Новости – В мире












В мире
Синьхайская революция: новый политический язык, национальный вопрос, бинтование ног

Первый день Синьхайской революции. Фото: Hulton Archive / Getty Images / Fotobank.ru
Как Китай изменил судьбу, но не восстановил справедливость
16 июня, 2014 08:10
16 мин
Институт Конфуция РГГУ при поддержке «Русской планеты» проводит в книжном магазине «Фаланстер» курс по политической истории Китая. Вторую лекцию «Китай на современном этапе: что изменилось с приходом Си Цзиньпина» — прочитала руководитель Отдела международной торговли НИИ международной экономики при пекинском Университете международного бизнеса и экономики, профессор Хань Ли Хуа. С третьей лекцией выступил профессор Столичного педагогического университета Пекина Ли Чжэнжун. Переводил и комментировал лекцию директор Института Конфуция РГГУ Тарас Ивченко.
Сегодня мы поговорим о Синьхайской революции, которая произошла в Китае в 1911–1913 годах. Как и на прошлых двух лекциях, мы не будем полностью воспроизводить последовательность событий, причин и следствий революции. Для нас в первую очередь важно понять идеологическую сторону этого явления, а во вторую — чтобы человек, который находится внутри китайской культуры, рассказал о своем личном восприятии этой революции.
Слово «революция» в китайском языке означает буквально «изменение судьбы». Оно использовалось в совсем другом смысле, а «революционный» смысл приобрело во многом через японскую культуру. И это слово, и это явление были в то время совершенно новыми для Китая. То, что происходило прежде: всякие восстания и так далее — называлось по-другому. В Китае несколько крестьянских восстаний увенчались успехом и привели к смене династий — «восстание» в китайском означает буквально «восстановление справедливости», то есть речь идет не о том, чтобы свергнуть эксплуататоров, а о том, что управляющий Поднебесной перенебрегает своими обязанностями и поэтому управление приходится брать на себя кому-то другому.
Поэтому Синьхайская революция стала первым «изменением судьбы», а не восстановлением справедливости. Нужно различать два уровня этого явления. Первый уровень — какие дискуссии шли по поводу революции в среде интеллигенции, второй — как данные события воспринимал простой народ, крестьяне и местные правители. Для интеллигенции это было обсуждение совершенно нового феномена, не имевшего аналогов в истории китайской мысли. Интеллигенция впервые стала говорить на языке, который был неизвестен простым людям. Например, обсуждалось новое понятие «свобода», совершенно непонятное представителям низов. Свобода от кого и по какой причине? До сих пор китайцы настороженно относятся к появлению в их окружении иностранцев. Иностранец может заявить, что он свободен — свободен выносить мусор когда он хочет, а не когда приезжает машина, выключать музыку когда он хочет, а не когда это принято, красить ворота в понравившийся ему цвет, а не в тот, в который красить принято. Из-за таких вещей ритм жизни нарушается, поэтому как такового понятия свободы в китайской культуре не существовало. То есть непонятно, свобода от кого и от чего, а также свобода для чего — я хочу быть свободным, чтобы сделать что? Я действительно пытаюсь добиться чего-то при помощи свободы или мне так только кажется?

Шествие в поддержку китайской революции в Сан-Франциско, 1912 год. Фото: Hulton Archive / Getty Images / Fotobank.ru
Шествие в поддержку китайской революции в Сан-Франциско, 1912 год. Фото: Hulton Archive / Getty Images / Fotobank.ru
Другое новое понятие — демократия, буквально означающее «народ главный». Есть определенная иерархия, каждый не может быть главным. Такое представление формировалось в китайском сознании веками. Это понятие тоже было совершенно непонятным. Или, например, что такое «гражданин»? Есть люди, которые занимаются своим делом — крестьяне, ремесленники, торговцы и люди, находящиеся в услужении, это известная классификация категорий населения, и из них самыми пораженными в правах считались торговцы. Им не разрешалось носить хорошее платье, показывать, что они зарабатывают деньги, они облагались самыми большими налогами и так далее. А кто такой гражданин? Он не относится ни к одной из этих категорий. Даже понятие «правительство» не укладывалось в традиционную схему сознания. Есть набор людей, помогающих императору осуществлять тот курс, который его обязывает осуществлять небо. А что такое правительство, задача которого заключается в том, чтобы вступать в полемику с императором и обязывать его идти в другую сторону? Одна из основных идей китайской политической мысли — не плоскостное устройство общество, а вертикальное. Вертикаль господствует всегда и в том числе определяет поведение того, кто находится внизу, потому что ты должен подражать некоему идеалу. Нельзя придумывать сразу что-то самостоятельно, сперва нужно научиться имитировать, но имитировать с умом — поэтому ты должен подражать тому, кто находится выше. Проблемы начинаются, когда начинаешь смотреть на тех, кто находится рядом, и сравнивать себя с ними. Не нужно смотреть, кто что делает рядом, нужно смотреть, что делают выше. А тут вдруг тебе говорят, что этой вертикали не существует, — конечно, такое представление совершенно не вписывалось в мировоззрение простых людей.
Поэтому сложилась очень интересная ситуация. Указанные проблемы обсуждались в газетах и журналах того времени, но эти дискуссии не имели абсолютно никакого отношения к тому, что происходило внизу (китайская пресса тогда зачастую издавалась в Японии — после провала реформ Гуансюя туда сбежала большая часть интеллигенции). Основной, всем понятный мотив Синьхайской революции заключался в свержении маньчжурской династии Цин. В современной историографии много внимания уделено установлению новых демократических институтов, и Сунь Ятсен действительно является «отцом государства», однако главным в революции было именно выступление против ненавистных манчжуров. Именно национальный вопрос, а не проблемы свободы и равенства, всколыхнул весь Китай, поэтому Синьхайскую революцию следует воспринимать в первую очередь как антиманчжурскую.
Синьхайская революция подтолкнула процесс модернизации Китая, точнее, процесс перехода на новые схемы мышления, которые большей частью были восприняты из западной культуры и адаптированы. За этим событием последовало массовое антиимпериалистическое «Движение 4 мая», направленное против версальской системы, согласно которой не возвращались некоторые китайские территории, захваченные Японией. Движение способствовавшее дальнейшему изменению политического языка. Его идеологом выступил мыслитель Ху Ши (впрочем, с точки зрения традиционно образованной интеллигенции он был недоучкой). Он предложил сблизить письменный и устный языки, чтобы тем самым уменьшить пропасть, разделявшую интеллигенцию, и простой народ, чтобы дискуссии в печати были понятны простым людям. Поэтому многие основополагающие для китайской культуры понятия, которые сегодня усваиваются в младших и средних классах школы (в том числе, например, понятие литературы — прежде означало «письменную ученость», которая к литературе в современном смысле отношения не имела), — появились в начале прошлого века.
(Далее профессор Ли Чжэнжун рассказал о том, как его личная история связана с Синьхайской революцией).
Недавно в Москве я встретил одну женщину, и она спросила у меня, не из Японии ли я. Я ответил, что нет, из Китая, и тогда она сказала, что наши страны связывает давняя дружба. Поскольку ей было около семидесяти лет, то, видимо, у нее остались впечатления еще с пятидесятых годов прошлого века. Многие полагают, что модель политических изменений в Китае в начале ХХ века была позаимствована из советского опыта, однако то, что происходило в Китае, не имеет к Советскому Союзу никакого отношения. Но неважно, как все происходит на самом деле, важно, как мы это себе представляем. Считается, что китайское революционное движение было скопировано с российского, считается, что марксистско-ленинская философия была позаимствована из СССР.

Деформированные ноги китаянки, 1900 год. Фото: Hulton Archive / Getty Images / Fotobank.ru
Деформированные ноги китаянки, 1900 год. Фото: Hulton Archive / Getty Images / Fotobank.ru
Марксизм воспринимался через призму работы Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», труды самого Маркса изучались значительно меньше. Политическая экономия, все ее термины, были позаимствованы оттуда же, многие понятия просто калькировались. Литература в современном ее варианте испытала колоссальное влияние русской литературы, так же как и современная японская литература (некоторые японские литературоведы считают, что японская литература началась с переводов Тургенева, в частности, с его стихотворений в прозе). У Советского Союза была позаимствована плановая экономика, способы управления промышленностью и сельским хозяйством, модель образования. Действительно, влияние России на Китай в прошлом столетии было очень большим, но если спросить у китайца, как он оценивает это влияние, то вы едва ли встретите ту же реакцию и то же представление о российско-китайской дружбе, с которым я столкнулся, пообщавшись с упомянутой выше женщиной. Сегодня китайцы склонны отрицательно оценивать заимствования из советской и российской культуры. Я сам люблю вашу культуру и в ответ на такую реакцию обычно вступаю в спор, поскольку оцениваю эти заимствования скорее как положительные, однако существуют разные точки зрения. Если вступить в дискуссию с человеком, склонным оценивать тот или иной заимствованный феномен отрицательно, вскоре выяснится, что он пришел к своему мнению не за счет анализа фактов, но основывается на мнении других людей. Если общая тенденция оценки этого феномена является негативной, то человек сознательно или подсознательно склоняется в эту сторону, и наоборот.
Только что в «Фаланстере» я видел книгу, посвященную суду над народовольцами, чье покушение на Александра II увенчалось успехом. Когда в Санкт-Петербургском университете была дискуссия по этому поводу, почти все оценивали действия революционеров отрицательно. Но если вы посмотрите, как это событие оценивали китайские газеты, особенно в период до Синьхайской революции, то вы обнаружите там почти исключительно положительные оценки. Понятно, что в России после 1917 года оценка этих событий поменялась, и, думаю, даже если у вас сейчас спросить, что вы думаете по этому поводу, оценки едва ли будут одинаковыми. Поэтому важно то, что событие как таковое не является объективной реальностью, оно складывается из определенных фактов, которые всегда оцениваются субъективно. Ни Синьхайскую, ни Октябрьскую революцию нельзя просто взять и охарактеризовать, нужно сперва попытаться понять мотивацию людей, которые в этом событии участвовали.
По возрасту я никак не мог быть свидетелем Синьхайской революции, чтобы рассказать о ней из первых рук, однако моя бабушка и люди ее поколения, с которыми я имел возможность общаться, были реальными свидетелями тех событий. Известно, что в Китае с давних пор ценились маленькие ступни у женщин, из-за чего их с детства бинтовали. Моей бабушке ноги не бинтовали, но размер у нее все равно был очень маленький, тридцать четвертый — с традиционной точки зрения они были довольно крупными. Во времена цинской династии женщины в Китае часто носили обувь тридцатого размера — чем меньше была стопа, тем больше она соответствовала идеалу красоты. Поэтому получилось так: у женщин, родившихся до Синьхайской революции, ноги обычно были маленькими, у родившихся или выросших после — большими. Когда я приехал в Пекин и попытался найти там для бабушки обувь, продавец спросил у меня, сколько ей лет — поскольку она родилась до революции, у меня даже не спросили размер, просто предложили приобрести детскую обувь. Продавец был очень удивлен, когда я сказал, что нужен размер чуть больше и даже протестовал, утверждая, что для семидесятилетней женщины нужна именно такая обувь. Для простых людей в Китае одним из главных символов произошедшей революции стало то, что женщинам перестали бинтовать ноги. Появился даже специальный термин для этого события, который в переводе с китайского означает буквально «отпустить ногу».

Площадь Восстания в Ухани, 1981 год. Фото: Yu Chengjian / Hsinhua News Agency / AP
Площадь Восстания в Ухани, 1981 год. Фото: Yu Chengjian / Hsinhua News Agency / AP
Небинтованные ноги помогали отличить ханьцев от манчжуров — последние ног не бинтовали, это было знаком их привилегированности, однако после революции такое различие стало, наоборот, крайне нежелательным, и манчжуры срочно бросились бинтовать девочкам ноги, чтобы скрыть их манчжурское происхождение и избежать опасности. Поэтому, когда в качестве одного из важнейших завоеваний Синьхайской революции называется отказ от бинтования ног, следует учитывать, что он коснулся только части женщин, другой же части их, наоборот, начали бинтовать, о чем в исторических трудах обычно умалчивается, и именно поэтому рассказ о событиях тех лет будет неполным без свидетельств очевидцев. Вообще за манчжурами шла настоящая охота, были известны признаки, по которым их определяли (помимо размера ног женщин еще, например, по акценту), но нельзя сказать, что их пытались истребить — были места локального кровопролития.
В последнее время в исторической литературе появилась следующая точка зрения: Уханьское восстание 1911 года, когда ханьцы пошли на манчжуров, с которого и началась революция, было вызвано во многом случайными факторами. Это был случайный конфликт, который разросся и привел к революции — настоящих предпосылок для нее фактически не было. Насколько можно доверять доступным на сегодняшний день описаниям тех событий — это большой вопрос, потому что многое в то время не фиксировалось и сохранялось только на уровне слухов. Я считаю, что преследование манчжуров носило локальный характер, а победа Синьхайской революции была достаточно легкой: во многом благодаря усилиям императрицы Цы Си у всех возникло ощущение, что императорскому правлению настал конец. Куда бы ни приходили революционные войска — в этом месте сразу возникало восстание, движение против местной власти, и поэтому, несмотря на отдельные очаги сопротивления, революция была достаточно бескровной (кровопролитие и гражданские столкновения начались позже). Чиновники зачастую сразу переходили на сторону революционеров — просто меняли манчжурскую шапку на ханьскую. Известное произведение, в котором описывается, как воспринимали события той революции китайцы, — «Подлинная история А-кью» Лу Синя: достаточно было просто сменить одежду, и можно объявлять себя членом революционного правительства. Поражение 1895 года в войне с Японией многим продемонстрировало, что китайская армия, считавшаяся непобедимой, таковой не является — она потерпела поражение от маленького островного государства, и в результате стало понятно, что со страной происходит что-то не то. Возникло желание и осознание необходимости перемен. До того как было подавлено реформаторское движение, в Китае господствовала идея мирного преобразования общества — оно называлось «улучшением», а не «революцией». Хотя распространено мнение, что в то время в Китае не могло сложиться многопартийности, в эпоху поддержки реформ сложилось немало группировок — некоторые считали, что нужно идти по английскому пути и сохранить власть императора, другие считали, что в качестве идеала нужно выбрать Россию с ее постепенно становящейся конституционной монархией, думой и так далее. Но после того, как реформаторское движение потерпело поражение, стало понятно, что единственный путь — это никакое не улучшение, но только коренное уничтожение.
Крупное историческое событие сложно оценить положительно или отрицательно — очень важно всегда углубляться в детали. Часто мелкие подробности, которые описывают не то, что происходило на общем уровне государства (которого, строго говоря, просто не существует, потому что существуют только личные мотивы каждого конкретного человека), — позволяют увидеть реальное лицо исторических событий. Всегда нужно понимать, на каком расстоянии от интересующего вас события вы находитесь, и в то же время пытаться найти мелкие детали, которые на общем фоне кажутся незначимыми, но на самом деле зачастую являются самыми важными.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости