Новости – В мире

В мире

Карабах. Операция «Разморозка»

Ветераны карабахского конфликта вновь отправляются на передовую. Проводы добровольцев на центральной площади города Шуши, 7 августа 2014 года.Фото: Герман Авагян / «Русская планета»

Новая война, не начавшись, помогла Карабаху и Армении по-новому взглянуть на старые мифы

Вадим Дубнов

20 августа, 2014 23:45

32 мин

Война, уже казавшаяся неотвратимой, никак не меняла планов расслабленных туристов со всего света, которых, создавалось впечатление, намного больше беспокоила не спадавшая в Карабахе жара. Горожане, днем спасавшиеся в тени кафе, вечерами по давней традиции чинно прогуливались по центральной площади Степанакерта.

Войну, вернее, то, что готовы были принять за нее многие, но только не карабахцы, здесь обсуждали заинтересованно и серьезно, как виды на урожай или санкции Евросоюза против России. И только автомобилей с российскими номерами, на которых приезжают на лето уехавшие отсюда армяне, раньше срока отправившихся из Карабаха домой, наблюдалось в эти дни необычно много.

Геополитика Кельбаджарского района

Официальная власть как в Армении, так и в Карабахе, не считает нужным скрывать свои особые симпатии к Москве за присоединение Крыма, будто оно и в самом деле каким-то образом должно устранить последние сомнения насчет независимости Карабаха. У тех, конечно, у кого они были. Но быть за Россию в Крыму и при этом сомневаться в ее правоте в Луганске было бы нелогичным. «Санкциями Россию Запад задушить не может, — объяснял мне причины обострения молодой карабахский офицер, — и потому Запад начинает на нас с россиянами наступать здесь».

Их немногочисленные оппоненты, соответственно, подозревают Россию, которая пытается отвлечь внимание от происходящего на Украине, а заодно вернуть себе утраченные позиции на Южном Кавказе.

Впрочем, спора между сторонниками разных версий нет. Да и офицер тоже ни на чем особенно не настаивал, легко согласившись с тем, что на Украине, конечно, фашисты, но Россия тоже не совсем права. «Да и нам тоже надо с американцами сближаться. Почему они должны только с азербайджанцами дружить?»

События между тем в соответствии с общепринятой версией, развивались так. В конце июля азербайджанская армия совершила серию диверсий по всей линии соприкосновения. Это было ответом Баку на успех карабахцев, нейтрализовавших незадолго до этого азербайджанскую диверсионную группу, которая долгие годы проникала в Кельбаджарский район на севере Карабаха. Сам этот район в состав советской Нагорно-Карабахской области не входил и является одним из семи районов Азербайджана, которые в результате войны двадцатилетней давности перешли под контроль карабахцев.

По крайней мере двое из задержанных оказались бывшими местными жителями, и в отличие от всех других воюющих азербайджанцев, «кельбаджарских» диверсантов армяне с каким-то даже неожиданным уважением называют профессионалами. Диверсанты выкладывали в интернет видео со своими походами и даже демонстративно жарили шашлык на бывшей родной земле, однако за пропагандистским шоу карабахские спецслужбисты видят и понятную оперативную разведку, что вполне логично.

«Такие профессионалы — редкость, — полагает карабахский политолог Гегам Багдасарян, — и потому Баку всеми силами пытается их освободить». Гипотеза, что все последующие диверсионные рейды азербайджанская сторона предпринимает с целью захвата заложников для обмена на «кельбаджарцев» — общее место во всех карабахских исследованиях горячего июля. С чем согласны далеко не все, но сама фабула версии прекрасно обходится без геополитики.

Военная история как новый эпос

Диверсионная активность так или иначе нарастает весь июль. Нападения на посты карабахских войск, проникновение в их тылы стали регулярными. В одной из засад, устроенных азербайджанцами, один карабахский солдат погиб, другой, как сообщается, оглушенный и без оружия, вступил в схватку с несколькими диверсантами, вынудив их бежать, бросив оружие. Карабахцы признают, что тоже не остаются в долгу, и рассказывают, как сами напали на азербайджанцев, которые в собственном окопе потеряли 14 человек.

Азербайджанские военные на пути в Агдам, август 2014 года. Фото: Abbas Atilay / AP

Еще в одном из боестолкновений в конце июля азербайджанцы потеряли убитыми восемь человек. Может быть, больше, может, меньше — точных данных не сообщает ни одна сторона. Однако именно эта цифра звучит в азербайджанском эфире. На следующее утро страна просыпается и узнает еще о 12 шахидах. Власть клянется отомстить. Наступает август.

«Мы знали, что они готовят уже не диверсию, а прорыв, — вспоминает один из карабахских руководителей-силовиков, — и заранее отступили, заманивая эту группу. А когда они зашли, накрыли их по полной программе». Программа включала и предоставление противнику возможности забрать трупы, хотя он, не зная об этом, на всякий случай накануне утюжит территорию, с которой собирается забрать тела минометами.

Зачем? Почему минометы работают после проигранного боя, а не перед ним, в качестве артподготовки? Министр обороны Карабаха Мовсес Акопян терпеливо отвечает на мои вопросы: «Они же тоже не хотят вести себя совсем вызывающе, чтобы стало окончательно ясно, кто использует артиллерию в условиях режима прекращения огня».

Словом, как следует из короткой военной истории, враг бесславно отступил, не ожидая такого отпора.

Кофе по-блиндажному

Линия фронта в тех местах, где азербайджанская армия предприняла свое наступление — чересполосица руин. Здесь была двадцать лет назад армянская деревня, рядом азербайджанская, и на десятки километров в любую сторону — выжженная земля. Иссохшие от времени и под нещадным солнцем остатки человеческого жилья органично растворяются в этой первозданности, время в которой остановилось то ли двадцать лет назад, то ли тысячу. До Степанакерта от этой пустыни со следами былых дорог километров пятьдесят. До самого близкого отсюда карабахского города Мардакерта — километров десять.

Двадцать лет назад здесь тоже шли ожесточенные сражения. Линия фронта, как живой организм, извивается в соответствии с логикой соотношения сил, к обычной логике прямого отношения не имеющей. Где-то между противостоящими постами метров 300, где-то 60, даже 40, и говорят, через линию фронта раньше и переругивались, и здоровались. Потом эти контакты запретили. С обеих сторон. Кругом шпионы, все понятно.

Жилой дом в деревне Чирагли (Нагорный Карабах), расположенный рядом с демилитаризованной зоной в Армении, август 2014 года. Фото: Abbas Atilay / AP

Блиндажи похожи на город, за двадцать лет там обжились и гостям даже предлагают кофе на углях, уверяя, что кофе входит в паек карабахского солдата. «Сами мардакертские?» В ответ — смех людей, привыкших потешаться над военной тайной, которую все знают, и верящих, что журналист — непременно провокатор, который прекрасно знает, что, вопреки официальным данным, конечно, здесь воюют призванные в армию жители Армении. «Откуда бы мы ни приехали, становимся карабахскими, — выдал сокровенную формулу комвзвода и продолжил экскурсию. — А на этом посту мы знали, что они пустят саперов разминировать подступы к нам перед диверсией. Мы укрепились и, когда они пошли, их накрыли...».

Окопная правда по-карабахски

На передовой не рассказывают того, что не имеет отношения к каждодневной конкретике. Здесь не говорят про чудо-оружие, которое на несметные нефтегазовые деньги азербайджанцы закупают и у американцев, и у израильтян, и у русских. Вся земля, на которой шел бой, усеяна одними и теми же гильзами от АК-47. А командир роты никак не откликается на мои вопросы о минометах, которые я, уже не боясь быть навязчивым, продолжаю задавать.

Его предшественника убили здесь в ночь на 3 августа. Как раз там, где начинавшуюся войну пресекли блестящей операцией карабахцы. «Второго августа над нами летал азербайджанский беспилотник, и мы поняли: они знают и сколько нас, и чем мы занимаемся».

— И сколько вас было?

— Одиннадцать человек. Призывники. Разведотряд.

— А почему вам не дали подкрепление?

— Так кто ж знал, что они пойдут большими силами? Мы думали, опять какая-нибудь диверсия...

Он показывает, где азербайджанская группа перешла линию фронта — рядом с постом, метрах в двухстах.

— Профессионалы, — продолжает комроты, окончивший, кстати, академию Фрунзе в Москве. В доказательство он подсчитывает: — У них было семь трупов. Чтоб забрать их, на каждый труп — два человека, плюс-минус — в общем, около сорока.

Его предшественник вступил в бой первым.

— Одного или двоих он успел уложить. А потом начался какой-то хаос. Загорелись покрышки, у наших был пулемет, из него тоже в кого-то попали. Минут пятнадцать все продолжалось, и азербайджанцы стали отходить.

— И вы дали им унести трупы? — заученно, помня степанакертские рассказы, уточнил я.

— Зачем? — не понял он, — Ничего бы мы им не дали. У наших просто патроны кончились. А тут, слава богу, проснулись там, — комроты показал на пригорок, где стоит карабахская мотострелковая рота, — они уже по ним и ударили...

На земле гильзы от автоматов, следы от РПГ, в которые наступавшие, как говорят солдаты, заправляли термобарические гранаты для оглушения.

— То есть они шли за заложниками, — повторил комроты расхожую версию, добавив такое же расхожее про наручники, которые, как все утверждают, были у каждого из нападавших. — Танки они подтянули, но били не из орудий, а из крупнокалиберных пулеметов.

— А минометы?

— Были, кажется. В начале. В тот лес били, я так и не понял зачем, там никого не было...

Бизнес после 18:00

В полусотне километров от фронта, где туристы безмятежны, уже много лет никому не надо никого ни в чем убеждать. Ни в том, что противник разложен и труслив, ни в том, что все должно быть для армии и для победы, хоть войны двадцать лет не было, но враг коварен, что и подтвердилось.

Но и с уточнениями, привычную версию несколько размывающими, никто не спорит. И даже официальные лица не слишком опровергают предположение, что ни одна из противостоящих друг другу сторон не являет собой образца воинского совершенства. «Благодаря этому обострению мы вдруг почувствовали, что снова сплочены», — не без удивленной гордости говорят карабахцы. Но это не мешает консенсусу в понимании того, что происходит на фронте: одни тратят нефтяные миллиарды на подготовку рэмбо, которые не могут справиться с призывниками-мальчишками, другие организуют победу так, что в нужный момент против этих рэмбо, легко переходящих линию фронта, никого, кроме этих мальчишек, не оказывается.

Гордость легко уживается с привычкой нисколько не удивляться тому, что есть на самом деле. Депутат Аревик Петросян, принадлежа к партии, возглавляемой спикером парламента, формально даже не является оппозиционером. Но это совершенно не требуется для того, чтобы с усталой улыбкой рассказывать, как члены правительства, контролирующие различные фонды, перекачивают в них бюджетные деньги, или строят, не таясь, дворцы. Или, гордясь организованными инвестициями, рассказывают о только что торжественно открытом перерабатывающем заводике. Не упоминая при этом, что этот заводик — его очередная собственность. «И если наша власть так обходится с бюджетом вообще, почему они должны быть более трепетны с его оборонной частью?»

Все это ни для кого не секрет, больше того, Аревик во вполне дружеских отношениях со многими из тех, кого критикует. «Вот сейчас мы сидим в кафе, которое принадлежит министру финансов...»

Это и в самом деле особая система отношений — в маленькой стране, в которой все соседи, родственники или на худой конец друзья, многие из которых связаны между собой еще и боевым братством. В странах, отстоявших свою непризнанность, бывает по-разному, иногда все это не мешает вчерашним победителя друг друга отстреливать, как это было в Южной Осетии. Карабаху повезло. Он, как все его собратья по непризнанности, пережил все полагавшиеся ему этапы. Он был и государством-гарнизоном со всеми его искушениями военного коммунизма, и прошел усталость с разочарованием, когда победители массово разъезжались, и Карабах все более походил не на победившее государство, а на военную базу.

Карабах избежал худшей эволюции. Окопы остались в полусотне километров от той обычной постсоветской жизни, в которой главным счастьем чиновника была близость к бюджету. Теперь оптимист мог сказать, что Карабах худо-бедно состоялся. На языке скептика это означало, что Карабах освоил жизнь как у всех, кто научился справлять бюджет в нужные фонды.

Ильхам Алиев перед началом трехсторонней встречи с Владимиром Путиным и Сержем Саргсяном в Сочи, 3 августа 2014 года. Фото: Алексей Дружинин / ИТАР-ТАСС

Но это Карабах, и если где-то лукавят, здесь все по-честному. «Нас всего 140 тысяч человек, — объясняет вице-премьер Артур Агабекян. — Это значит, что нужно определенное количество людей той или иной специальности. Столько-то врачей, столько-то учителей. 14 тысяч солдат, скажем. 1400 бизнесменов. А где здесь найти 1400 нормальных бизнесменов? И мы решили: до 18:00 ты можешь быть министром, вице-премьером, госчиновником, а после 18:00 ты должен быть бизнесменом. Коррупция? Исключено. Коррупция — это когда ты не знаешь, кому даешь взятку. У нас так не получится...»

Карен Оганджанян, карабахский правозащитник, политолог и неизбывный фрондёр, тоже говорит о сплочении, которое, конечно, хорошо, но двусмысленно: «Мы же понимаем, что власть использует наше воодушевление в своих целях, и ничего этому мы противопоставить не можем». А некоторые коллеги и вовсе подозревают, что случившееся военное обострение по этой причине чрезвычайно выгодно власти. «Как нашей, так и азербайджанской...»

Логика от обратного

«Есть ли какой-то точный формальный параметр, которым можно оценить степень обострения?» — спрашивал я у карабахских военных, и они, не сговариваясь, отвечали: количество патронов, выпущенных при обстрелах за день. «Обычная дневная норма в спокойной ситуации — 500—600 патронов. В конце июля это было около 15 тысяч». В основном после 3 августа, когда была анонсирована встреча президентов Азербайджана, Армении и России в Сочи, интенсивность плавно опускалась. В некоторых местах, напротив, количество патронов продолжало исчисляться тысячами.

Впрочем, по воспоминаниям военных, интенсивные обстрелы с диверсиями были и весной. «Конечно, мы понимаем, что Азербайджан решает свои внутриполитические задачи, — объясняет Масис Маилян, известный карабахский политик, бывший заместитель министра иностранных дел, — Ильхам Алиев должен был показать решительность, и он ее показал. Вопрос, насколько азербайджанцы ему поверили...»

Карабахская же власть особого доверия от общества не требует. Она вообще не требует от него ничего. Карабах по части политической свободы был одним из лидеров, причем не только на Южном Кавказе. Правда, портреты Сахарова в кабинетах карабахских руководителей соседствовали с портретами Караджича, поскольку карабахцам нравилось ощущать свое идейное родство с боснийскими сербами, которые тоже говорили, что хранят христианские идеалы в агрессивном исламском окружении.

Так что война приносит любой власти бонусы тоже без всякой связи с геополитическими балансами. «Наверное, не случайно активизация Азербайджана совпала во времени с украинским кризисом, — полагает Гегам Багдасарян. — Но я не думаю, что это связано конспирологически. Просто в другой ситуации кельбаджарский инцидент с диверсантами мог бы пройти без обострения. Но здесь, когда мир занят Украиной, Алиев решился...»

Словом, то, что не стало войной, случилось в такое время, в которым очень трудно что-нибудь с чем-нибудь не связать. «После» не всегда значит «вследствие». Но не зря говорят, что инфляционные ожидания страшнее самой инфляции. «Скажем, объективных возможностей влиять на политический расклад в Армении у России нет, — смеется бывший министр иностранных дел Армении Александр Арзуманян. — Но поскольку все верят, что они есть, оказывается, что все возможно...»

Отборочный стиль сборной Армении

Отдельные конспирологи объясняют летние события сближением Армении с евразийским пространством, которое ей не простил Запад. В ответ конспирологи другой идейной школы предполагают, что за всем стоит Москва, которая подговорила то ли Ереван, то ли Баку что-нибудь устроить для того, чтобы обе стороны испугались потерять, разозлив Россию, Карабах или надежды его вернуть. И чтоб Армения заодно еще и вспомнила, что ее враг Турция, а единственный друг — Россия.

Последствия военных действий в Нагорном Карабахе. Фото: Герман Авагян / «Русская планета»

Не то чтобы армяне начали это забывать. Но обострение в Карабахе вплетается в большой историко-политический контекст, и оно становится чуть ли не точкой конденсации всех зревших сомнений и вопросов. И потребностей что-то наконец для самих себя сформулировать.

В Армении и Карабахе задумались о реальном отношении к России. Ведь Украина — это еще и продолжение интриги ассоциации с Евросоюзом, которую Армения вела куда активнее Украины. Она считалась лидером, и свою часть переговоров с Брюсселем Ереван закончил еще в прошлом июле. И безмятежно принялся ждать ноября, на который в Вильнюсе был назначен праздник единения постсоветской восточной Европы с Евросоюзом. 3 сентября прошлого года президент Армении Серж Саргсян приехал в Москву и, выйдя из главного кремлевского кабинета, сообщил: ассоциации с Европой не будет, будет Таможенный союз.

Возможно, в Москве этой акцией хотели всего лишь пресечь европейские поползновения Армении. И проект уже на следующее утро можно было считать успешно закрытым. А он зажил своей жизнью. Формального присоединения Еревана к компании Москвы, Астаны и Минска не получилось. Ни Лукашенко, ни Назарбаеву не нужен был новый член союза, который всегда будет согласен с Россией. В ходе интриги Назарбаев заметил, что не стоит нервировать коллегу из Баку, и если Армения желает интегрироваться с Евразией, она должна это делать без Карабаха.

Другими словами, на весьма условной границе между Арменией и Карабахом должен появиться формальный разделительный столб. Пограничная будка. «Это невозможно», — говорят и в Карабахе, и в Армении.

«Никакой будки не будет», — сказал мне человек из армянских дипломатических кругов тоном человека, который уже что-то знает, просто пока просит поверить ему на слово. Проект закрыт? Лукавая улыбка. «Тоже нет...»

Проводы ветеранов карабахской конфронтации в район вооруженного конфликта, Шуши, 7 августа 2014 года. Фото: Герман Авагян / «Русская планета»

Не зря знакомый армянский болельщик и чиновник заметил, что в истории с евразийской и интеграцией Ереван играет примерно так же, как сборная Армении из раза в раз играет в своих отборочных группах: и сама не выходит, и лидерам жизнь портит. «Но в данном случае это может быть вполне прогрессивная роль».

Победы свои и победы Пирровы

По-прежнему все одновременно, и ничего не становится ничему антагонистичным. С одной стороны, ветеран карабахской войны, со значением глядя мне в глаза, попросил: «Ты в Москве передай, что мы уже готовы выдвинуться» — «Куда?» — «В Донецк». — «Зачем?» — «Россию защищать...» И мнение, что в Киеве засела хунта, победил фашизм, но он будет разбит, выглядит если не доминирующим, то естественным, как августовское пекло. И потому отбить атаку «турок» — почти победить Вашингтон и лично предателя армянского народа министра внутренних дел Украины Арсена Авакова.

С другой стороны, без всяких обиняков и в степанакертских, и в ереванских кабинетах уже проговаривается, что 3 сентября прошлого года для России может быть вполне Пирровой победой над Арменией. И что если в Москве считают нормальным, когда завхоз российского посольства без доклада врывается в любой мидовский кабинет, то зря они это делают. И что даже историческому союзнику надо думать, прежде чем посылать в Ереван своего главного пропагандиста, возмущенного тем, что ереванские таксисты не говорят по-русски. «При этом мы точно знаем, что ездил он по Еревану не на такси, а на "Хаммере"», — добавил армянский коллега.

Такие слова себе позволяли и прежде, но это если и было мейнстримом, то в весьма нерепрезентативной части интеллигентской ереванской компании. Сейчас изменилось отношение не к России, меняется отношение скорее к словам...

В Ереване в дни обострения на карабахском фронте степанакертской безмятежности не было. «У меня было жуткое ощущение дежавю еще и потому, что тогда, во время войны, мне было шестнадцать и я была романтичной патриоткой. А сейчас шестнадцать моему сыну», — говорит знакомая.

Ветераны карабахского конфликта вновь отправляются на передовую. Проводы добровольцев на центральной площади города Шуши, 7 августа 2014 года. Фото: Герман Авагян / «Русская планета»

Дежавю и сплочение в Ереване отличается от карабахского, наверное, в той же мере, в какой отличаются отношения к азербайджанцам среди тех, кто бежал от бакинских погромов, и среди ереванцев. Первые с азербайджанцами не только соседствовали, многих из них азербайджанцы спасали. Для ереванцев азербайджанцы — зло абстрактное, почти историческое, как геноцид. «В самый разгар событий на площади собрались молодые ребята, назвавшие себя peacebuilder’ами, — продолжает знакомая, пережившая дежавю. — И я с ужасом поймала себя на том, что считаю их здесь совершенно неуместными. Понимаешь? Я почувствовала, что даже меня накрывает этой общей патриотической волной, под которой в самом деле думаешь, что те, кто за мир, чуть ли не предатели».

Между тем уже через несколько дней обнаружилось, что в цунами волна превращаться не собирается. «И совершенно неожиданно проявилось вдруг другое: мы справились с этим сами, своими силами. Без помощи русских!»

«Мы ведь все время спрашиваем тут себя: а поможет ли нам российская военная база в Гюмри и вообще ОДКБ, — рассказывает главный редактор газеты "Жаманак" Рубен Меграбян. — И заранее знаем ответ: не поможет. Не для того Россия продает Азербайджану оружие. А теперь оказалось, что это не так и важно».

Страсти по будке

Все произошло слишком одновременно. И отмененная ассоциация с Европой, и форсированное движение в Евразию, и будка на границе с Карабахом, и дежавю про войну с Азербайджаном. Все спрессовалось во времени и в сознании, и как быть, скажем, с будкой, когда Армения и Карабах, будто забыв вчерашние анекдоты друг про друга, порой недобрые, снова вместе, и ветераны-добровольцы потянулись на фронт. «Никак! — лукаво улыбается Александр Арзуманян. — России надо торопиться с нашим членством? Нет. А мы не можем отделяться от братьев. Так, глядишь, и замотаем этот вопрос, хотя бы оттянем, насколько сможем...»

И то, что было ясно интуитивно, постепенно формулируется. «Я спрашивал у самых обычных армян, не кажется ли им, что с Донецкой народной республикой Россия ведет себя примерно так же, как вела себя с турецкими армянами в 1915 году, — рассказывает бывший министр безопасности Армении Давид Шахназарян. — Она пробудила в них ненависть к туркам, подняла на борьбу, а потом, грубо говоря, кинула. Никого это сравнение не покоробило».

Братская могила в Степанакерте, 2012 год. Фото: Герман Авагян / «Русская планета»

О том, что Россия за 1915 год несет свою долю ответственности, в Армении знали всегда, просто это не мешало расставлять комфортно приоритеты, особенно с учетом того, что частные трансферы из России сопоставимы с частью ВВП. Теперь приходится эту интеллектуальную раздвоенность формулировать. Это лучше всех сделал мой старый друг, давно изучавший особенности ненависти к туркам у тех, кто спокойно ходит в турецком трикотаже и отдыхает в Анталии: «Представление о том, что Россия нас использует, — вещь общепринятая, всем понятная и несомненная. Это точка отсчета, а дальше расхождение. Традиционалисты говорят, что даже в этом случае лучше приспособиться к России, потому что это защита от турок, либералы говорят, что это бред». Спор продолжается.

Дожить до сентября?

А то, что было немного похоже на войну, почти сразу стало историей, на следующий день после окончания переговоров в Сочи ушел в отпуск президент Карабаха.

Между тем этот сюжет, вне зависимости от того, чем выглядел и какие бонусы кому подарил, теперь, похоже, обречен жить своей вполне объективной жизнью. Баку, доказавший своему народу свою решительность, красную линию не переступил, он просто слегка протестировал, что за ней. И вне зависимости от результатов теста, границы допустимого в военно-политическом урегулировании если не сдвинулись, то показали, что они вовсе не так неподвижны, как было принято считать. А это совсем другое урегулирование.

Притом что других направлений прогресса в урегулировании не видно. Их, впрочем, не было видно и до того, как в Кельбаджаре были пойманы азербайджанские диверсанты, и в тезисе, что никаких ключей к урегулированию нет ни у кого, важна лишь степень дипломатичности. То же справедливо по отношению к предложениям посредников, которые отвергаются обеими сторонами.

А теперь, как сходятся эксперты, не стоит и вовсе ожидать каких-то новых предложений, в том числе и потому, что Москва и Вашингтон утратили по крайней мере на время вкус к совместному творчеству. Да и индивидуальные программы определяются лишь попытками Москвы представать конструктивным миротворцем и бдительностью американцев, возражающих против попыток монополизации конфликта россиянами. Собственно, все. Такая геополитика. В Карабахе уверены, что в сентябре все повторится. В то, что это может перерасти в войну, по-прежнему никто не верит.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе