«Ученым впервые пришлось клянчить на обед»

Установка «Токамак-6» в отделе плазменных исследований Института атомной энергии им. И. В. Курчатова в Москве, 1973 год. Фото: Олег Кузьмин / ТАСС

Британо-американский социолог Стивен Фуллер рассказал, почему во всем мире фундаментальные науки находятся в кризисе

Александр Телишев

11 ноября, 2014 16:45

18 мин

Историк и социолог Стивен Фуллер выступил в стенах Высшей школы экономики с лекцией о том, почему общество, политики и сами ученые за последние 25 лет поменяли свое отношение к науке и к тем задачам, что она решает. По мнению Фуллера, постепенный отказ государства в США и России от патронажа науки после завершения холодной войны и ее постепенная коммерциализация привели к тому, что ученым впервые пришлось задуматься о своем месте в обществе и о «переводе» результатов исследований на понятный всем язык.

Помимо социологических исследований, за годы своей карьеры Фуллер написал целую серию противоречивых и во многом не принятых научным сообществом книг о взаимоотношениях науки и религии, в которых он отстаивает креационистские взгляды. Кроме того, он участвовал в скандальном судебном процессе 2005 года, в рамках которого креационисты пытались заставить власти американского городка Довер включить преподавание теории разумного замысла в школьную программу.

Тем не менее Фуллер считается наряду с Томасом Куном, Полом Фейерабендом и несколькими другими философами и социологами одним из ключевых исследователей в области социологии и философии науки. Эти дисциплины, хорошо знакомые всем аспирантам российских ВУЗов, пытаются ответить на вопрос, что собой представляет наука, как она работает и какие задачи она решает в контексте развития общества.

«Впервые о данной проблеме задумались и начали серьезно говорить не социологи или философы, а сами ученые и инженеры, — начал свой рассказ лектор. — В самом начале холодной войны они остро критиковали то, как используются плоды научного прогресса в военных целях политиками и военными, а также начали задумываться, какие угрозы новые открытия и изобретения могут нести за собой для окружающей среды или общества. Начали возникать клубы ученых, в том числе сообщества физиков в Корнеллском университете, в MIT или, к примеру, Федерация американских ученых, которые пытались донести до коллег, что их исследования могут иметь прямые политические или экологические последствия».

По его словам, в середине 70-х годов прошлого века этой проблемой заинтересовались и философы, которые ранее больше интересовались не конкретными проблемами, которые существуют внутри науки или порождаются ей, а достаточно общими и абстрактными аспектами всей научной деятельности в целом.

«В далеком 1972 году была опубликована книга "Научное знание и связанные с ним социальные проблемы", автор которой Джером Равиц впервые попытался объединить философскую и социальную половинки науки, — продолжает профессор университета Уорвика. — Эта книга почти не известна никому сегодня, и была быстро забыта практически сразу после публикации, однако на нее стоит обратить внимание. Равиц сумел увидеть и рассмотреть многие современные проблемы науки, в том числе отношения между наукой и окружающей средой, наукой и правами на интеллектуальную собственность, наукой и военными, наукой и проблемами в карьере молодых ученых, о которых мы начали задумываться только через двадцать лет».

Мысли Равица и многих других социологов были проигнорированы по той причине, что наука, как и многие изучавшие ее философы и социологи, была направлена преимущественно внутрь себя и мало сообщалась, образно выражаясь, с внешним миром. У этого феномена, как объясняет Фуллер, были вполне объективные и логичные причины.

«К примеру, если взять работы Томаса Куна, которые я постоянно критиковал в ранние годы своей карьеры, то в них речь идет о науке, чьи цели и задачи могут определять исключительно сами ученые. Они же определяют успешность решения этих проблем и их значимость для научного прогресса. Такой подход не учитывает то, что наука существует не сама по себе, а внутри общества, которое позволяет науке существовать и получать признание», — объясняет социолог, раскрывая суть проблемы.

Почему существовала эта проблема? Ответ на этот вопрос очень прост — начиная с конца 40-х годов прошлого века две крупнейшие сверхдержавы мира, а вместе с ними и все другие страны, жили в условиях холодной войны.

Стивен Фуллер

Стивен Фуллер. Источник: warwick.ac.uk

«В конце 80-х годов практически никто из нас не понимал, как наука и технологии изменят свой облик после завершения холодной войны. До этого все мы всерьез считали, что у науки есть своя собственная повестка, что делало ту картину мира, которую нам рисует Кун в своих работах, столь убедительной и похожей на реальность. Это было возможно потому, что наука на самом деле не была самостоятельной и находилась под защитой государства. Политики и военные воспринимали науку как составную часть системы национальной безопасности, своеобразное долгосрочное вложение в ее обеспечение», — повествует Фуллер.

Подобные соображения выдвигали на передний план фундаментальные науки, такие как физика или математика. Их стремительный прогресс и серьезные успехи, достигнутые во время холодной войны под неочевидной для многих защитой государства, ввели социологов в заблуждение, и они стали всерьез полагать, что наука существует сама по себе, смотрит внутрь самой себя, образно выражаясь, и может развиваться самостоятельно, в отрыве от общества.

В принципе, причин считать иначе почти не было — к примеру, Национальный научный фонд США (NSF) в то время финансировал ученых, опираясь на мнение специалистов в различных областях науки. Грубо говоря, физики решали, кто получает гранты в области физики, химики присуждали химические гранты, и так далее. По этой причине, как отмечает Фуллер, среди философов в то время было модно считать, что наука является единым образованием, неким организмом, каждая часть которого живет по общим для всех правилам, использует одни и те же методы и преследует одни и те же цели.

«Все это — единство науки и прочие элементы той конструкции, исчезло с завершением холодной войны. Правительства резко сократили бюджеты военных ведомств, на чью долю, к примеру, в США, приходилось до двух третей финансирования всех научных исследований. И ученым, впервые за все время существования науки на Земле, пришлось задуматься о том, как "продать" продукт своих исследований, им впервые пришлось клянчить деньги себе на обед», — продолжает социолог.

По его словам, в начале 90-х годов физики, химики и другие представители фундаментальных наук впервые задумались, чем они занимаются и почему общество должно платить за это. Наблюдавшие за этим процессом социологи сформулировали новую концепцию, описывающую природу науки и вектор ее развития, которая сегодня известна как акторно-сетевая теория. Она впервые была изложена бельгийским социологом Бруно Латуром в 1987 году. В ее рамках наука представляется не в виде единого целого, а в качестве сети из взаимодействующих друг с другом элементов, в число которых входят не только люди, но и организации, неживые объекты и даже природа.

«В мире, где легитимность науки не является неким безусловным фактом, ученым приходится искать союзников, строить системы связей и контактировать с людьми из других сфер общественной жизни, разговаривая с ними на понятном им языке. И эти идеи проникли в первую очередь не в саму научную среду, а в ту часть общественной и политической жизни, которая напрямую контактировала с учеными», — подчеркнул лектор.

В результате, понимание того, в чем заключается ценность научных исследований и открытий, радикально изменилось. Главным стал вопрос, что будет делать это открытие или изобретение после того, как оно выйдет из стен лаборатории, для чего оно предназначено, кто его использует и какой вклад в общественное благосостояние оно принесет. Все это открыло путь коммерциализации науки и смещению фокуса с фундаментальных на прикладные исследования.

Ярким примером этого перехода, по словам лектора, была громкая история начала 90-х годов, связанная с постройкой сверхпроводящего коллайдера в Техасе и войной между физиками и представителями старой научно-социологической школы с одной стороны, и социологами и политиками — с другой.

Ученые ЦЕРНа во время эксперимента по столкновению пучков протонов в Большом адронном коллайдере, 2010 год. Фото: Salvatore di Nolfi / EPA / ТАСС

Она началась с того, что в 1993 году известный американский физик, нобелевский лауреат Стивен Вайнберг направил несколько писем в конгресс США, пытаясь отстоять многомиллиардный проект гигантского коллайдера SSC, которому угрожало закрытие. Этот коллайдер в пять раз превосходил по своим размерам Большой адронный коллайдер ЦЕРН. «Он пытался убедить парламентариев не делать этого, апеллируя к высоким материям — он обещал раскрыть тайны Вселенной, над которыми бились еще древние греки, объяснить природу материи и физических сил — все это за десять миллиардов долларов. Кто же мог сказать нет таким обещаниям? Конечно же, конгресс США».

По словам Фуллера, в ответ на эти призывы конгресс провел масштабную проверку всех существующих больших проектов в американском физическом сообществе, а также опросил физиков на предмет их научных интересов, пытаясь оценить их значимость для развития науки и благосостояния общества в целом. В итоге, коллайдер оказался на третьем месте по значимости, что, казалось бы, говорило в пользу целесообразности его постройки. Однако лишь небольшая группа физиков могла воспользоваться плодами его работы, что и стало решающим фактором при принятии парламентариями окончательного решения свернуть проект коллайдера SSC.

«Что интересно, эксперты, анализировавшие ситуацию в физическом сообществе в то время, считали всех физиков равными. Нобелевские лауреаты не считались за сто "обычных" физиков, все были равными. Когда Вайнберг и его единомышленники узнали, что за всеми этими оценками стояли социологи, они объявили им войну», — повествует Фуллер.

Первым ударом в этой войне стала публикация книги двух ученых, биолога Пола Гросса и математика Нормана Левитта, обвинивших новое поколение социологов в антиинтеллектуализме, непонимании тех научных методов, о которых они пишут, и в передергивании фактов. Социологи и философы ответили на эти претензии десятками статей. Они утверждали, что ученые не осознают новые политические и общественные реалии, где наука больше не является «безусловной частью государства».

«По каким-то непонятным для нас причинам они воспринимали нас как врагов науки. На самом деле ничего подобного не было — мы противостояли иерархии, элитизму, но не самой науке как способу получения знаний. Люди, которые проводили исследования, не критиковали науку, а просто исполняли свою работу, анализируя эффективность научной политики, ради чего их, собственно, и наняло государство», — подчеркивает лектор.

По его словам, многие ученые, и в особенности, светила в отдельных областях фундаментальных наук, пока еще не понимают или крайне плохо осознают, что природа науки и отношение к ней в обществе радикально изменились. Фуллер советует им «проснуться» и начать воспринимать реальность такой, какая она есть — а именно то, что в современной науке господствуют рыночные отношения.

Другое важное изменение — размытие и исчезновение границ между отдельными научными дисциплинами. Это заметно изменило отношение многих социологов и функционеров в научных фондах и организациях к науке и тому, как она развивается.

«В 2002 году Национальный научный фонд опубликовал программный документ, в рамках которого была изложена долгосрочная программа развития науки, направленная, в первую очередь, на слияние и объединение нанотехнологии, нейрофизиологии, биотехнологии, биоинформатики и прочих новых междисциплинарных наук. Зачем? Для того, чтобы "улучшить существование человека", что является политкорректным синонимом для трансгуманизма», — объясняет социолог.

В одном из лабораторных помещений Зеленоградского нанотехнологического центра, 2013 год. Фото: Денис Вышинский / ИТАР-ТАСС

Как отмечает Фуллер, подобная амбициозная программа многих напугала, NSF был вынужден обратиться за помощью к социологам для поиска причин этого страха и выработки стратегий, которые могли бы помочь побороть его. Так родилась новая концепция развития науки, которую социологи называют упреждающим управлением. Ее сторонники обращают внимание не только на общественную пользу научных исследований и их ценность для самой науки, но и на то, какие риски и страхи они могут вызвать у людей.

«Посмотрите на голливудские фильмы — если в них идет речь о биотехнологиях, нанотехнологиях, компьютерах или других вещах, можно сразу ожидать, что произойдет что-то крайне плохое. Как бороться с этим? Нужно понимать, чего люди хотят от всех этих новых научных направлений и чего они боятся, для этого необходимы фокус-группы, коллективные энциклопедии и футурологическое моделирование. Только такие знания могут помочь ученым и политикам бороться с противниками научного прогресса. Первый же неприятный инцидент, который произойдет во время исследований в рамках той или иной научной дисциплины, может просто убить ее. Поэтому такие вещи нужно предсказывать и упреждать, подправляя ожидания людей», — продолжает Фуллер.

Так, практически все люди крайне настороженно относятся к радикально новым и странным для них вещам. Учитывая эту особенность человеческой психики, ученые могут представлять свои открытия не в качестве чего-то совершенно нового, а в качестве логического продолжения того, что было открыто или достигнуто в предыдущие годы. Такие приемы, отмечает социолог, могут помочь сбить то неприятие, которое часто возникает в обществе по отношению к новым веяниям в науке, и ускорить прогресс в фундаментальных науках.

Как отметил Фуллер в беседе с корреспондентом РП, есть и иные проблемы, связанные с переходом науки к «рыночному» режиму работы. К примеру, за последние годы достаточно сильно выросло число фальсификаций в научной среде. Сам социолог это связывает с тем, что ученых сильно давит конкуренция и стремление получить желаемые результаты в кратчайшее время, а также с тем, как устроено научное сообщество в целом. По его мнению, эта проблема никуда не исчезнет в будущем, так как в обществе царят завышенные ожидания по отношению к тому, что может сделать наука — к примеру, то, что люди считают возможным получить при помощи стволовых клеток.

Еще одной большой проблемой, связанной с коммерциализацией науки в последние годы, является растущая неадекватность понятия «интеллектуальной собственности». По мнению британского социолога, оно устарело и не соответствует реалиям современного мира потому, что сегодня такую собственность практически невозможно защищать.

«Собственность является собственностью только в том случае, если вы ее можете защитить. Интеллектуальная собственность является детищем XX века, когда информация не распространялась так свободно, как сейчас. Мы живем в цифровой среде, в которой почти нет непроницаемых барьеров. Я считаю, что в будущем она уступит место концепции "совместного надзора", которую можно кратко описать как "я могу шпионить за тобой, а ты — за мной"», — заключает Фуллер.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе