«Как орел становился двуглавым»

4 ноября 2014. Президент России Владимир Путин и патриарх Московский и всея Руси Кирилл перед началом торжественного приема по случаю Дня народного единства в Кремле. Фото: Михаил Климентьев / РИА Новости

Русская православная церковь в борьбе за аудиторию

Дмитрий Сидоров

15 ноября, 2014 18:41

20 мин

«Русская планета» посетила лекцию доцента Высшей школы экономики, кандидата философских наук Бориса Кнорре. Лектор рассказывал о церковно-государственных отношениях в постсекулярном мире, причем в очень подходящей для такой темы державной обстановке — в Покровском соборе, в помещении под сводом XVI века, некоторые кирпичи которого видел сам заказчик строительства собора — русский царь Иван Грозный.

Почему сегодня могут быть интересны церковно-государственные отношения и их специфика с точки зрения государства? Кнорре считает, что эта тема действительно крайне актуальна в контексте нашего современного общества и в контексте значительного присутствия церкви в его публичном пространстве.

Лектор сразу признался, что и сам когда-то был вовлечен в церковную или, точнее говоря, в церковно-социальную деятельность, помимо хождения в храм и пения в хоре, — а именно работал в отделе образования и катехизации Русской православной церкви, где его задачей было освещение религиозного образования. Так он увидел социокультурную среду церкви изнутри. И то, что он увидел, породило у него ряд вопросов, которые он и решает для себя до сих пор. Еще тогда Кнорре задумался о глубоких связях, выстраиваемых между епархиями и местными администрациями, чиновничеством.

Сперва Кнорре привел некоторый теологический бэкграунд проблематики, места из Евангелий и Посланий Священного писания, конституировавшие тогда и сейчас отношения церкви и государственной власти: «Иисус отвечал: Царство Мое не от мира сего» (Ио. 18:36), «Тогда говорит им: итак отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу» (Мф. 22:21). Также для развития церковно-государственной теологии важен библейский сюжет искушения Христа дьяволом, прежде всего искушение Христа царством, абсолютной властью над Иудеей и не только.

Куда более влиятельными с точки зрения выстраивания церковно-властных отношений исторически оказались Послания апостолов: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены» (Рим. 13:1), «Итак будьте покорны всякому человеческому начальству, для Господа: царю ли, как верховной власти, правителям ли, как от него посылаемым для наказания преступников и для поощрения делающих добро, — ибо такова есть воля Божия, чтобы мы, делая добро, заграждали уста невежеству безумных людей» (Пет. 2:13).

Основы социальной концепции Русской православной церкви (ОСК РПЦ), сформулированные и действующие сейчас, в современности, вполне соответствуют духу и букве своего древнего библейского базиса: «Государство как необходимый элемент жизни в испорченном грехом мире, где личность и общество нуждаются в ограждении от опасных проявлений греха, благословляется Богом», пункт III.2.

Поместный собор Православной Российской Церкви (1917—1918). Источник: academic.ru

Кнорре рассказал, что сейчас во всех православных церквях, включая РПЦ, существует сильная ностальгия по утраченному монархическому идеалу. У этого есть более глубокие первопричины, нежели тоска по каким-то конкретным свергнутым монархиям, причины связанные, прежде всего с византийской иконографией — Иисус Христос на византийских иконах (особенно ранних) изображался в той же стилистике, что и цари; все святые при этом изображались христоподобными. Фактически это означает, что византийские иконы создавали аллегорический образ некоей высшей небесной монархии со своей регламентированной небесной иерархией.

Более поздняя история, конституирующая современную российскую матрицу церковно-государственных отношений — письмо Патриарха Константинопольского Антония Великому князю Московскому Василию Дмитриевичу конца XIV века: «На всяком месте, где только именуются христиане, имя царя поминается всеми патриархами, митрополитами, епископами, и этого преимущества не имеет никто из прочих князей и местных властителей. Невозможно христианам иметь церковь и не иметь царя». Буквально через полвека имевшийся в виду здесь царь был свержен османскими завоевателями, но о преемстве ему заявили с десяток разных феодалов — от сербского и болгарского королей и Великого князя московского до самого османского султана Мехмета II Завоевателя, так что сама концепция симфонии церкви и царства никуда не делась.

Тем не менее, рассказывает Кнорре, в православной традиции существуют и условия для неповиновения государственным властям, в том числе прописанные и в уже упомянутых ОСК РПЦ: приказы власти на выполнение греховных действий, таких как, например, нарушение десяти заповедей, не должны соблюдаться и даже наоборот, вполне могут быть публично осуждены церковью. Важно, однако, понимать, что поддержка более системных протестных действий со стороны церкви почти невозможна — серьезные иституциональные социально-политические преобразования и тем более смену политического режима церковная традиция не одобрит.

Далее Кнорре перешел к рассказу об отношениях церкви с советской властью, властью с ярко выраженной атеистической идеологией. На Верховном церковном соборе 1917-1918 годов вопрос отделения церкви от государства был наиболее животрепещущим — это отделение автоматически означало полную потерю церковью какого-либо политического влияния. В итоге церковь и советская власть находились в состоянии полной сегрегации вплоть до 1930-х годов, когда уже сталинская администрация начала попытки возвращения церкви под свой контроль, ставя в епархии своих епископов и смещая епископов неугодных.

Во время и после войны эта тенденция продолжилась и усилилась — произошло частичное восстановление разрушенной в 1920-е годы синодальной структуры, и даже более того, восстановление патриархата, вместо существовавшего еще с петровских времен Священного синода, управлявшегося светскими чиновниками, — в его современном виде Московский патриархат появился именно во время Великой отечественной. Это, по мнению Кнорре, вполне можно считать не только результатом усилий церкви, но и проектом Сталина по частичной реабилитации церкви как общественно-полезного института.

Важная составляющая этого проекта — инициирование лично Сталиным праздничных торжеств в честь 500-летия автокефалии русской митрополии (произошедшей в 1948 году), ее отделения от Вселенского патриархата. К этому же событию Сталин инициирует и создание системы посольств в другие важные православные церкви: в румынскую, сербскую и болгарскую, то есть в церкви православных стран Варшавского блока.

Сталинский посланник в сербскую церковь, епископ Сергий Кировоградский, пытался добиться от сербского патриарха трех решений: признать факт отсутствия гонений на верующих в СССР, сменить линию отношения церкви к социалистической власти как к явлению, и признать независимую Русскую православную церковь за рубежом (РПЦЗ) не только раскольниками, но и фашистами. Патриарх Иосиф остался непреклонен, особенно по последнему пункту . Он знал, что патриарх-«зарубежник» Серафим в годы Второй мировой спас многие жизни, в том числе укрывая в своих приходах евреев. В итоге епископ Сергий вернулся в Советский союз ни с чем.

С Болгарской православной церковью вышло проще: один из местных иерархов церкви, митрополит Стефан, быстро стал союзником «сталинской» церковной политики и начал лоббировать среди болгарского клира идеи лояльности соцблоку. Впоследствии, в 1953 году, после смерти старого болгарского патриарха Никодима, отказавшегося выполнять требования Сталина, именно Стефана изберут болгарским патриархом, во многом благодаря блестящей дипломатической работе сталинского посланника епископа псковского Григория. Похожая ситуация сложилась и в Румынии: после смерти Патриарха Никодима, верного дореволюционной церкви, местной просталинской клике удалось поставить на патриарший престол лояльного социализму митрополита Юстиниана.

Председатель Верховного Совета РСФСР Борис Ельцин (слева) и патриарх Московский и Всея Руси Алексий II перед началом богослужения, Москва, 7 января 1991 года. Фото Дмитрия Соколова / ТАСС

Председатель Верховного Совета РСФСР Борис Ельцин и патриарх Московский и Всея Руси Алексий II перед началом богослужения, Москва, 7 января 1991 года. Фото Дмитрия Соколова / ТАСС

В 1991 году начинается новая эпоха в истории РПЦ — церковь оказывается в беспрецедентной ситуации абсолютной свободы и независимости. Избранный в том же году патриарх Алексий в начале своего патриаршества сделал несколько публичных заявлений о принятии церковью ставшего в то время главенствующим либерального дискурса. Алексий говорил о главенстве неотъемлемых прав человека и о взаимном уважении и диалоге между православными и западными церквями — католическая церковь и лютеране внесли тогда значительный вклад в восстановление православных храмов, пришедших в упадок за долгие годы государственного атеизма. Дело в том, что в результате общего экономического коллапса страны, проходившего волнами все 90-е годы, РПЦ находилась в бедственном положении. Также Кнорре отметил, что не меньшую помощь в восстановлении церквей в 90-х оказали и вооруженные силы России, и в будущем это сыграет очень важную роль.

Одновременно в 90-е годы в церкви появляется и очень интересная тенденция к ностальгии по советским временам. Многие представители духовенства на своих проповедях открыто осуждали воцарившийся в то время «кумовской» капитализм и культ наживы, и говорили о том, что в результате крушения СССР Русская православная церковь изначально потеряла больше, чем получила. На этом фоне в середине десятилетия появляются политически ориентированные православные группы, ставящие своей задачей конструирование «православных элит» для влияния на власть. Непосредственному включению православного фактора в политику препятствовало тогдашнее законодательство, как церковное, так и светское: Синод отказывал священникам в праве участвовать в любых светских выборах, а Госдума в 1994 году издала закон, запрещающий создавать политические объединения по религиозному или национальному признаку.

Все это не помешало возникновению феномена «политического православия». Течение представляли такие известные тогда и сейчас деятели как Валентин Лебедев, редактор газеты «Православная беседа», историк Владимир Мохнач, завлявший в своих радиопередачах о том, что «в таком государстве, как Россия, министры должны быть православными», Дмитрий Рогозин и Егор Холмогоров, националист и автор известной в узких кругах концепции «атомного православия». Одной из основных организаций, представляющих эту новую идеологию стал «Союз православных граждан», основанный в 1995 году. В середине нулевых не менее 12 членов «СПГ» оказались уже в составе Государственной думы и стали из православных граждан православными депутатами.

В то же время другой апологет политического влияния церкви, постоянный ведущий одной из программ православного радио «Радонеж», священник Дмитрий Смирнов стал выстраивать милитаристскую ветвь «политического православия» — в 2001 году он возглавил Синодальный отдел РПЦ по взаимодействию с Вооруженными Силами и правоохранительными органами. На этом посту он развивал своеобразное богословие священной православной войны: «Русь есть ни что иное, как военная дружина. У нас русских в крови война, у нас «война» всегда значит «священная война». Смирнов же говорил и о православии как цивилизационном русском проекте: «Русский значит православный по своей идентичности».

Еще в 90-е годы Махнач и Смирнов начали развивать дискурс «канонических территорий» РПЦ, утраченных в результате «Парада суверенитетов» 1991 года, дискурс особо актуальный сегодня, в свете последних событий в Крыму и на Украине. Тогда «Союз православных граждан» считал ельцинскую власть антиправославной, антирусской и неспособной осуществить этот возврат в русские границы исконно православных земель, поэтому, например, Махнач отмечал необходимость дождаться прихода другой «более русской» православно-ориентированной власти, прежде чем агитировать за активную реализацию этого возврата.

В начале нулевых истеблишмент Русской православной церкви взял стратегический курс, который Кнорре обозначил как «VIP-миссия», активным конструированием православной элиты теперь занялись не только отдельные энтузиасты из «СПГ», но и часть церковного истеблишмента. Отдел внешних церковных связей РПЦ уделял особое внимание взаимодействию с чиновничеством, промышленниками и администрацией. В частности, важным оказывалась практика поздравления крупных чиновников в дни их рождений. Кнорре рассказал, что случаи небрежности в соблюдении этого могли рассматриваться как проступки с точки зрения церковного начальства. Данная стратегия быстро принесла свои плоды, в начале нулевых генпрокурор Устинов уже говорил о необходимости «морального аудита» чиновников со стороны церкви.

В качестве яркого примера проявления стратегии «VIP-миссии» Кнорре приводит vip-билеты с индивидуальным дизайнерским золотым теснением для важных чиновников на знаменитые образовательные Рождественские чтения, до сих пор проводимые РПЦ каждый год. Лектор видит в этом прямое влияние византийской традиции отношения к государственной власти.

В 2009 году, при избрании нынешнего Патриарха Кирилла, церковь расширяет свою повестку, заявляя о необходимости задания церкви определенных социальных функций. В начале своего патриаршества Кирилл говорил о том, что приход должен стать чем-то большим, чем просто место молитвы, а именно — важным социокультурным центром, где люди собираются в свободное время для душеполезного времяпрепровождения. Кнорре отмечает, что массового расширения приходских штатов не произошло, хотя в отдельных приходах данная директива оказалась реализована. Социальное служение в РПЦ действительно приобрело более системный характер, хотя и сопряженный с определенными издержками, связанными с формализмом.

Конференции «Деятельность церкви и государства по защите общества от алкогольной угрозы», которая прошла в Центральном доме журналиста в рамках XVIII Международных рождественских образовательных чтений, Москва, 27 января 2010 года. Фото: Алексей Куденко / РИА Новости

Конференция «Деятельность церкви и государства по защите общества от алкогольной угрозы», которая прошла в Центральном доме журналиста в рамках XVIII Международных рождественских образовательных чтений, Москва, 27 января 2010 года. Фото: Алексей Куденко / РИА Новости

Параллельно с этим Патриарх Кирилл расширяет «VIP-миссию» до «широкой миссии». Попытки «воцерковления», а по сути идеологического приобщения к институту церкви таких неочевидных субкультур, как русские рокеры и байкеры — яркий пример результатов этого расширения, считает Кнорре. Параллельно с этим церковный интеллектуал диакон Андрей Кураев пишет статью «Православным пора почувствовать вкус к карьере», то есть буквально отбросить косыночки, сутулый вид, смирение и потупленный взгляд — весьма распространенный православный церковный этикет — и начать жить полноценной профессиональной и социальной жизнью.

В итоге удачных с точки зрения расширения влияния РПЦ решений патриарха, в конце нулевых «православие силовиков» становится мейнстримом «политического православия». В конце 2011 года важным, по мнению Кнорре, развитием политического православия становится «Доктрина 77» маргинального православного шоумэна Ивана Охлобыстина: в своем выступлении в «Лужниках» он пытается реанимировать и респектабилизировать в целом крайне фундаменталистские идеи, ранее высказывавшиеся в 90-х годах самым антилиберальным клиром, лидером которого в 90-е годы был митрополит петербуржский и ладожский Иоанн (Снычев), выпустивший книгу «Самодержавие духа», в котором апологетизировал царя Ивана IV Грозного, представляя его как святого и оклеветанного героя. Вокруг этих идей возникло целое движение православных фундаменталистов, как мирян, так и священников. «Доктрина 77» Охлобыстина нашла определенный отклик, хоть и не столько у воцерковленных, но зато у более широкой аудитории, связанной с «политическим православием», что ознаменовало определенную респектабилизацию фундаментализма и апокалиптическо-алармистских идей в обществе, включая милленаристско-манихейское восприятие мира.

Подобный процесс означил соответственно и респектабилизацию черно-белого психологического разделения бытия на бытие белое, спасенное, и бытие «черное». В этой связи Охлобыстин не случайно, отмечал, что для русского человека Русская церковь привлекательна тем, что не оставляет никаких призрачных альтернатив личного выбора. То есть, по сути, в такой максиме отрицается и богоискательство? Ведь все уже найдено? В определенный момент, согласно Охлобыстину, у православных верующих не останется другого выбора, как дать «черному миру» бой, то есть «уничтожить весь остальной прогнивший насквозь пороками и равнодушием мир и покончить с собой в надежде, что из чудом уцелевших человеческих особей появится наконец новое, лучшее человечество». Частично это напоминает уже упоминавшийся выше концепт «атомного православия» Холмогорова, так что здесь, как считает Кнорре, вполне можно говорить о каком-то взаимовлиянии двух деятелей. Радикальные круги «политического православия», в том числе и с подачи Охлобыстина, берут на вооружение знаменитый лозунг «Православие или смерть», с которым афонские монахи отбивались от константинопольской полиции.

Завершил лекцию Кнорре высказыванием протоиерея Всеволода Чаплина, по его мнению красочно иллюстрирующем сегодняшнюю парадигму политического православия: «Христианство будет иметь будущее в Европе только в том случае, если оно вновь научит людей умирать и убивать...»

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе