Новости – В мире

В мире

Прогресс не вечен

Трейдеры на фондовой бирже во Франкфурте, 28 августа 2014. Фото: Pawel Kopczynski / Reuters

Экономисты и футурологи пытаются выяснить, почему замедляется рост мировой экономики и замедляется ли он вообще

Михаил Карпов

21 сентября, 2014 11:02

27 мин

В середине ХХ века большинство специалистов сходилось во мнении, что научно-технический прогресс является главной движущей силой экономики. Именно новые изобретения и достижения, меняющие жизнь всего человечества, позволяют ей расти. Экономический рост выражается в закономерном повышении уровня жизни.

Но в конце 1970-х годов развитые страны столкнулись с проблемой снижения темпов роста мировой экономики: бедные слои населения (особенно в США) начали становиться беднее, богатые — богаче, а средний класс — стагнировать.

На первый взгляд технический прогресс не только не стоит на месте, но и приносит человечеству совершенно немыслимые ранее вещи и идеи. Но появление персональных компьютеров и расцвет информационных технологий не смогли придать экономике необходимый импульс. Ничего похожего, например, на эпоху популяризации автомобиля или пассажирских авиаперевозок не наблюдается. Летающие машины, лунные базы и прочие большие мечты предыдущих поколений, на реализацию которых возлагались большие надежды, так и остались мечтами.

XXI век не остался без больших проектов — на смену мечтам футурологов середины XX века пришли другие перспективные разработки, близкие к претворению в реальность или уже запущенные в массовое производство. Можно вспомнить хотя бы самоуправляемые автомобили Google, быстрые экологичные электромобили Tesla, объемную печать, роботизацию производства, нанотехнологии.

Однако большинство изобретений последних десятилетий пока не меняет существенно экономику, да и степень их будущего влияния сейчас можно только предполагать. При этом снижение экономического роста вполне реально, и выражается оно в нехватке рабочих мест и недостаточно быстром росте доходов граждан. Страны первого мира чрезвычайно далеки от тех темпов улучшения качества жизни, которые наблюдались между 1850-ми и 1960-ми годами.

Некоторые экономисты полагают, что ускорение технического прогресса, двигающего вперед экономику, — это вообще иллюзия. По их мнению, смартфоны, планшеты и прочие гаджеты выглядят заманчиво для потребителя, но они неспособны изменить мир, как это произошло в случае с новациями прошлого.

Великая стагнация

Экономист Тайлер Коуэн в своей книге «Великая стагнация» выделяет четыре фактора, которые ранее позволяли расти мировой экономике гигантскими скачками.

Автомобили, самолеты и поезда позволили более эффективно управлять государством: перевозить грузы, чиновников и документацию стало существенно проще и быстрее. Промышленное производство в конце XIX века дало возможность собирать большие налоги с фабрик и заводов, размещавшихся на территории тех же стран, что и их хозяева. Благодаря радио и телевидению люди стали слышать голоса своих правителей, а телеграф и телефон предоставили гражданам возможность общения друг с другом, невзирая на расстояния.

Тайлер Коуэн

Тайлер Коуэн. Источник: wikipedia.org

Коуэн особенно отмечает роль научных методов управления в резком росте экономики. «Мы принимаем методы работы современной бюрократической машины за должное, однако все они появились относительно недавно, — пишет он. — До конца XIX века ни у одного крупного государства не было возможностей для ведения, организации, управления и обеспечения доступа к детальной информации относительно каждого гражданина страны».

Куда же расти дальше, если человечество уже обладает всеми этими средствами и технологиями? Роберт Гордон, профессор экономики в Северо-Западном университете (США), замечает, что до 1750 года мировая экономика вообще практически не росла (в среднем годовой рост составлял 0,1—0,2%), и нет никаких гарантий того, что она будет расти бесконечно и дальше. По его мнению, ответ на этот вопрос — «никуда».

Данные его исследования, которое он сам называет провокационным, показывают, что бурный рост экономики — это единовременное явление, которое продлится не более чем до 2050 или 2100 года. После этого рост будет составлять около 0,2% — то есть в пределах погрешности. «Возможно, новаторство уже бьется головой об стенку убывающей доходности», — предполагает Гордон.

Он указывает, что для увеличения всемирного валового продукта (ВМП) до уровня 1800 года потребовались века. Но уже с 1929 до 1957 года двукратный рост экономики занял всего 28 лет. В следующий раз на это ушел 31 год, с 1957 до 1988 года. Сколько же теперь лет займет двукратный рост экономики? Если применять к расчетам пессимистический подход Гордона, то получится, что теперь это случится только к 2100 году.

Экономист предлагает ответ на вопрос, почему все произойдет так, а не иначе: не все изобретения имеют одинаковое значение. В качестве основного двигателя прогресса он выделяет период с 1870 по 1900 год, когда человечество придумало, как вырабатывать электричество, создало двигатель внутреннего сгорания, провело водопровод и канализацию, стало использовать нефтепродукты, развило химическую промышленность, и так далее.

До 1970-х годов изобретатели работали над сопутствующими этим изобретениям технологиями. «Многие изначальные и сопутствующие новации невозможно повторить — например, урбанизацию, увеличение скорости транспортных средств, освобождение женщин от необходимости перетаскивать тонны воды в год благодаря проведению водопровода, нельзя заново изобрести кондиционеры и центральное отопление», — пишет Гордон.

Тайлер Коуэн считает, что все могло быть иначе, если бы страны первого мира не преследовали легкодоступные цели. По его мнению, в последние 40 лет их просто не осталось, при этом человечество предпочло не замечать этого. «Мы не смогли понять, что находимся на технологическом плато, и на нижних ветвях деревьев, которые мы обирали, не осталось фруктов», — констатирует он.

Иллюзия прогресса

Схожая точка зрения изложена и в статье Питера Тиля, инвестора и основателя платежной системы PayPal, и Гарри Каспарова, российского шахматиста и политика. По их словам, относительный прогресс, происходивший в сфере информационных технологий, скрыл нарастающие проблемы в энергетике, машиностроении, освоении космоса, сельском хозяйстве и медицине. Они ускорили процесс глобализации и позволили мировой экономике расти без увеличения среднего дохода населения.

Все это давало иллюзию ускорения технического прогресса. «Мы можем использовать наши телефоны для того, чтобы обмениваться фотографиями милых котят или смотреть мультсериал "Джетсоны", сидя в вагоне метро, которое было построено сто лет назад, — отмечают авторы статьи. — Мы можем использовать программное обеспечение для того, чтобы создавать виртуальное будущее. Но то, что окружает нас, практически не изменилось с шестидесятых годов». Каспаров и Тиль пишут, что с того времени человечество не научилось значительно продлевать жизнь, управлять землетрясениями и ураганами, а также не стало регулярно путешествовать за пределы родной планеты.

Питер Тиль

Питер Тиль. Фото: Yuri Gripas / Reuters

Сейчас люди понимают под технологическими компаниями «небольшую когорту компьютерных фирм», тогда как в пятидесятые годы человечество надеялось быстрыми темпами изменить все технологии, лежащие в основе той или иной промышленности. «В эру ускоряющегося технического прогресса Apple вкладывала бы деньги в новые проекты, а не вела бесконечные судебные баталии вокруг уже осуществленных, обладая крупнейшем в мире инвестиционным фондом», — сетуют они. Это правда — у Apple действительно есть около $160 млрд, не задействованных в обороте, которые фирма не спешит потратить.

По словам Каспарова и Тиля, мировые институты подвержены градуализму, идее постепенных изменений, и сейчас уже никто не предлагает сделать очередной прыжок вперед. Авторы статьи замечают, что сейчас многие предлагают, наоборот, откатиться назад, во времена, когда человек якобы жил в гармонии с природой. «Но единственная возможность уменьшить потребление природных ресурсов заключается в развитии технологий», — считают авторы. Логика проста: только новые технологии позволят снизить энергопотребление.

Почему же прогресс замедлился? В другом своем эссе «Конец будущего» Питер Тиль называет основной причиной этого отсутствие увеличения скоростей средств передвижения. Что же произошло? Мечты пятидесятилетней давности о пассажирских авиарейсах, летающих со скоростью 3200 километров в час, не были основаны на каких-то ненаучных предположениях — все необходимые для этого технологии существуют. Проблема заключается в том, что цена на энергоносители продолжает расти.

Высокая стоимость топлива делает гражданские воздушные суда, перемещающиеся на такой скорости, нерентабельными. Тиль напоминает, что у человечества так и не появилось источников энергии, «настолько дешевых, что затраты на них не нужно подсчитывать». И виноваты в этом, по его мнению, вовсе не прогнозы нерадивых футурологов, а защитники природы.

Он пишет, что из-за них распространение недорогой атомной энергии затормозилось даже до того, как случилась катастрофа на атомной электростанции в Фукусиме. Но экологически чистые технологии очень быстро стали синонимом слишком дорогой энергии. По мнению Тиля, если в области энергоснабжения не произойдет научной революции, то альтернативой нефти будет уголь, а вовсе не экологичные виды топлива.

Протестующие на антиядерной демонстрации в Токио, 9 марта 2014. Фото: Junji Kurokawa / AP

Конечно, в размышлениях алармистов и скептиков несложно найти изъян, и не один. Первый и самые очевидный заключается в том, что прогресс не всегда можно измерить в деньгах, а значит, и финансовые показатели — далеко не абсолютный показатель.

Предположим, что люди станут помогать друг другу бесплатно и это начнет подрывать бизнес. Экономисты будут видеть катастрофу — уменьшение экономической активности, гибель целых отраслей, но человечеству при этом будет вовсе не плохо.

Это, конечно, утопический пример, но несложно предположить, что уже сейчас что-то подобное происходит. Например, почему средняя зарплата не растет при росте производительности труда? Напрашивается самый простой вывод: работодатели получают все больший прибавочный продукт, обирая пролетариат, но это не совсем так. Прибавочный продукт капиталисты, конечно, получают, вот только пролетарию не достается меньше того, чего он заслуживает, а некоторые условные капиталисты даже относительно справедливо распределяют его между сотрудниками.

Кто пьет кровь пролетариата

Если посмотреть на ситуацию с трудом вообще, то станет очевидно, что некоторые ранее сложные задачи сейчас решаются значительно проще. Например, инженерам не обязательно делать чертежи на бумаге и совершать сложные вычисления с помощью логарифмической линейки. Работа, для выполнения которой требовались дни, а иногда даже и месяцы, выполняется за считаные часы.

Новые инструменты позволяют проектировать более сложные устройства, чем было бы экономически выгодно в прошлом. Самый наглядный пример этого утверждения — разработка микросхем. Спроектировать новый процессор Intel без применения современного программного обеспечения практически невозможно, ведь без компьютера на это пришлось потратить огромное количество времени и средств. Сложно даже представить, сколько бы человек потребовалось для того, чтобы просчитать связи между несколькими миллиардами транзисторов, из которых состоят современные процессоры.

Даже число операционистов, необходимых для завершения технологического проекта в середине XX века, просто поражает воображение. Расчеты производились в огромных залах, в которых сидели операционистки, единственной задачей которых являлось произведение простых вычислений. Компьютер же способен обрабатывать такие задачи в мгновение ока.

Из этого можно заключить, что работа того же инженера стала слишком простой, и его зарплату можно вообще снизить, но это не так. Он тратит столько же времени и усилий на получение существенно большего результата.

С другой стороны, учитывая, что производительность его труда растет, владельцы компании, в которой он работает, действительно получают значительно большую прибыль. Таким образом, функционирует большая часть корпоративной Америки. Но далеко не все современные компании устроены по этому принципу, и если говорить об отклонениях от него, то, прежде всего, в пример можно привести технологические фирмы, в особенности те, которые были основаны в Кремниевой долине.

Классовая ненависть

В 2013 году Google и другие IТ-компании стали причиной протестов местного населения Сан-Франциско. На первый взгляд, цель этих мероприятий была достаточно странной: запретить автобусам технологических фирм, перевозящим сотрудников утром в офис, использовать публичные остановки общественного транспорта.

Активисты считали, что именно эти автобусы виноваты в повышении цен на недвижимость в районах, где они останавливаются. С точки зрения местных жителей, богатые работники IT-компаний вытесняли из нее более бедных обитателей. Помимо прочего, старожилы жаловались на то, что автобусы создают пробки и незаконно используют остановки общественного транспорта, но это, конечно, не было основной причиной, а только официальным предлогом для протеста.

Самоуправляемый автомобиль Google на выставке в Музее компьютерной истории в Маунтин-Вью, штат Калифорния, 14 мая 2014. Фото: Eric Risberg / AP

Самоуправляемый автомобиль Google на выставке в Музее компьютерной истории в Маунтин-Вью, штат Калифорния, 14 мая 2014 года. Фото: Eric Risberg / AP

Тем людям, которым не повезло устроиться на работу в крупную IT-компанию, казалось, что их более удачливые соседи буквально зажрались и потому их следует выселить для восстановления статус-кво. С точки зрения общественности, богатые сотрудники фирм Кремниевой долины являются примером вопиющего неравенства доходов разных слоев населения. Но если брать отрасль высоких технологий в целом, то ни в одной другой корпоративной структуре Америки нельзя найти более справедливого устройства.

Вот интересный факт из книги «В компании владельцев» («In the Company of Owners») Джозефа Блази, Дугласа Крузе и Аарона Бернштейна: сто самых успешных компаний Кремниевой долины распределили 19% акций среди своих сотрудников. Речь идет именно обо всех сотрудниках, а не только о высшем руководстве. В остальных американских корпорациях, не относящихся к высокотехнологической отрасли, этот показатель составил лишь 2%. Почему? Основатели ИТ-компаний относятся к поколению, слушавшему «Битлз» и любившему цветы, а также друг друга.

Везунчики, которым посчастливилось работать в Google, попали в ячейку общества, где царит равноправие, в том числе в плане более равномерного распределения доходов фирмы. В миллиардерах-владельцах компаний нет ничего нового, но о мультимиллионерах-менеджерах среднего звена до недавнего времени мало кто слышал. Их существование и является причиной классовой ненависти менее удачливых жителей Сан-Франциско. Именно они могут себе позволить выложить пять и более миллионов долларов за дом, и их относительно много — десятки тысяч человек.

Увы, не каждый американец работает в Google, да и высокотехнологическим компаниям требуется существенно меньше сотрудников, чем промышленным гигантам прошлого, которые обеспечивали рост экономики США в XX веке. С точки зрения многих специалистов, такая ситуация говорит о том, что подобные фирмы лишь усугубляют проблему неравенства.

Но на нее можно посмотреть и с другой стороны — как на урок для остальных американских компаний. Google и подобные ей компании получают большую прибыль, и людям более приятно работать в них. Им не нужны крупные первичные размещения акций на бирже, они добиваются практически такого же результата благодаря сглаживанию уровня выплат между рядовыми сотрудниками и руководством.

Вполне возможно, что тот большой скачок, которого ждет мировая экономика, — это вовсе не обязательно прорыв в научно-технической сфере. Высокотехнологичные компании могут научить старомодных капиталистов тому, что равенство не только не является чем-то угрожающим их бизнесу, но и служит возможностью для нового резкого подъема. Более справедливое распределение доходов создаст ситуацию, в которой уровень жизни каждого конкретного человека резко вырастет, и это вне всякого сомнения отразится на экономике в целом.

Вечный рост

Сфера доходов — не единственный сегмент экономики, рост или падение показателей в которой нельзя трактовать однозначно. Еще одной чрезвычайно важной составляющей мирового валового продукта является потребление энергии. Казалось бы, что тут сложного? Человек обзаводится автомобилем, отапливает свой большой дом зимой, освещает его в темное время суток с помощью ярких светильников, пользуется огромным количеством кухонных устройств, смотрит несколько телевизоров.

Пессимисты видят в этом прямые признаки того, что постоянный прогресс неминуемо приведет к экологической катастрофе, исчерпанию ресурсов Земли и гибели человечества. Эта точка зрения проста и логична, но, как пишет экономист Тим Харфорд в своей книге The Undercover Economist Strikes Back: how to run — or ruin — economy (экономист под прикрытием наносит ответный удар: как управлять экономикой или уничтожить ее. — РП), она основана на неправильных утверждениях.

По его словам, предсказатели конца света исходят из тезиса о том, что экспоненциальный рост всегда связан с ростом энергопотребления. Например, физик Том Мерфи предупреждает, что если этот показатель продолжит расти на 2,3% в год, то через 400 лет Земля станет непригодной для жизни.

Рабочие на опоре ЛЭП в Китае. Фото: China Daily / Reuters

Но важно помнить, что рост экономики — это вовсе не обязательно рост энергопотребления. Как пишет Харфорд, ВВП той или иной страны показывает, за что люди хотят платить, и это не обязательно связано с потреблением энергии или какого-либо физического ресурса. «Действительно, с начала промышленной революции эти показатели шли рука об руку, но почему такая тенденция должна продолжаться вечно? Она уже прекратилась», — пишет он.

Харфорд указывает на то, что сейчас потребление энергии в развитых странах вовсе не растет на 2,3% в год. Оно, наоборот, падает, пусть и очень медленно. Конечно, частично это происходит из-за переноса промышленных мощностей в Китай, но только этим происходящее объяснить невозможно. Изменяется сам характер того, что покупается и продается в современной экономике.

«Возьмем, например, Нью-Йорк, — рассуждает Харфорд. — Это место, где люди много зарабатывают, и более века оно считается настоящим творческим центром, генератором музыки, литературы, модных тенденций, капитала, нового программного обеспечения — чего угодно». Однако, создавая нематериальные ценности, в среднем Нью-Йорк потребляет меньше энергии, чем любой другой штат США.

В то же время Харфорд соглашается с защитниками природы. Он отмечает, что человечество не может позволить себе потреблять все больше и больше воды, выбрасывать в воздух все больше двуокиси углерода и сжигать все больше угля. Но, опасается он, настоящая катастрофа ждет человечество, если оно решит, что экономика не должна расти, ведь это означает продолжение использования энергоемких технологий и остановку разработки тех, которые помогают сберегать энергию.

«Несложно понять, почему экспоненциальный рост энергопотребления нельзя сравнивать с экспоненциальным ростом экономики, — пишет Харфорд. — Если я очень сильно беспокоюсь о деньгах, то могу выключить отопление и носить пальто и шапку в доме. Если денег у меня будет чуть побольше, то я сниму одежду и включу отопление. Но это не значит, что я сварю себя заживо, если выиграю в лотерею».

Сингулярность близка

Если все вышесказанное верно, стоит ли отрицать необходимость «большого скачка»? Вовсе нет. Многие прогнозы футурологов основаны на линейном развитии уже существующих идей и технологий. Но технологический прогресс постоянно ускоряется, и условное будущее приближается быстрее ожиданий. Предсказать чего-либо будет вскоре просто невозможно.

Рэймонд Курцвайль. Фото: Fred Prouser / Reuters

Если сказанное выше верно, то уже скоро мы окажемся в ситуации, когда рост будет практически вертикальным. Это явление называется технологической сингулярностью, и оно предполагает изобретение сильного искусственного интеллекта, превосходящего человеческий. Дальше может случиться что угодно, в том числе достижение бессмертия, излечение рака и всех болезней вообще, коррекция глобального потепления, путешествия к иным звездам и планетам и так далее.

Компьютеры здесь окажутся вовсе не нишевым явлением. Они станут причиной следующего большого, даже огромного скачка, где главную роль будет играть сверхинтеллект. Как отмечают сторонники идеи технологической сингулярности, прогресс в XX веке был ограничен человеческим интеллектом, и если мы создадим машины, которые будут способны мыслить, то в будущем можно ждать буквально всего, чего угодно.

Этот термин недаром был выбран его автором, футурологом и изобретателем Рэем Курцвайлем. Технологическая сингулярность подразумевает, что описанные изменения могут произойти внезапно, и делать какие-то прогнозы после того, как они произойдут, бесполезно. Какой будет дальнейшая модель экономического роста, не будет ли получившийся искусственный интеллект враждебен человеку — здесь можно только гадать. Как под горизонтом событий черной дыры начинается гравитационная сингулярность, из которой не может вырваться ничего, так и технологическая сингулярность делает беспочвенными любые прогнозы.

Впрочем, у идеи Курцвайля есть и свои противники, которые указывают на то, что она больше похожа на религию, чем на научную теорию. В конце концов, говорит исполнительный директор исследовательского подразделения компании Microsoft в Кембриджском университете профессор Эндрю Блейк, никакой доказательной базы у технологической сингулярности, кроме закона Мура, описывающего экспоненциальный рост мощности компьютерных микросхем, нет.

Это действительно так. Но именно с помощью веры человечество всегда заполняло свои пробелы в знаниях, и именно вера в лучшее будущее всегда была спутником прогресса. Так ли важно, что получится в итоге? Ведь главное — это путь, а не точка назначения.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе