребенка, чтобы он был готов спасти мир

28 ноября, 2013 10:18

11 мин

— Что такое героизм с точки зрения психологии? Можно ли как-то определить, каким людям свойственно геройство?

— Герой — это человек, который делает то, что не любой сделал бы на его месте. Почему он оказывается способным сделать это в отличие от других — вопрос. Но в любом случае герой — это человек, который проявляет себя в каких-то действиях совершенно особым, необычным образом. Неслучайно в Древней Греции все, относящиеся к категории героев, были людьми, но по побочной линии — отпрысками богов. Это говорит о том, что еще в Древней Греции героизм рассматривался как некий божественный дар, который не всем доступен. Герои — это люди, но не такие как все.

— Так что это за дар такой, который заставляет некоторых людей вести себя не так, как себя ведут обыватели?

— Здесь нет таких простых и однозначных ответов, которые вы хотите получить. Часто оказывается, что героические поступки совершают люди, от которых этого не ожидают, которые просто попадают в какие-то обстоятельства. Обстоятельства иногда ставят человека перед вызовом поступить геройски. Много людей могут прожить всю жизнь, просто не получив никакого шанса проявиться таким образом. Поэтому одно из первых условий для появления героя — это ситуация, обстоятельства, которые бросают такой вызов.

С другой стороны, вызов можно принять, а можно от вызова уклониться. Не каждый находит в себе какую-то внутреннюю силу, мужество (нет таких однозначных объяснений), чтобы повести себя совершенно особым образом, не так, как непосредственно предполагает ситуация. Не убежать, не спрятаться, не промолчать, ничего не делая, а

проявить то, что в психологии иногда называют «надситуативной активностью» или «сверхнормативной активностью» — то есть сделать что-то сверх того, что от тебя ожидают или требуют.

Никто не кинет камнем, если человек не захочет это сделать. Бездействие объяснимо, но при этом сам героический поступок оказывается очень заметен.

Недавно, в связи с неувязками при эстафете олимпийского огня, опять вспоминали Шаварша Карапетяна, который спас из затонувшего автобуса два десятка человек, подорвав свое здоровье. Это известная история.

Шаварш Карапетян.Фото: Герберт Багдасарян / Фотохроника ТАСС

Шаварш Карапетян. Фото: Герберт Багдасарян / Фотохроника ТАСС

Он был чемпионом по подводному плаванию, у него на глазах свалился в водохранилище автобус. Впрочем, здесь так сложились обстоятельства: он действительно был профессионалом, чемпионом, и он сделал то, что никакой другой человек не смог бы сделать даже при самом большом желании. Это было стечением обстоятельств, личности, принятия вызова. Проблема героизма — это, еще раз подчеркиваю, проблема, на которую простых ответов нет.

— Что становится определяющим фактором в той точке, когда перед человеком встает выбор — проявить надситуативную активность или не проявить?

— Когда выбор действительно оказывается судьбоносным, формирующим личность, он оказывается непредсказуемым. Недавно мы проводили исследование — диссертационная работа Анны Фам — мы сравнивали, как люди оценивают в своей жизни ситуации повседневного выбора, который им приходится делать сплошь и рядом, и ситуации судьбоносного выбора, который много что меняет в их жизни. Выяснилась очень интересная вещь: ситуации повседневного выбора достаточно сильно связаны с устойчивыми характеристиками личности и чертами характера, то есть человек воспроизводит самого себя в этих выборах, он поступает так, как ему свойственно. Но когда речь заходит о выборе по-настоящему судьбоносном, они перестают коррелировать с устойчивыми характеристиками личности. Человек выходит на какой-то другой уровень, где его действия и его выбор больше не определяется тем, каким он был до момента вступления в эту ситуацию.

Философ Серен Кьеркегор говорил, что по-настоящему серьезные жизненные выборы — это выборы между разными вариантами самого себя. В каких-то действительно судьбоносных ситуациях, в критических жизненных ситуациях от выбора, который сделает человек, зависит, кем он станет.

— А что это за выбор в повседневности, о котором шла речь в упомянутом вами исследовании?

— Там не шла речь о конкретных выборах. Человека там просили назвать два реальных выбора из своей реальной жизни, которые приходилось сделать, и прошкалировать ситуации этого выбора. Были разные ситуации, но у всех были некоторые общие тенденции и закономерности. Но самое интересное, что в судьбоносном выборе человек не воспроизводит самого себя, в них личность становится новой. И здесь уже сам выбор определяет то, какой эта личность будет дальше, а не наоборот.

— Почему так происходит?

— Думаю, это общий механизм нашего становления. У человека существует очень много разных возможностей, человек — это неограниченный пучок возможностей. Очень давно спорили философы про личность человека, про то, хорош человек или плох, богоподобен или похож на всех других живых существ. Двадцатый век в конечном итоге привел к представлению о том, что человек может быть любым, и он сам решает, чем он будет. Он может выходить за рамки любых обстоятельств и любой заданности, а может не выходить. При этом от его собственных выборов, которые ничем не предопределены, зависит то, кем он будет. Так что мы сами в наших выборах формируем сами себя. Могу сослаться на замечательный фильм — «Мечты Кассандры» Вуди Аллена — в нем как раз про то, какие критические выборы формируют личность человека и приводят к радикальным изменениям в личности.

Дмитрий Леонтьев. Фото: личный архив

— Вы сейчас говорите, в основном, о ситуациях, когда люди оказываются в положении выбора. А чем объяснить то, что некоторые люди сами себя ставят в положение такого выбора?

— Дело в том, что в любой ситуации есть разные возможности. Но люди могут эти возможности видеть и для себя осознавать и понимать, а могут их просто не видеть, потому что в большей части ситуаций мы делаем выбор, даже не задумываясь о том, что у нас есть альтернативные возможности. Мы двигаемся по каким-то рельсам, обстоятельства более или менее четко нами рулят и нас по определенной колее движут, но это не значит, что нет других выборов. Это значит, что надо предпринять некоторые усилия и осознания для того, чтобы увидеть, что в любой точке возможны разные варианты. На своих занятиях в группах я иногда привожу такой пример: в любой момент лекции я могу прерваться, собрать вещи и уйти, проигнорировав все, что будет после этого, и нарушив все ожидания моей аудитории. Есть только одно условие, которое может сделать мой уход невозможным — если такой вариант не придет мне в голову.

— Из этого можно сделать вывод, что героизм, сопротивление обстоятельствам всегда находятся в пределах возможностей человека.

— Героизм связан с сознанием. В одном из газетных интервью я встретил фразу одного из героев России, который говорил о том, что подвиг никогда не бывает бессознательным. Подвиг всегда осознан, нужно включить сознание, которое позволит включить неочевидные и не лежащие на поверхности варианты действий. Подвиг — это всегда неочевидное действие. Очевидное — это всегда зарыться поглубже, спрятаться, принять низкий профиль. А подвиг — это всегда неочевидная, не всем доступная возможность. Сначала надо увидеть, что она вообще есть. Следующий момент — мужество. Психологи подбираются к понятию мужества, но как-то пока мало что можно конкретного на эту тему сказать.

— Что уже сейчас известно психологам о мужестве?

— Этой темой больше занимаются психотерапевты, потому что не удается найти каких-то устойчивых вещей, это то, что или есть, или нет. Это то, что человек может или найти в себе, или не найти. Психология XX века была совершенно не подготовлена к тому, чтобы изучать явления, которые происходят не в рамках причинно-следственных связей, не в силу устойчивых механизмов, каких-то автопилотов, а, скорее, вопреки им.

Про это больше говорили философы. Философ Мераб Мамардашвили говорил, что все специфические человеческие проявления, которые существуют только у человека на уровне человека, — невозможно предсказать. Это то, что выпадает из сферы причинно-следственных связей. Это невозможно, писал он, но случается. Например, добро, по Мамардашвили, не имеет причин.

Можно восстановить цепь последствий, которые привели к тому, что человек совершил некоторое зло, а вот добро человек делает вопреки каким-либо причинам,

только за счет того, что он оказывается в состоянии держать «здесь и теперь» некоторое усилие. На этом усилии, которое не имеет никаких причин в прошлом, он совершает этот поступок. То же самое с героизмом.

Мамардашвили сравнивал между собой таких двух культурных персонажей, как герой и революционер. Революционер говорит: «Наша жизнь и наши условия ужасны, люди плохи, и я вместе с ними плох, надо улучшить всем условия жизни — и мы все станем лучше». Герой говорит: «Условия нашей жизни ужасны и люди ужасны, но я не намерен быть таким, как все. Независимо от того, каковы другие люди, я все равно буду поступать так, как считаю правильным и нужным». То есть героизм — это еще и некоторая независимость от того, что делают другие, как себя ведут другие. Это решение, которое принимается без оглядки на других, исключительно на свой страх и риск. Герой находит внутри себя какие-то мотивы, смыслы, источники своих действий.

— Какие это могут быть мотивы? Какие смыслы руководят героями?

— По-разному. Вряд ли стоит говорить в каком-то общем виде. Я бы объяснил это тем, что герой воспринимает мир в более широком контексте, для него он сам не является конечной инстанцией, рамками, в которые вписывается все происходящее в мире. Есть еще что-то больше и важнее, чем он сам. Поэтому он находит основания для своих действий именно в том, что больше его самого.

Мераб Мамардашвили. Фото: intelros.ru

Здесь можно говорить о расширенной идентичности. Для него его собственное «я» — это еще и его близкие, значимые люди, страна, человечество. Это все является частью его «я». Это уже к вопросу об альтруизме.

Герой не то что жертвует собой, он делает это все для себя, просто его «я» оказывается расширенным, оно включает в себя других, оно широкое.

Отсюда однозначно вытекает: чтобы «целое» не погибло, можно пожертвовать одним индивидуумом — самим собой. Для героя это будет оправдано. Есть что-то значимое, что выходит за пределы его узкого эго, и его поступок будет оправданным.

Нет жесткого противостояния между эгоизмом и альтруизмом. Альтруизм — это не самопожертвование. Наоборот,

люди, которые слишком сильно склонны жертвовать собой, никого не любят. Они не любят ни себя, ни других, и их сильная склонность к самопожертвованию — это клинически не очень благоприятный феномен.

Сказано, что ближнего нужно «любить как самого себя». Нигде не сказано, что ближнего нужно любить больше самого себя или что не надо любить самого себя, а только ближнего. Часто встречается неверное прочтение этой заповеди.

— При этом нас всех с детства учили, что нужно отдать другу последнюю рубашку.

— А это как раз расширенная идентичность. Это значит «любить другого как самого себя». Это значит, другой человек — это часть моего «я». И это здоровое восприятие.

— А прагматизм — это черта, свойственная героям? Ищут ли они некую пользу в своих поступках и действиях? В некоторых поступках, которые принято считать геройскими, сложно бывает увидеть практический смысл.

— Есть высший прагматизм — это когда интересы целого ставятся на первое место. Что такое «пожертвовать собой и спасти мир», условно говоря? Если человек чувствует, что мир и он сам — это одно целое, то он легко пожертвует собой, чтобы спасти мир. Если мир — сам по себе, а я — сам по себе, то тогда человек, конечно, не будет спасать мир, если ему будет нанесен ущерб. Прагматизм — довольно неоднозначное слово, не очень понятно, что имеется в виду.

— Например, акция диссидентов, которые в 1968 году вышли на Красную площадь, протестуя против ввода войск в Чехословакию. Восемь человек выражают протест против того, что происходит в другой стране, и им гарантировано наказание: ссылка, принудительное лечение, тюрьма. С точки зрения обывателя это же абсолютно бессмысленное действие.

— С точки зрения обывателя — да. Мало кто на их месте мог бы к ним присоединиться, и большинство людей совершенно искренне их не понимали и осуждали. Но это как раз и есть тот случай, про который я говорил, ссылаясь на Мамардашвили. Люди нашли критерии истины и смысла в себе и совершенно не ориентировались на мнение других людей. Для них в этом была некая высшая истина.

— У социального психолога Филипа Зимбардо есть проект по воспитанию героев. Суть его в том, чтобы при воспитании детей им с детства объясняли, что в каждом из них живет герой, который ждет момента, чтобы проявить себя. Имеет ли такой подход право на существование? Можно ли вырастить героя?

— Я не знаю, можно ли вырастить героя с детства, потому что, как я уже говорил, герой — это не тот, кого можно приготовить к определенной жизненной ситуации. Но есть какие-то определенные психологические характеристики, которые, конечно, не гарантируют героизм, но в какой-то степени связаны с возможностью стать героем.

Первое — это то, что в психологии называется «автономия» или «внутренняя каузальная ориентация», то есть готовность искать источники и мотивы своих действий в себе самом, а не в каких-то внешних требованиях. Существуют хорошо известные и измеряемые особенности, которые формируются в детстве.

Если мы будем поддерживать детей и давать им максимум свободы в пределах разумного, естественно, не жертвуя безопасностью, то мы сформируем человека с внутренней опорой и готовностью действовать по собственному усмотрению.

Но если мы будем инициативу ребенка ограничивать — «не лезь, не суйся, не твое дело, потом, сиди смирно», то в этом случае, мы сформируем человека, который будет приучен реагировать на какие-то внешние обстоятельства и действия других людей и не принимать никаких решений самостоятельно. Как мы уже говорили, одним из важных условий героизма является самостоятельность в принятии решений, автономность.

Второе — то, что в современной психологии называется «толерантность к неопределенности». Героические действия — это всегда риск, ты никогда не знаешь, получится или не получится. Результат всегда неоднозначный. То ли да, то ли нет. Способность человека принимать вызов неопределенности и действовать на свой страх и риск — это очень важная характеристика такого типа личности, который близок к героям. Это будет еще не герой, но это уже та предпосылка, без которой человек вряд ли будет способен на подвиг.

Если человек привык к тому, что все подчиняется каким-то правилам, что известно, что было, что будет, что все застраховано, а карьера расписана на 30 лет вперед, то вряд ли он будет способен принять вызов.

Хотя бывает, что люди меняются и радикально меняются, правда, не тогда, когда мы этого от них ожидаем. Люди могут меняться, но рассчитывать на это точно не стоит. Литературный пример — Фродо. Хоббит, который никогда в жизни не мыслил о том, что он выползет из своего размеренного образа жизни, но обстоятельства его поставили перед таким вызовом, что ему пришлось идти.

— Как обстоит ситуация с воспитанием детей в России? Готовы ли они к таким вызовам?

— Плохо. Есть три главных условия, которые способствуют формированию автономной личности: поддержка инициативы, уделение внимания и времени, а также четкая обратная связь по поводу действия ребенка, ему надо объяснять, что такое хорошо и что такое плохо, помогать ему ориентироваться в мире.

У нас у большей части населения воспитание остается патриархальным, основанным на том, что ребенок — не человек, не личность, это низшее существо, и оно должно сидеть и слушать, что ему говорят.

При этом я не призываю к другой крайности, к полной вседозволенности, этот эксперимент в США закончился огромной неудачей, поскольку всеобщее попустительство оказывается нездоровым условием для формирования личности.

— А вообще в современной России есть место геройству?

— В России всегда все было очень хорошо с героизмом. Ведь героизм — это всегда плата за чью-то ошибку, чью-то накладку. У нас всегда как-то была некоторая избыточность героизма, которой можно было бы избежать, если бы люди достойно относились к своим обязанностям. У нас неоднозначная ситуация: хорошо бы героизма было немножко поменьше, потому что это всегда способ каким-то образом устранять ошибки других людей.

— Должен ли в обществе поддерживаться культ героев? Должны ли детей воспитывать на примерах героев — вот как в советское время, когда навязывались их образы.

— Культ героев неплох. В любой стране есть культ героев, исторических персонажей, это важно. Герои воспринимаются как воплощение самых важных ценных качеств человека, как образцы, и это естественно, это нормально, это позитивно. Другое дело, что нельзя героями затыкать все дырки, и нельзя все проблемы решать за счет индивидуального героизма.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе