Китай забастовочный

Забастовка портовых работников в Гонконге. Фото: ЕРА / ИТАР-ТАСС

Анализируя рабочее движение современного Китая, Алексей Волынец приходит к выводу, что забастовки даже выгодны «красным капиталистам» из КПК

Алексей Волынец

29 мая, 2013 08:00

1 мин

Cовременный Китай – это вторая по объему ВВП экономика мира. Здесь добывают больше всего угля, выплавляют больше всего стали, производят больше всего цемента, телевизоров, мобильных телефонов, стиральных и швейных машин, велосипедов, мотоциклов, часов, фотоаппаратов и обуви.

Список можно продолжить – например, КНР является крупнейшим мировым производителем автомобилей – 65 миллионов машин за последние три года. Сейчас в стране примерно столько же предприятий машиностроения и металлообработки, сколько в США, но парк станков и численность занятых – больше.

Невзирая на рассуждения теоретиков о постиндустриальной эпохе и исчезновении пролетариата как класса, экономика Китая и в начале XXI века остается классически-индустриальной. Лидерству в выпуске промышленных товаров соответствует и первое место по численности занятых на производстве, то есть пролетариата.

По официальной статистике, количество фабричных и заводских рабочих в Китае превышает 460 млн человек. То есть каждое утро к станкам встает три России.

Маркс и мечтать не мог о таком количестве пролетариев. Кстати, он не мог мечтать и о таком качестве – китайский рабочий класс поголовно грамотен и вооружен современными технологиями коммуникации; еще в 2010 году в стране было 900 млн абонентов мобильной связи и 457 млн пользователей интернета.

При этом назвать Китай социалистическим сегодня язык не повернется ни у кого, кроме штатных пропагандистов ЦК КПК. Соответственно, трудовых конфликтов и столкновений групповых интересов китайская экономика производит не меньше, чем товаров.

До первого витка мирового экономического кризиса в 2008 году китайские «трудовые споры» мало обсуждались в СМИ; вероятно, услышать голос протеста мешал шум безостановочно работающих на экспорт сборочных линий, а еще более – приятный шелест юаней и долларов. Но как только на юге Китая с его высочайшей в мире концентрацией промышленных производств за первые полгода кризиса на улице оказались 15 млн рабочих, ситуация изменилась. При замедлении ежегодного роста экономики страны с десяти до шести процентов (напомню, Россия рада и четырем) социальный взрыв неизбежен, прогнозировали тогда эксперты. После 2008 года на забастовки в Китае обратили внимание иностранные журналисты и местные чиновники.

Первым было чуть проще: даже в подконтрольном китайском интернете можно найти немало фактуры. Чиновникам пришлось сложнее: только в 2010 году отдел пропаганды ЦК КПК дважды издавал закрытые указания о полном запрете публикаций на тему забастовок и рабочих протестов. Но совершенно игнорировать события не могли даже лояльные китайские СМИ. Самого термина «забастовка» – по-китайски «багун» – здесь стараются избегать; чаще используется по-чиновничьи гладкое иносказание «урегулирование крупных внезапных инцидентов».

Два года назад один из работающих в Китае российских журналистов нехитрым поиском в Google проверил частотность этого уже устойчивого словосочетания. Статистика оказалась поразительной: если в 2006 году «урегулирование крупных внезапных инцидентов» упоминалось в китайских СМИ 453 раза, то уже в 2008-м – почти 33 тысячи раз, в 2009 году – свыше 110 тысяч, а в 2010-м частота использования этого оборота достигла почти полумиллиона.

Пишущие о Китае журналисты вынуждены прибегать к подобным методам работы просто потому, что официальная и полная статистика «крупных внезапных инцидентов» в стране если и существует, то только в закрытой аналитике двух министерств безопасности – общественной и государственной – да соответствующих отделов ЦК КПК.

Китайское законодательство не дает права на забастовку. Когда-то, на гребне «великой пролетарской культурной революции», оно было торжественно закреплено конституцией 1975 года, но действующая конституция КНР, принятая Дэн Сяопином в 1982 году, таких вольностей уже не содержит. Исчезновение самого понятия забастовки из юридической реальности Китая совпало с появлением здесь первых «специальных экономических зон», откуда и началось триумфальное шествие капитализма made in China. И это совпадение явно не было случайным.

По понятным причинам самыми заметными для журналистов становятся забастовки на предприятиях, которыми владеют иностранные корпорации. Так, три года назад большой резонанс вызвала стачка рабочих автомобильных заводов Honda на юге Китая.

Началось все в мае 2010 года с двухнедельной забастовки на предприятии, производящем коробки передач, в небольшом по китайским меркам городке Наньхай (в этом райцентре одних только промышленных производителей и потребителей алюминия насчитывается свыше полутора сотен – типичный пример типичного промышленного городка в Китае).

Забастовщики Наньхая требовали увеличения зарплаты и перевыборов руководителей профсоюза. Профсоюзы в Китае чем-то напоминают официозную шмаковскую ФНПР. Всекитайская федерация профсоюзов насчитывает свыше 170 млн членов и активно используется властями как для влияния на рабочие коллективы, так и для давления на собственников предприятий, прежде всего – иностранных инвесторов. Все инвестиционные соглашения о создании совместных или иностранных предприятий в КНР обязательно содержат пункт о регистрации на производстве профсоюзной ячейки. Так профсоюз становится еще одним инструментом, при помощи которого Компартия Китая управляет движением капитала.

Разумеется, такой орган не всегда действует в интересах наемных работников. Требования переизбрания профсоюзного руководства не раз звучали в ходе китайских забастовок, но случай на заводе Honda впервые широко обсуждался в соцсетях и привлек к этой проблеме внимание СМИ.

Две недели тысячи рабочих отказывались возвращаться к станкам, выходили на улицы города, дрались с полицией и даже представителями официального профсоюза, который отказался поддержать забастовку. В итоге к протестам присоединились работники еще нескольких заводов корпорации Honda на юге страны.

Стычка бастущих работников концерна Honda с представителями Всекитайской федерации профсоюзов (в желтых кепках) в городе Фошань. Фото с сайта chinaworker.info

В конце мая ЦК КПК запретил центральным СМИ Китая как-либо упоминать о забастовке. Но уже в июне, когда стало понятно, что затянувшийся протест не является случайным выплеском эмоций, власти намекнули руководству японской компании на необходимость уступок. Одновременно по всему Китаю было официально объявлено о незначительном, но повсеместном повышении минимальной зарплаты.

Волнения на заводах Honda завершились 4 июля, когда выборные представители забастовочного комитета и гендиректор китайского отделения Honda Motors подписали соглашение о частичном удовлетворении требований рабочих.

Тем не менее не все выступления китайских рабочих заканчиваются мирно. Китайский бунт по беспощадности явно превосходит современный русский аналог. Если наиболее радикальные протесты в России пока сводятся к попыткам перекрытия автодорог, то китайские рабочие в июле 2009 года просто убили одного из топ-менеджеров.

Произошло это в граничащей с Россией провинции Гирин (Цзилинь) на одном из крупнейших государственных металлургических предприятий. Группа заводов готовилась к приватизации и в течение года находилась под управлением компании Jianlong Steel.

Это один из крупнейших в Китае частных производителей металла, по объёму продукции вполне сравнимый, например, с Магнитогорским или Новолипецким металлургическими комбинатами. Год работы китайских приватизаторов завершился стачкой, в которой приняли участие 30 тысяч рабочих Гирина, протестовавших против массовых увольнений и сокращения зарплаты.

Масла в огонь подлила и утечка информации о премиях нового менеджмента – они ровно в 1000 раз превышали пенсии, полагавшиеся увольняемым работникам. Огонь – это в буквальном смысле слова: подравшись с полицией, рабочие сожгли несколько полицейских машин. Когда же официальный представитель Jianlong Steel Чэн Гоцзюнь в ходе переговоров неосторожно пригрозил забастовщикам увольнением, металлурги избили его и надолго блокировали здание заводской администрации. Не дождавшийся медицинской помощи, топ-менеджер с зарплатой в полмиллиона долларов умер на заводе, который так и не успел приватизировать. После столкновения с полицией более сотни рабочих оказались в больницах, а затем – за решёткой. Власти отложили приватизацию – бунтовавшие заводы и по сей день остаются в госсобственности.

И это не единственный, хотя и самый впечатляющий пример рабочих выступлений подобного рода в Китае. В сентябре 2010 года 5 000 полицейских брали штурмом завод Foxconn в Тайюане. 75 000 рабочих этого предприятия производят комплектующие для таких компаний, как Apple, Dell, Microsoft и Hewlett-Packard. В частности, на Foxconn делают начинку для айфонов; штаб-квартира компании находится на Тайване а на её производствах в Китае работает свыше миллиона человек.

Рабочие на заводе Foxconn. Фото: apple.com

Выступления в Тайюане начались после того, как охрана избила нескольких иногородних рабочих в заводском общежитии. Внутренние «гастарбайтеры» из бедных провинций вообще играют заметную роль в китайской экономике, являясь при этой наименее защищённой частью пролетариата. На конец 2012 года таких мигрантов в КНР насчитывалось 262 млн. Иногда их именуют «новым рабочим классом». В отличие от «старых» пролетариев, работающих в своих провинциях, «новым» не достаётся благ социальной инфраструктуры, и они вынуждены обходиться без жилья и медобслуживания.

Только за 2010 год в общежитиях для иногородних рабочих завода Foxconn в Тайюане погибло 14 человек – в переводе с обтекаемого языка китайской бюрократии это означает, что их убили охранники. Не удивительно, что в сентябре 2010 года обозлённые гастарбайтеры Foxconn покалечили нескольких заводских секьюрити, а после того, как бунт был подавлен едва ли не дивизией полиции, число раненых и арестованных достигло нескольких сотен. Руководство компании на несколько дней закрыло завод, а полиция пообещала провести расследование и разобраться с поведением охранников, спровоцировавших беспорядки.

Впрочем, тот же 2010 год в Китае даёт пример и идеально тихих ненасильственных выступлений. Именно так бастовала тысяча работников одного из расположенных в Гуандуне заводов японской корпорации Denso. Завод изготовляет сложные станки, предназначенные для производства автомобильных деталей. Китайские станкостроители в течение нескольких дней исправно посещали рабочие места, аккуратно регистрируясь во внедренной японцами системе электронного учёта рабочего времени, и без всяких лозунгов и требований положенное количество часов топтались у станков. Через несколько дней молчаливой забастовки администрация согласилась повысить их зарплаты на 20%.

Известные примеры забастовок в Китае показывают: чиновники пытаются лавировать между сторонами конфликта, стремясь не допустить разрастания протеста и принуждая собственников идти на уступки рабочим. Отчасти их выступления даже выгодны власти – социальные расходы ложатся на частные компании, а КПК предстаёт в роли мудрого справедливого арбитра; в условиях постоянно растущей экономики этот хрупкий баланс удаётся поддерживать не первый год.

Более того, в марте 2013 года на сессии Всекитайского собрания народных представителей, утверждавшей новое руководство страны во главе с Си Цзиньпином, впервые за 30 лет публично прозвучало предложение о легализации забастовок.

Депутат из Фудани Гэ Цзянсюн предложил вернуть в конституцию право на забастовку, назвав её «эффективным средством борьбы за законные интересы». По мнению парламентария, современному Китаю уже не стоит бояться, что забастовки отпугнут иностранных инвесторов. Заявление в своем роде откровенное до цинизма – правящая элита страны освоилась в стихии мирового рынка и чувствует себя более чем уверенно.

Тем временем, в 2013-м стало очевидно: забастовочная активность в Китае подчиняется уже сложившемуся графику – количество выступлений растёт в декабре-январе, когда наёмные работники получают премии по итогам прошедшего года и узнают размер зарплат на год будущий. К февралю забастовки стихают – наступает китайский Новый год с его массовыми гуляниями, а к весне протест вспыхивает с новой силой.

В этом марте сообщения о трудовых конфликтах в китайских СМИ цензурировались с особой тщательностью – исполнительные чиновники готовились к сессии Всекитайского собрания народных представителей. Однако и в этих условиях начало 2013 года ознаменовалось серией громких выступлений.

В январе пять тысяч работников ванадиевых заводов в Ченду перекрывали автотрассу, требуя повышения заработной платы. В феврале добились повышения зарплаты на 10% бастовавшие сотрудники фабрики в Гуанджоу, производящие обувь для американской компании Nike, печально знаменитой чудовищными условиями труда на своих фабриках в Юго-Восточной Азии.

По неточным подсчетам, количество крупных забастовок в Китае в феврале 2013-го из-за Лунного нового года снизилось до трёх десятков. Но уже в марте их счёт перевалил за полсотни. Бастовали докеры в порту Гонконга, работники японской корпорации Ohms в Шэньчжэне требовали перевыборов профсоюза, повышения зарплат добивались рабочие уже упоминавшихся заводов Honda в Наньхае.

На этом фоне официальная статистика выдаёт данные об устойчивом росте реальной заработной платы, сопутствующем росту китайской экономики в целом. Китайский бюрократ и китайский бизнесмен вряд ли щепетильнее своих российских коллег. Но пока главным ресурсом Китая остается овеществлённый труд его рабочих, игнорировать их интересы полностью невозможно. Поэтому практичный китайский госкапитализм вынужденно открыт для обратной связи – его будущее зависит не от потоков нефти, а от людских потоков у заводской проходной. Котёл социального недовольства в Китае кипит, но ещё движет вперёд тот паровоз, на котором красные капиталисты КПК въехали в своё светлое будущее – «социализм с китайской спецификой».