Новости – В мире

В мире

Миссия Какумина в России: от храма до Сталина

Молельня Урадзио Хонгадзи во Владивостоке

Японский миссионер Ота Какумин прожил на Дальнем Востоке 30 лет; он оставил записки о «России на переломе»

Иван Мартов

23 января, 2014 09:00

22 мин

Японец Ота Какумин возглавлял буддийскую миссию во Владивостоке на протяжении почти всей первой трети ХХ века. Он спасал японских проституток во время Русско-японской войны, был военным священником в ходе войны гражданской и встречался со Сталиным.

Путь секты Урадзио Хонгадзи в Россию

В конце XIX века активно развивались торговые отношения между Россией и Японией. Росло и количество японских переселенцев, отправлявшихся на заработки в Шанхай, Владивосток и другие приморские города (если в 1880 году во Владивосток прибыло всего одно японское судно, то в 1900 году — уже 69). Буддийская секта Ниси Хонгандзи (Западный Хонгандзи), основанная в XIII веке и ставшая в XIX веке одной из самых значительных в Японии, отреагировала на увеличение миграционного потока — в 1886 году во Владивосток прибыл миссионер Тамон Сокумэй, его миссия получила название Урадзио Хонгадзи (Урадзио — японское название Владивостока).

Сокумей открыл первое отделение этой секты за пределами Японии, а его последователи построили на арендованной у купца Шевелева земле буддийский храм — иностранные подданные не имели права приобретать земельные участки в России. Однако дела у миссионеров пошли не очень хорошо: хотя согласно условиям договора первые 10 лет японцы пользовались землей бесплатно, по истечении этого срока у них почти сразу возникли проблемы с выплатой аренды, и, несмотря на все усилия по сбору денег, они были вынуждены передать храм вместе с участком хозяину. Возобновить деятельность храма удалось Ото Какумину, который пробыл в России и СССР около тридцати лет и стал самым значительным из всех настоятелей Урадзио Хонгадзи.

Священник-спаситель

Ото Какумин (1866-1944) изучал буддизм и общеобразовательные предметы в школе Какумо в Киото, потом учился на русском отделении в Токийской школе иностранных языков. Служил в армии, участвовал в японско-китайской войне. Он постригся в монахи в возрасте 28 лет, в 1901 году стал 16-м настоятелем буддийского храма Хосэндзи, а уже в 1903 году получил приказ отправиться в Россию и возглавить миссию — не самое удачное время, поскольку в 1904 году началась Русско-японская война.

Какумин не успел развернуть активную деятельность во Владивостоке: 3 февраля 1904 года всем японцам, проживающим в Сибири, торговый представитель Японии отдал приказ срочно возвращаться на родину. Большей части японцев, проживавших в местах с налаженным транспортным сообщением, удалось вовремя добраться до судов и вернуться домой, тогда как обитавшие в отдаленных уголках оказались в безвыходном положении и серьезной опасности.

По данным торгового представителя, в Сибири в то время было около 6500 японцев, из них примерно тысяча остались в России. Какумин оказался перед выбором: немедленно отплыть в Японию и присоединиться к японской армии в качестве военного священника, либо остаться и оказать помощь попавшим в беду соотечественникам.

Какумин предпочел последнее, сочтя, что помощь переселенцам является его обязанностью как священника. Он проехал по разным городам (по дороге был арестован и около месяца провел в тюрьме — столько времени выясняли его личность), собрал 815 переселенцев и вывез их при помощи американцев в немецкий Бремерхафен, а оттуда — в Нагасаки.

Сохранились документы, согласно которым значительную часть этих людей (от четверти до трети, точнее сказать сложно) составляли японские проститутки — их места работы были обозначены как «рестораны» (публичные дома), а профессия — как «официантки». По всей видимости, в Благовещенске в 1904 году было пять публичных домов с японскими проститутками, причем существовали они на тот момент уже далеко не первый год — в 1890 году писатель Антон Чехов, посетивший Благовещенск по пути на остров Сахалин, писал в одном из писем, что пользовался услугами такого публичного дома (ссылка на это письмо есть в книге Михаила Золотоносова «Другой Чехов»).

Пленный японец, пойманный у деревни Юхуантунь, 1905 год. Репродукция: Сергей Величкин / ИТАР-ТАСС

Вскоре по возвращении в Японию Какумин отправился в армию, нес службу под Мукденом. Уже в мае 1906 года, через восемь месяцев после окончания войны, Какумин был направлен обратно во Владивосток и занялся делами Урадзио Хонгадзи. Ему предстояло фактически заново создавать общину: поначалу на его воскресные проповеди просто никто не приходил, и тогда он занялся печатанием листовок с указанием тем проповедей и стал лично обходить и звать японских переселенцев, которых на тот момент во Владивостоке уже были сотни. Судя по всему, Какумин даже не пытался вернуть старое здание храма — он арендовал временные помещения и искал возможность приобрести участок земли в постоянное пользование. На его удачу в городской управе оказался один кадет, Н. П. Матвеев, который был весьма расположен к японцам. Какумин сошелся с Матвеевым, и тот пообещал помочь ему, однако встретил значительное сопротивление со стороны представителей православной церкви и военных, из-за чего дело сильно затянулось.

В 1909 году Городская дума Владивостока бесплатно отвела небольшой участок земли под строительство буддийского храма, в 1910 году к нему прибавили дополнительную площадь для сада и утвердили проект постройки. Строительство началось, но в 1911 году было приостановлено, и снова началась канитель с документами и разрешениями. Одной из главных претензий было то, что на расстоянии примерно двухсот метров от участка находится Покровская церковь. Какумин, к тому времени уже хорошо знавший местные нравы и традиции, побоялся, что землю хотят отобрать обманом, и на всякий случай отдал документы на хранение в японское консульство.

Неизвестно, чем кончилось бы дело, но в 1914 году началась Первая мировая война. Отношения между Россией и Японией постепенно налаживались с 1907 года, а теперь необходимость скорейшего сближения стала еще более насущной — России требовалась военная помощь со стороны Японии, и нерешенный вопрос со строительством храма был русским совсем не на руку.

Как только проблема была поставлена таким образом, к компромиссу пришли довольно быстро: было решено высадить деревья и со стороны православного, и со стороны буддийского храма, тем самым их разграничив. В 1915 году строительство было окончено.

Помимо сложностей, связанных со строительством храма, Какумину в то время случалось выполнять поручения совершенно иного рода. Например, в 1910 году он должен был встретить во Владивостоке Кудзе Такэко — знатную японскую даму, близкую к императорскому двору, которая возвращалась из путешествия по Европе. Однако находиться в этом городе ей было опасно: после того, как Япония аннексировала Корею (что стало возможным в результате военных побед над Россией и Китаем), значительная часть корейского сопротивления переместилась в Сибирь, а во Владивостоке было создано «Общество уничтожения японцев». Члены этой организации узнали о прибытии Такэко и назначили награду за ее убийство в 70 иен, но благодаря помощи Какумина и других японцев ей удалось благополучно вернуться на родину (эти события Какумин описал в тексте под названием «Нанадзютэн но Такэко-сама» — «70 баллов госпожи Такэко»).

Какумин во время хаоса

О событиях 1917 года Какумин писал: «Разразилась революция, небо и земля в России смешались. Рабочие захватили власть в стране. Аристократия, помещики, богатые люди полностью лишились состояния; создалось положение, при котором и в верхних, и в нижних слоях общества воцарились превратные мысли людей.

Верховная власть стала именоваться радикальным правительством, которое позже было переименовано в Совет рабочих и крестьян, затем в Рабоче-крестьянское правительство, и в конце концов стало называться Советским правительством.

Во времена радикального правительства, в соответствии с самим его названием, из-за крайнего радикализма господствовал беспредельный хаос. Во Владивостоке, находившемся особенно далеко от центра, процветали всевозможные бесчинства, мародерство и насилия, власть была полностью дезорганизована».

Москва в октябрьские дни 1917 года. Репродукция фотохроники ТАСС

Однако впоследствии он давал высокую оценку политике, которую проводил Ленин, убеждал японских читателей в том, что русский народ ценит и поддерживает вождя, а также хвалил образовательные инициативы Надежды Крупской. Писалось все это по возвращении в Японию, поэтому сомневаться в незаинтересованности автора не приходится, к тому же отдельные моменты советской действительности он критиковал. Например, в 1935 году Какумин опубликовал статью под названием «Рэнинсю», то есть «Обожествление Ленина» — судя по всему, культ Ленина ассоциировался у него с происходившим в то время в Японии подъемом ультраправых и обожествлением императора, культ которого ставился наравне с традиционными религиями.

В роли военного

В 1918 году Япония под предлогом защиты своих подданных направила во Владивосток военные суда (поводом стало ограбление одной из японских торговых контор, которая называлась «Исидо сёкай» — ее владелец был убит). Кроме того, Япония наравне с Америкой, Англией и Францией для оправдания ввода экспедиционных войск озвучили намерение помочь оказавшемуся в плену чехословацкому корпусу.

Сам Какумин ничего определенного об этой интервенции не писал, но по косвенным свидетельствам складывается впечатление, что он ее не одобрял и, кроме того, негативно отзывался о чехословаках, с которыми ему довелось иметь дело. В январе того же года он был назначен главным военным священником, создал буддийский отряд помощи раненым и ездил с ним по Сибири, поддерживал военных морально и читал проповеди младшему и среднему составу японской армии. Роль Урадзио Хонгадзи в событиях того времени была значительной: в здании храма были расквартированы японские военно-морские и сухопутные силы, а в конце 1918 года во Владивосток приезжал заместитель главы секты Дайсёку Токуин.

Когда Япония вывела войска из Сибири в октябре 1922 года, Какумин предложил воздвигнуть на японском кладбище Владивостока памятник павшим воинам, причем всем, а не только его соотечественникам, однако начальство его идею не поддержало. «Я настаивал на возведении памятника павшим воинам обеих враждующих сторон... Я говорил, что такой памятник станет шагом на пути к улучшению российско-японских отношений, но получил ответ, что деньги на памятник врагам в военный бюджет не заложены. Я подумал, что и в дипломатии, и в военном деле царит косность взглядов», — вспоминал он.

Футуристы на Гражданской

Атмосферу владивостокской жизни того времени хорошо передал в своих воспоминаниях, опубликованных в журнале «ЛЕФ», футурист Сергей Третьяков:

«31 января 1920 года. День, когда партизаны в козьих тулупах и папахах, перечеркнутых красной лентой, вошли во Владивосток, ставя точку колчаковщине. Спешно ладим выпуск журнала „Бирюч“, где преобладают футуристические материалы. Однажды вечером 4 апреля на Тигровой Горе собрались мы, футуристы, — Асеев, Бурлюк, Пальмов, Алымов, я. Говорили приподнятые тосты, адресованные московским футуристам. Назад шли вечером... Улицы были безлюдны. Отряды японцев спешно занимали перекрестки. Почуяв неладное, мы прибавили шагу. За спиной закричал пулемет. Сбоку другой. Ружейные выстрелы с Тигровой горы перекликнулись с далеким Гнилым Углом... Это началось знаменитое японское наступление 4-5 апреля. Японцы оккупировали город, часть красных войск разоружили, часть вытеснили снова в сопки и арестовали военный совет — Лазо, Луцкого, Сибирцева.

Все японское население Владивостока вышло на улицу торжествовать победу. Прачечники, парикмахеры, часовщики и тысячи японских проституток шли сплошной воблой по улице, дома которой были утыканы японскими флагами цвета яичницы — белое с красным диском...

Притиснутые к стене толпой, мы тряслись от гнева, беспомощности и мести. Многих твердолобых советоненавистников в этот день японцы научили верности своей стране. Три дня Владивосток был без власти, и не нашлось ни одной самой оголтелой группы политических проходимцев, которая бы подхватила бросовый город в свои руки».

Приблизительно в то же время, о котором пишет Третьяков, судьба свела Какумина во Владивостоке с отцом русского футуризма Давидом Бурлюком. Бурлюк, как и Третьяков, жил там в 1919-1920 годах, но в отличие от последнего возвращаться в Москву не собирался — он хотел эмигрировать в США, но левых туда старались не пускать, поэтому сперва ему пришлось выехать в Японию. Для переезда и содержания семьи Бурлюку нужны были деньги; во Владивостоке он вел активную творческую деятельность, стараясь заработать как можно больше за счет выступлений и продажи картин.

Японские интервенты на улицах Владивостока, 1918 год. Репродукция фотохроники ТАСС

Какумин интересовался искусством — во время посещения одной из футуристических выставок он увидел картину Бурлюка «Цвета уральской осени» и захотел ее купить, но цена была для него слишком высока. Художник, обрадованный откликом буддийского монаха на свое творчество, передал ему картину через знакомого поэта и снизил цену, но дальше произошло нечто странное: на следующий день тот же поэт пришел просить картину обратно, поскольку Бурлюк вдруг понял, что очень хочет показать ее на выставках в Японии и США. Что все это означает, ясно не вполне, но тем не менее Какумину удалось отстоять картину и оставить ее у себя (эта история описана в книге Какумина «Росиа моноготари» («Повесть о России»), изданной в Японии в 1925 году).

Увидеть Сталина

Сведений о жизни Какумина и находившегося в его ведении буддийского храма в середине и конце 20-х годов нам обнаружить не удалось. В 1927 году в Урадзио Хонгадзи прибыл священник Тоидзуми Кэнрю — после отъезда Какумина в Японию он возглавил миссию.

В начале тридцатых усилилось экономическое выдавливание иностранных предпринимателей из Приморья, некоторых из них просто высылали. Несмотря на агрессивную антирелигиозную кампанию, закрытие церквей (в том числе лютеранской и католической) и репрессии против священнослужителей и верующих, Урадзио Хонгадзи выстоял. У храма были конфискованы земля, здание, культовые принадлежности, даже свечи, но у монахов была твердая установка от начальства — продолжать деятельность до тех пор, пока во Владивостоке остается хотя бы один японец, и вскоре им удалось получить свое добро обратно, только теперь уже на правах аренды.

Около десяти последних остававшихся во Владивостоке японцев были арестованы в 1936 году после того, как Япония и Германия заключили договор о взаимной обороне, а храм был закрыт решением культовой комиссии в 1937 году. Сам Какумин не стремился покинуть СССР, но в 1931 году он понял, что выбора не остается — ему под разными предлогами не продлевали визу. Тогда он решил перед отъездом посетить Ленинград и Москву, чтобы поблагодарить японского посла и представителей центральной власти за поддержку и длительную совместную работу.

В Москве Какумину удалось встретиться со Сталиным. Любопытный фрагмент его статьи из цикла «30 лет в России, рассказывая о современной России» приведем полностью (цикл публиковался в газете «Нагоя симбун», перевод Икуко Мацумото, исследовательницы жизни и творчества Какумина):

«Сейчас всей политикой в стране руководит этот человек. В связи с отъездом из России, где я прожил долгие годы, мне хотелось попрощаться с русским народом, встретившись и пожав ему, представителю этого народа, руку. Для этого я и поехал на встречу. Однако у него не было намерения встречаться со мной. Вышел молодой человек, по виду секретарь, и сказал: «Если есть какое-то дело, изложите его мне». Тогда я ответил: «Я все-таки около 30 лет жил в России. Я был здесь, когда ты еще не родился. И сейчас, постарев, должен возвращаться на родину. Все тридцать лет русские оказывали мне всяческую поддержку. Я считаю, что должен пожать Сталину, представляющему этот народ, руку, я ехал сюда не для того, чтобы отстаивать какие-либо принципиальные идеи, в любом случае, попрошу передать мою визитную карточку». Молодой человек удалился, а когда вернулся, сказал: «У вас только три минуты», и я вошел внутрь.

Сталин оказался весьма видным мужчиной, даже среди русских он выделялся внушительным телосложением. Запомнилось, что, оказавшись лицом к лицу с ним и будучи сам небольшого роста, я ощутил собственную незначительность. Он сам не стал жестко меня ограничивать, не сказал: «только три минуты». Предложил сесть. Тогда я проговорил: «Я приехал, потому что хотел попрощаться с русским народом, пожав руку вам, представителю этого народа. Я уже старый, поэтому новых слов не запоминаю, если говорить об именах людей, которые остались в памяти, это Ленин, потом Калинин, оба имени заканчиваются на „ин“, поэтому легко запомнить. Вы — Сталин, это слово также заканчивается на „ин“. Имена трех вождей революции заканчиваются на „ин“, поэтому я их и запомнил, но только ради этого быть здесь смысла нет, да и постарел я, поэтому пора и честь знать».

После этих слов сидевший молча Сталин весь засветился радостью, он встал и протянул свою большую руку для рукопожатия. Казалось, что его лицо излучало истинно детский восторг, куда-то улетучилась, исчезла без следа неприступность человека, наделенного наивысшей властью в стране. Потом он посмотрел мою визитную карточку и сказал: «Да ты тоже Какумин». Я, засмеявшись, замахал руками. Радость Сталина была вызвана словами: «Ваше имя схоже с именем Ленин». Вряд ли есть еще такой народ, который так бы радовался по столь незатейливому поводу. Действительно, русские обладают приятной особенностью искренне выражать свои истинные чувства".

Ота Какумин вернулся в Японию в 1931 году, а через пять лет получил приглашение отправиться в Монголию, где пробыл в качестве наставника храма Сюнэйдзи до самой смерти. Он скончался в 1944 году в возрасте 79 лет.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе