«Как и советская система, сейчас власть и хрупка, и стабильна»

Орландо Файджес. Фото: David Levenson / Getty Images / Fotobank.ru

Английский историк Орландо Файджес об ошибках западных политиков в ходе украинского кризиса и возрождении лексикона холодной войны

Дмитрий Лебедев

15 октября, 2014 09:03

9 мин

Британский историк и профессор Лондонского университета Орландо Файджес — один из самых популярных на Западе исследователей российской истории. Файджес — автор таких исторических бестселлеров, как «Трагедия народа» (People'sTragedy, 1996), посвященного революционному опыту России в 1891-1924 годах, и«Шепчущие» (TheWhisperers, 2007) — масштабного исследования частной жизни в сталинском обществе.

Несмотря на успех своих книг на Западе, Файджес остается противоречивой фигурой в академических кругах — так, «Шепчущие» не была опубликована в России из-за обвинений в слишком фривольном обращении автора с источниками, предоставленными обществом «Мемориал». Книги Файджеса на Западе хорошо расходятся, а сам он часто выступает экспертом по вопросам российской политики.

В интервью «Русской планете» Орландо Файджес поделился своим мнением о политическом и интеллектуальном разрыве России с Европой, ошибках западных политиков в ходе украинского кризиса и возрождении лексикона холодной войны.

— Стало ли для вас сюрпризом изменение риторики российских властей, всячески подчеркивающей социально-политическое и культурное отличие России от Европы?

— В российской истории всегда были периоды, отмеченные разного рода ресентиментами. В эти периоды времени российская политика в большей степени ориентируется на евразийский регион. Эти колебания выглядят как часть русской культурной идентичности — когда чувствуется плохое отношение со стороны Европы, тогда включается эта «евразийская фаза».

Если послушать кремлевскую пропаганду, то мы видим возрастающую агрессию по отношению к западным нормам. Россия сегодня играет по совсем другим правилам, и эти правила ведения внешней политики на международном уровне никем не принимаются.

— Это два совершенно различных дипломатических языка?

— Да, и в какой-то степени эту традицию можно увидеть и во время после большевистской революции. Когда революция и Гражданская война закончились, СССР начал вести своеобразную международную политику: было и министерство иностранных дел, играющее по одним правилам, и Коминтерн, с совершенно иной политикой. Подобная двойственность — не новшество в российской международной политике. Я думаю, сейчас мы видим что-то похожее.

К примеру, откуда взялась эта странная идея о том, что национальным интересом России является защита русскоязычного населения за пределами страны? Это напоминает мне Россию позапрошлого столетия, когда в ходу была идея: миссия страны состоит в освобождении балканских народов. Но в ту эпоху борьбы между господствующими империями такого рода соображения соответствовали взглядам на то, как должна себя вести великая держава. Сейчас попытка объявить национальным интересом России военную защиту русскоговорящих граждан Украины, живущих на территории Украины, выглядит очень странной — и вряд ли ее кто-то из других стран готов принять.

Участники митинга в Ярославле в поддержку итогов референдума в Крыму. Фото: Олег Смыслов / РИА Новости

— Но вам не кажется, что подобные идеи в большей степени рассчитаны на среднестатистического россиянина и выступают как топливо для пропагандистской машины? Например, русскоговорящие жители Латвии такого внимания со стороны России не удостаиваются.

— Да, конечно, русскоязычные меньшинства есть и в Эстонии, и в Казахстане. Если вдруг они попросят о помощи или если русский язык в этих странах начнут активно запрещать в школах и офисах, то неужели в таком случае Россия отправит войска для защиты прав этих меньшинств? Непонятно, то ли такая идея — наследие советского империализма, то ли это какого-то рода мессианство.

— Еще до крымских событий вы написали небольшую заметку для ForeignAffairs, где говорили о варианте общеукраинского референдума о будущем развитии стран. Текст спровоцировал бурю гневных отзывов. После всего произошедшего, как вы оцениваете те идеи? Реален ли был такой референдум?

— Я думаю, что, конечно, куда предпочтительней был бы вариант независимого от влияний извне политического решения вопроса, в какую сторону украинцам (всем украинцам, включая жителей Крыма) двинуться в экономической и политической сфере: интегрироваться ли в ЕС или в Евразийский союз. Если бы это привело к проблеме разделения страны, то это, может быть, было бы более благоприятным результатом, чем сегодняшняя крайне плачевная ситуация.

Замороженный конфликт, российское господство в Восточной Украине, которое будет продолжаться и дальше, потенциальная гражданская война, дестабилизация Украины и тяжелые экономические последствия этой дестабилизации — сегодня Украина крайне далека от того, чтобы присоединиться к Европейскому союзу.

В той статье я дал довольно общую оценку украинской проблемы и украинского национализма в свете исторического разделения страны на две части и того, как Украина исторически была отделена, с одной стороны, от Запада, а с другой стороны — от России. И шквал негативных комментариев, скорее, показывает, насколько полярные мнения у людей на этот счет.

— Консенсус сейчас пока маловероятен?

— Сейчас сложно высказываться по поводу Украины, принимая во внимание российскую чувствительность в этом вопросе и геополитические интересы без того, чтобы тебя не обвинили в пособничестве Москве. И это тоже показатель, что мнения у всех совершенно противоположные.

В западном правительственном и медиадискурсе, конечно, доминирует мнение комментаторов и экспертов, отстаивающих принадлежность Украины к Западу. Но частично такой взгляд все еще несет в себе элементы холодной войны, будучи все так же основанным на русофобии и диалектике защиты свободы от тирании. Такие оценки, конечно, способствуют моментальной поляризации мнений.

— В то же время точно такая же риторика реанимируется Путиным в не меньшем объеме.

— Да, это все те же знакомые образы. Но, на мой взгляд, учитывая особое отношение России к Украине, Запад мог проводить более осмысленную политику, не способствуя эскалации конфликта, смягчая риторику и не отдавая ее на откуп ксенофобскому идеологическому языку, основанному на идее противостояния Запада и Востока.

Участники митинга в Ярославле в поддержку итогов референдума в Крыму. Фото: Олег Смыслов / РИА Новости

Участники акции оппозиции «Марш миллионов» на проспекте Сахарова. Фото: Митя Алешковский / ТАСС

Влияние западной политики на Украине оказало в точности обратное воздействие и позволило разогнать машину пропаганды, с радостью начавшей рассказывать о фашистском режиме и западной экспансии на Восток. Когда Майдан закипал, все эти западные советники вились вокруг него, — что было большой ошибкой. Я думаю, следовало действовать более взвешенно.

— Как вы думаете, что последует за уже введенными санкциями — новая волна санкций или какие-то более хитрые меры?

— Вообще, я скептически отношусь к мнению, что санкции дадут желаемый эффект. Они, скорее, укрепят власть Путина и дадут ему возможность свалить всю вину за экономические неурядицы на Запад. Пропаганда получит лишний аргумент, что у России кругом враги и что внутри страны у этих врагов есть союзники.

Конечно, санкции могут в той или иной степени подорвать экономику, но у населения России большой опыт жизни в сложных экономических условиях. С политической точки зрения санкции опасности не несут; люди, которые пострадают от спада экономики из-за них, не представляют собой опасности для власти. Население, которое живет в провинции, привычно к тяжелым экономическим условиям. Санкции не принесут желаемого политического результата, и я не думаю, что кто-то на Западе серьезно думает о том, что они сильно навредят России. Это скорее такой символический жест.

— В таком случае на чем должна строиться тактика российской оппозиции?

— Все может измениться в одночасье. Смена власти если и произойдет, то только сверху. Я не особо верю в потенциал массовой российской оппозиции. У нее был свой пиковый момент в 2011–2012-х годах, но это ни к чему не привело.

Возможно, если санкции будут более прицельными и эффективным, то из-за одновременного ухудшения экономики и подъема оппозиционного движения произойдет раскол внутри элит. Самый вероятный сценарий — это если появится кто-то внутри элит и начнет двигать страну в другом направлении. И если что-то начнется, то ситуация будет меняться стремительно. Я не жду этого с придыханием, потому что пока что, как мне кажется, власть в целом весьма стабильна.

Хотя, как и советская система, сейчас власть одновременно и стабильна, и хрупка. В 80-х никто не мог предвидеть, что все повернется так, как повернулось. Понятно, что нынешнее положение дел не вечно, и это заставляет власти нервничать. И надо понимать, что путинские политические взгляды сформировались во многом благодаря работе на КГБ в Европе. В лице Венгрии 1956 года перед глазами этих людей был пример того, что происходит, если не контролировать демократию и общество. В этом смысле власть устойчива и при этом парадоксальным образом уязвима.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе