Ли Чжэнжун: Культурная революция глазами очевидца

Демонстрация в Пекине, 14 сентября 1966 года. Фото: AP

Институт Конфуция РГГУ при поддержке «Русской планеты» проводит курс по политической истории Китая. С первой лекцией выступил профессор Столичного педагогического университета Пекина Ли Чжэнжун

Иван Мартов

19 мая, 2014 08:44

23 мин

На минувшей неделе в книжном магазине «Фаланстер» прошла первая лекция в рамках курса Института Конфуция РГГУ по политической истории Китая. Ее прочитал профессор Столичного педагогического университета Пекина Ли Чжэнжун.

Тема сегодняшней лекции: «Культурная революция глазами очевидца». Я родился в 1958 году, а культурная революция началась, строго говоря, в 1966-м, когда мне исполнилось 8 лет. Закончилась она в 1976-м, мне тогда было уже 18. Соответственно, все 10 лет я был очевидцем этих событий. Я жил не в Пекине, поэтому не могу рассказать, что происходило в столице, которая была центром революции. Культурная революция — это очень специфическое политическое движение, и все, что происходило в то время в Пекине, определяло жизнь всего Китая, даже самых отдаленных районов.

Я родился в небольшом городе в провинции Хэйлунцзян. Когда публиковались свежие изречения Мао Цзэдуна, мы в тот же день получали новости из Пекина, сразу выходили на улицы и учили эти изречения наизусть. То же самое одновременно происходило на всей территории Китая. После революции была опубликована карикатура, на которой изображены простые жители Китая, одетые в одну и ту же одежду, поющие одни и те же песни. Население страны в те годы достигало 700 миллионов человек: представьте себе, как все эти люди одновременно выходят на улицы и начинают повторять изречения вождя. Из этого можно заключить, что я испытывал то же самое, что и люди, жившие в Пекине.

Я хочу рассказать вам о «формулах» культурной революции. Я буду использовать понятие «виаташи», которого нет в китайском языке, его можно перевести как «формула». Я позаимствовал это понятие у известного русского исследователя Александра Николаевича Веселовского. Он изучал то, как поэзия, накапливавшая в течение веков опыт, сформировала определенные формулы. Так же и в Китае в эпоху культурной революции возникли свои формулы — не по поэтическим причинам, а по идеологическим и политическим. Конечно, они были общенациональными и гораздо более распространенными, чем формулы поэтические. Достаточно было произнести одно слово, чтобы те, кто находился рядом, продолжили за тобой фразу. Я хочу отдельно поговорить о шести формулах, которые были широко распространены на протяжении десятилетия культурной революции и с которыми у меня связаны личные воспоминания. Я слышал их собственными ушами, видел собственными глазами, чувствовал собственной кожей и пропускал их через себя.

Формула первая

Это небольшое стихотворение, написанное неизвестным человеком. Скорее всего, он не был поэтом, все знали это стихотворение, но не знали, кто его написал, и его нельзя было открыто цитировать:

Я взял в руки камень
И услышал, как камень говорит мне:
«Положи меня обратно,
Оставь меня в покое».

Уже тогда нам было понятно, что в этом стихотворении выражено желание каждого человека, о котором сложно было говорить открыто — желание, чтобы нас оставили в покое, не заставляли нас говорить, слушать, смотреть. Мы хотели быть как этот камень, хотели, чтобы нас оставили в покое. Можно сказать, что в этом стихотворении есть три уровня смысла. Первый — камень, образ человека, который не хочет участвовать в общем хоре, второй — только камень может заявить о таком желании напрямую, третий — даже камень вынужден просить оставить его в покое, культурная революция затронула и его.

Попытаемся объяснить причины популярности этого стихотворения. Ежедневно мы просыпались и произносили фразу: «Великий председатель Мао Цзэдун, поучая, говорил», с этой же фразы начинали любое собрание на работе, она могла прозвучать даже на свидании. Если вы приходили в магазин купить что-нибудь, вы должны были начать свою речь с этой формулы, иначе вам бы просто не продали то, за чем вы пришли. За ней следовало изречение Мао Цзэдуна, а продавец отвечал на нее другой фразой председателя, и только потом можно было сказать, за чем вы, собственно, пришли. Эта формула была в то время наиболее распространенной, у нее были вариации, но все они означали одно и то же. Высказывания Мао черпались из нескольких источников. Первым была «Красная книжечка» — собрание изречений Мао Цзэдуна объемом 271 страница, которое нужно было знать наизусть, при случае найти подходящую фразу и сказать ее продавцу. Следовало подбирать фразы для похода в магазин за обувью, для приема пищи. Например, в последнем случае можно вспомнить высказывание Мао о том, что не следует пренебрежительно относиться к еде.

Сейчас я, конечно, уже не могу вспомнить, на какой странице находилось то или иное изречение. На первой странице было высказывание, являющееся основой основ: «Центральной силой, руководящей нашим делом, является Коммунистическая партия Китая. Теоретической основой, определяющей наши идеи, является марксизм-ленинизм». Эти высказывания были в ходу и после культурной революции, и, как вы знаете, до настоящего момента политика Китая строится на первых двух фразах цитатника. Можно сказать, что культурная революция не только является событием прошлого, но и формирует наше настоящее.

Кроме цитатника в число основных источников входило четырехтомное собрание сочинений Мао Цзэдуна, которое также было обязательной литературой. Когда я достиг десятилетнего возраста, мне пришлось его изучить. Из собрания сочинений обязательно нужно было выучить наизусть три текста: «Служить народу!», «Юй-гун передвинул горы» и «Памяти Н. Бетьюна». До сих пор помню начало: «Товарищ Бетьюн был членом Рабочей прогрессивной партии Канады. Прожил он больше 50 лет. Он был направлен к нам Рабочей прогрессивной партией Канады и Коммунистической партией США и, не побоявшись трудностей далекого пути, приехал сюда, чтобы помочь Китаю в его войне против японских захватчиков».

Все остальное нужно было очень хорошо знать, например философские работы Мао «Относительно практики» и «Относительно противоречия», политические работы, такие как «К вопросу о правильном разрешении противоречий внутри народа» — эта речь стала одной из основ культурной революции. Основная ее идея заключается в том, что противоречия делятся на внутренние и внешние. С внешними все понятно: это борьба с империализмом и капитализмом. Внутренние противоречия — это когда человек ставит личные интересы выше интересов общественных и становится врагом народа. Для того чтобы стать врагом народа, достаточно слегка нарушить строжайшие идеологические нормы, например вырвать листок из цитатника Мао.

В нашем городе был такой случай: один человек шел по улице и случайно наступил на газету с изображением председателя, в результате его обвинили в преступлении и казнили. У нас дома для цитатника Мао Цзэдуна и других его сочинений было выделено особое место. Во избежание подобных случаев красные книжечки со временем начали выпускать в прочной пластиковой обложке. У моего дяди были большие проблемы из-за того, что он сравнил форму прически Мао с плевательницей, а мой двоюродный брат неоднократно пытался покончить с собой.

Китайцы изучают «Красную книжечку» Мао Цзэдуна, 1971 год.

За всеми этими формулами скрывается множество личных, очень трагических историй. Это был сложный извилистый путь, постоянно нужно было доказывать, что вы любите и уважаете вождя. Кроме указанных изданий, были еще «Новейшие указания председателя Мао Цзэдуна», в число которых попадали последние высказывания председателя. Если газеты хотели опубликовать какое-нибудь высказывание Мао, сделанное в ходе личного общения, они должны были запросить у него разрешения, и, если он позволял, новое изречение сразу разлеталось по всей стране. Нельзя было искажать формулировку, то есть нельзя было просто процитировать Мао, но следовало ссылаться на определенное издание (например: «Согласно журналу „Красное знамя“, Мао Цзэдун сказал...»). Обычно все издания публиковали разрешенное к печати председателем одновременно. Ежедневная газета «Жэньминь жибао» выходила утром, поэтому телевидение и радио немного ее опережали и сообщали о новых высказываниях председателя в тот же день. Чтобы устранить эту несправедливость, было решено сообщать о новых изречениях председателя в полночь: агентство «Синьхуа» передавало, что сказал Мао, и в шесть часов утра новость появлялась одновременно и в газете, и на радио. Из уважения к председателю китайский народ не только знакомился с новостями утром, но и задерживался до полуночи, чтобы как можно раньше познакомиться с новостями агентства. Обычно их слушали не дома, а собирались на центральной площади города — там были установлены репродукторы. Высказывания обычно были небольшими и очень удобными для немедленного запоминания. Когда я учился в младших классах, учителя собирали нас и отводили на площадь слушать новые изречения. Думаю, что так было повсеместно, — достаточно было предупредить о новом выпуске изречений, как все уже занимали места около радиоприемников.

Формула вторая

Хунвейбины и цзяофани. Хунвейбины произошли от цзяофаней («бунтарей»), представлявших собой объединения рабочей молодежи, которые нарушали законы и боролись против социальной несправедливости. И те и другие появились благодаря высказыванию Мао: «Бунт — дело правое!». Учащиеся школ выступали против учителей, студенты — против профессоров. Я в то время был в младших классах и выступал против директора моей школы. Феномен бунтарства быстро распространился по всей стране, в основном это были организованные группировки. В одном учебном заведении могло быть от одной до трех группировок, у них были свои названия и свои идеи, из-за чего между ними возникали противоречия и конфликты. Одна группировка могла обвинить другую в том, что та недостаточно революционна, и из этого мог вырасти большой конфликт, что в конце концов приводило к хаосу: различные группировки хунвейбинов и цзяофаней устраивали беспорядки и дрались между собой по всей стране.

У хунвейбинов был очень специфический статус. Стать хунвейбинами хотели все, но для этого нужно было соответствовать определенным идеологическим требованиям. Например, к моей семье были претензии из-за того, что наши родственники раньше владели небольшим магазином — мы не могли считаться «чистым» пролетариатом и очень радовались, когда нашим родственникам удавалось стать хунвейбинами. Это явление имело такую большую жизненную силу в первую очередь потому, что его поддерживал сам Мао.

10 августа 1966 года была организована первая встреча председателя с хунвейбинами (впоследствии состоялось еще восемь встреч), во время которой школьница преподнесла Мао красный нарукавник. Сразу после этого нарукавники вошли в моду. Мой отец занимался изготовлением знамен и флагов, поэтому в моем городе все нарукавники делались на его заводе. Я помогал ему делать их — объем производства был очень большим. В любой момент я мог взять такой нарукавник себе, хотя на самом деле это было запрещено: обязательно кто-то из руководства группировок цзяофаней должен был сказать: вот ты хунвейбин, тебе положен нарукавник. Вся власть «бунтарей» была сосредоточена в руках этих руководителей. Если бы я сам на себя надел такую повязку, у меня были бы большие проблемы.

Девочка, которая преподнесла Мао Цзэдуну нарукавник, была ученицей подготовительной школы при Столичном педагогическом университете. Именно в этом университете я сейчас работаю — между культурной революцией и моей личной историей существует глубинная связь. В начале 2014 года произошла история, связанная с этой девочкой (ей уже 60 лет, она живет в Америке). Она специально приехала в КНР и посетила школу, в которой училась, чтобы извиниться перед директором, которой давно уже нет в живых. Она поклонилась установленному в честь нее памятнику. Директор школы ушла из жизни за несколько дней до того, как ученица вручила Мао нарукавник. Она погибла в результате побоев, нанесенных членами группировки хунвейбинов, в которой состояла школьница. Точнее, директор была еще жива после жестокого избиения, но ученики решили, что она умерла, не оказали ей помощи, и через несколько часов она действительно скончалась. Ее муж до сих пор хранит ее одежду со следами крови, в которой она была в тот день. Школьница, о которой я рассказываю, была заместителем руководителя группировки хунвейбинов, поэтому можно сказать, что именно на ней лежит ответственность за смерть директора. Перед памятником она извинилась и сказала, что не имела возможности защитить директора и остановить других учащихся. Поэтому муж директора не принял извинения, он считает, что она не хочет принять на себя всю ответственность за случившееся.

Если продолжить рассматривать эту историю, обнаружатся интересные подробности. Все мы считали, что девочка, которая преподнесла Мао Цзэдуну нарукавник, — обычная ученица младших классов. Конечно, мы тоже хотели удостоиться такой чести. Однако теперь известно, что на самом деле она выросла в семье генерала, человека, который был соратником Мао Цзэдуна. Странная история: в результате ее отец тоже стал жертвой критики, на него тоже надевали колпак и табличку с самокритикой. Подобные истории случались и в других семьях: дочка Лю Шаоци, карьера которого завершилась в это десятилетие, тоже активно участвовала в первой волне движения хунвейбинов. За кулисами культурной революции остается множество подобных сложных личных историй.

Формула третья

Искоренить четыре пережитка и установить четыре новые нормы. Смысл культурной революции заключен в этом выражении: мы должны отказаться от старой культуры и установить новую культуру, идеологию, обычаи и привычки. Вся страна была вовлечена в борьбу с этими четырьмя пережитками, то же самое происходило и в моей семье. В нашей семье был такой ритуал: утром мы, дети, вставали, кланялись родителям, бабушкам и дедушкам и отправлялись по своим делам. Но поскольку этот ритуал ассоциировался со старыми порядками, в какой-то момент мы от него отказались. Во времена культурной революции мы начали кланяться портрету Мао Цзэдуна. Даже от традиционного котла для приготовления пищи нам пришлось отказаться, он тоже был связан со старой культурой, поэтому такие котлы исчезли по всей стране. Соответственно, должны были появиться новая культура, идеология, обычаи и привычки. Например, как мы уже говорили, возник обычай цитировать Мао во время покупок в магазине. Даже письмо к брату я заканчивал пожеланием долголетия вождю.

Это движение охватило всю страну. Было запрещено продавать книги, кроме книг Мао и теоретиков марксизма-ленинизма. Классические китайские романы были запрещены. У моего дяди было издание «Троецарствия», и, конечно, он его очень хорошо прятал. Однажды я его нашел. Когда отец обнаружил, что я читаю «Троецарствие», он сжег его в печи, так как у меня могли возникнуть большие проблемы, если бы кто-нибудь узнал об этом. Разумеется, сочинения Конфуция и другие классические труды тоже были запрещены.

Митинг хунвейбинов в Пекине, 10 августа 1966 года. Фото: AP

Никакого кино у нас в то время не было. Показывали только две картины: «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году». Я смотрел их каждый день и знал наизусть. Кроме этого, появились еще восемь образцовых революционных опер — ставить можно было только их. Поскольку не было ни книг, ни кино, все мы ходили смотреть эти постановки. Я хорошо помню их содержание, мы могли сами исполнять отрывки из них. Фактически, образцовая революционная опера представляла собой единственный доступный вид искусства — их тоже показывали в кино, а кино можно было посещать бесплатно.

Формула четвертая

Четыре «великих». Мы ежедневно желали великому Мао Цзэдуну долголетия и бессмертия. Обычно перед тремя иероглифами имени Мао Цзэдуна ставились еще несколько иероглифов, которые нужно было произносить без ошибки: великий учитель, великий вождь, великий главнокомандующий, великий кормчий. Эти словосочетания тесно связаны с ритуалом, который повторялся ежедневно: утром я докладываю Мао Цзэдуну о своих делах, вечером — о результатах. Утром перед портретом Мао мы рассказывали ему о планах на сегодня: дорогой председатель, мы непременно будем действовать в соответствии с вашими указаниями — и дальше следовала цитата, выбиравшаяся исходя из того, чем вы должны были заняться: работой, учебой и так далее. По окончании следовало поклониться. Этот ритуал отправлялся совместно — в кругу семьи, в кругу учащихся, целым заводом, поэтому нельзя было избежать этой церемонии. Желательно, чтобы все знали, что вы выполнили все как подобает. Вечером вы сообщали о том, что действовали в соответствии с учением Мао, и, конечно, в вашем докладе должна была присутствовать доля самокритики: я старался, но не во всем преуспел, завтра будет новый день, и я обязательно постараюсь соответствовать идеалам. Был еще один ритуал: три поклона, три фразы. Нужно было три раза поклониться перед портретом Мао и три раза произнести фразу, суть которой сводится к пожеланию Мао Цзэдуну долголетия.

Формула пятая

«Дацзыбао» — газета, написанная большими иероглифами. Эти стенгазеты предназначались для того, чтобы широко и свободно высказывать свое мнение и вести широкие дискуссии, они вывешивались в общественных местах. Действительно, мы могли свободно высказывать свое мнение, но не должны были выходить за рамки идеологии Мао Цзэдуна. Обо всем, кроме Мао Цзэдуна, можно было говорить свободно: можно было говорить плохие вещи обо всех, о любых начальниках и руководителях, в том числе о верхушке компартии, о Лю Шаоци, который был вторым лицом в КПК, только не о самом Мао. Дацзыбао, посвященное критике Лю Шаоци, заслужило особой похвалы со стороны председателя. В первом дацзыбао, составленном лично Мао Цзэдуном, был выдвинут лозунг «Огонь по штабам» — главным объектом критики был Лю Шаоци, хотя Мао и не упоминал его напрямую. Такие газеты были очень распространены и составлялись даже школьниками младших классов.

Формула шестая

Талоны на еду. Уже в 1953 году распределение еды было в значительной степени централизовано. В основном это коснулось городских жителей, и именно поэтому многие из них уезжали в деревни — там не было таких больших ограничений. Я вырос в городе, и каждый месяц было определенное количество продовольствия, которое я мог получить. Учащемуся младших классов полагалось восемь килограммов продовольствия в месяц, средних классов — уже 10, а взрослому — 14,5. В принципе это нормальное количество, но в то время не было ни молока, ни мяса, были только крупы, и наесться этим было невозможно. В конце каждого месяца три-четыре дня в семье еда полностью отсутствовала. Люди выкручивались как могли: например, одалживали продукты у соседей или ели то, что в пищу обычно не идет, в том числе жмых от сахарной свеклы, который выбрасывали заводы. Это было очень сложное время.

Талоны предназначались для использования только в вашем городе, а если вы собирались в другой населенный пункт, следовало обзавестись специальными «пищевыми билетами» — без них в другом городе вам бы не продали еду ни в столовой, ни в магазине. Их получали в организациях, которые отправляли вас в то или иное место, например, в командировку. Соответственно, если у вас не было причины отправляться в другой город, такие билеты вам никто не выдавал. Один вид билетов позволял путешествовать по одной провинции, другой вид — по всей стране. Билеты второго вида выдавал только горком — это был очень ценный документ, достать который стоило больших трудов. Существовали отдельные талоны на различные виды продовольствия, талоны на одежду.

В 1978 году я поступил в Пекинский педагогический университет. Я принес подтверждающий это документ и написал заявление, чтобы мне предоставили общенациональные билеты на один месяц. Культурная революция к тому время закончилась, но талоны все еще существовали. Все очень завидовали, когда увидели, что у меня есть такой общегосударственный талон — это была редкость. В Пекине я обменял ощенациональные билеты на пекинские талоны. Подобного рода опыт затронул практически каждого жителя нашей страны.

Акция хунвейбинов в Пекине, 1966 год. Фото: AP

Сейчас рассказывать обо всем этом очень странно, это кажется злой шуткой. Уже в конце семидесятых мы говорили, что в Китае во время культурной революции все население страны сошло с ума. Я пришел именно к такому выводу — все сошли с ума. Когда я попытался сказать об этом своему преподавателю, он закрыл мне рот — говорить об этом было опасно.

Культурная революция закончилась в 1976 году, со смертью Мао Цзэдуна. Я до сих пор думаю о том, почему Мао не остановил культурную революцию. Некоторые считают, что он находил в этом личную выгоду, но я не думаю, что это единственная причина. Мне кажется, что у культурной революции была своя логика и свои закономерности. Все понимают, что ее события стали бедствием для всей страны, но я полагаю, что у Мао были основания для того, чтобы все это допустить. Логика тут следующая: когда в 1949 году коммунисты пришли к власти, они получили множество политических и экономических возможностей и образовали новый правящий класс, который через некоторое время вступил в конфликт с народом. Мне кажется, что Мао Цзэдун с помощью культурной революции хотел разрешить растущий конфликт между правящим классом и народом. Мао пытался свергнуть правящий класс и образовать новый — он считал, что цели культурной революции тождественны тем, что ставили перед собой коммунисты в двадцатых годах. Он боялся, что коммунисты станут элитой, которая сядет на шею народу: новые революционеры очень быстро становятся правящим классом, и после этого все повторяется. Революционеры говорили, что главное — это равенство, но когда пришли к власти, они изменились, и Мао Цзэдун хотел средствами культурной революции преодолеть эту цикличность истории.

Как вы знаете, современные китайцы тоже выступают против коррупционеров — они наверняка могут понять логику, которой руководствовался Мао Цзэдун. Проблема заключается в том, что высокие идеалы привели к огромной трагедии. Я постоянно думаю об этом, но не могу понять этого до конца. Возможно, существовал какой-то иной путь, менее жестокий, основанный на демократических идеях Мао, который позволил бы реализовать его высокие идеалы и цели.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе