27 лет вне закона

Дом Анны Заворотни, село Куповатое. Фото: Валерия Алтарева / «Русская планета»

Корреспондент «Русской планеты» съездила в зону отчуждения Чернобыльской АЭС в гости к людям, которые вернулись в свои дома после катастрофы

Елена Коваленко

18 октября, 2013 12:25

7 мин

После аварии на Чернобыльской АЭС на прилегающих к атомной станции территориях были ликвидированы 94 населенных пункта. Оказались выселены почти 200 тысяч человек, однако уже через пару месяцев после катастрофы многие из них начали возвращаться в свои опустевшие дома. По неофициальным данным, всего в зону отчуждения вернулись около 2000 человек. Сегодня из них осталось меньше 200.

Большая часть так называемых возвращенцев живет в Чернобыле.

«Образно говоря, это столица отчуждения, — рассказывает Сергей Чернов, сотрудник зоны. — Здесь лучшие условия, есть магазины, почта, столовые, маршрутка на Киев: можно к детям съездить, если они в Киеве живут».

Сотрудники зоны отчуждения тоже живут в Чернобыле. Детей, как и действующих детских садов и школ, здесь нет: по закону, не менявшемуся еще с советских времен, здесь запрещено находиться лицам младше 18 лет. Единственная родившаяся здесь за 27 лет девочка, «вполне здоровая и симпатичная», по словам Чернова, ездила учиться в поселок Иванков за пределами зоны.

После катастрофы на ЧАЭС жителей Чернобыля, Припяти и десятков окрестных сел расселяли по всей стране, но большинству из них предлагали остаться в Киевской и Черниговской области. Жилье для вынужденных переселенцев строили наспех и оттого — некачественное; местные к эвакуированным относились с опаской. «Мол, чернобыльцы болезни всякие принесут», — рассказывает Чернов. Пожилые не могли привыкнуть к новому месту, деревенские — к выделенной государством комнате на верхнем этаже девятиэтажки. Иногда в один дом селили сразу несколько семей, и между ними начинались бытовые конфликты. В совокупности все это привело к тому, что сотни людей решили вернуться в свои брошенные дома, несмотря на угрозу радиации.

После аварии 30-километровая зона отчуждения была обнесена колючей проволокой, а на дорогах установили КПП. Но местные жители знали зону гораздо лучше, чем специалисты, приехавшие туда работать. Они возвращались только им известными тропами. Введенного журналистами наименования «самоселы» они не любят. Самосел — это захватчик, а они приезжали обратно в свои собственные дома.

«Бывали случаи, что люди по два раза получали квартиру. Бывали случаи, что оставляли квартиру детям, а потом ссорились с ними, дети грубо с ними обходились, и родители возвращались сюда. У каждого своя история. А кто-то продал ту квартиру и назад вернулся», — говорит Чернов.

Иногда человек возвращался и обнаруживал, что его дом разрушен или сгорел. Тогда он находил другой дом, причем такой, на который больше никто не претендовал, самостоятельно делал ремонт и селился в нем. По словам Чернова, нескольким семьям государство так и не предложило вообще никакого жилья.

Своих гостей они называют «детками» и чаще всего желают им: «дожить до тех же лет, что и я». «Детки» — группы посетителей зоны отчуждения. Жительнице села Куповатое бабе Марусе 73 года, а бабе Гане исполнилось 80 в этот понедельник. Всего в Куповатом сейчас живут 16 человек.

Анна Заворотня, которую все зовут бабой Ганей, вернулась домой спустя два месяца после катастрофы и живет вместе со своей родной сестрой Соней. Соне 76 лет, она инвалид. Одни говорят, что она такой родилась, другие — что в 14-летнем возрасте она была побита батогами за то, что от кого-то забеременела, и с тех пор отстала от сверстников в развитии. Соня сидит на постели и смотрит перед собой, только тихо кивает, когда с ней здороваются. Те, кто регулярно заезжает к бабе Гане, знают, что Соня любит пиво, и привозят его с собой. Сама баба Ганя о Сониной инвалидности говорить не любит.

%FOTO%

Муж бабы Гани умер в 2007 году. Единственный сын умер тоже, в двухлетнем возрасте, и больше детей у нее не было. Из родственников осталась только Соня и две двоюродных сестры. Одна из них живет в Киевской области в поселке Вишневое. Другая — уже упоминавшаяся баба Маруся, она же — Маруся Прокоповна Загорная.

Маруся живет одна. Муж давно умер, сын и дочь навещают ее раз в три-четыре недели. У нее есть и внуки, и даже один правнук. Дети помогают по хозяйству, привозят подарки. Правда, телевизор сгорел после первого же включения, и по ночам баба Маруся слушает радио. На печи сидит полосатое кошачье семейство и с опаской поглядывает на гостей — не привыкли к людям.

«Дочь и сын мне говорят: "Мама, люди же поехали, а ты одна тут будешь", — рассказывает Маруся. — Сын говорил: "Мама, ты либо выиграешь, либо проиграешь". Так оно и вышло, что я проиграла. Квартиру дали недостроенную», — вспоминает она. На стене висит фотография бабы Маруси и ее дочери в той самой квартире. На другой стене — фото с дочкиной свадьбы. Муж ее теперь — «алкоголик закатный», жалуется Маруся.

«Мы уже век тут живем. Давно. Долго-долго-долго. Давайте я вам лучше яблочек квашеных дам», — говорит баба Маруся в ответ на вопрос, давно ли она вернулась. Достав из огромной кастрюли с десяток моченых яблок, она отправляется обратно к бабе Гане лепить вареники.

Сегодня гости приехали не очень вовремя: Ганя и Маруся лепят вареники с творогом и грушей ко дню рождения Гани. Говорят, что молоко и молочные продукты им привозят из соседнего села, в котором есть коровы. Картошку, капусту, тыкву, лук, помидоры, огурцы и многое другое возвращенцы выращивают на своих огородах. Что-то берут и с участков, куда никто не вернулся: например, Маруся ходит туда собирать виноград и черноплодную рябину, а потом делает вино. «Сама не пью, но хочу, чтобы было — угостить кого-нибудь», — говорит она. У бабы Гани для гостей всегда есть немного самогона.

«Чернобыльский радиоэкологический центр ("Экоцентр") делает замеры радиации, берет анализы почвы. Они же проверяют продукцию, которая выращивается, и говорят, насколько и что превышает норму радионуклидов. Незначительное превышение есть почти всегда, но никогда они не говорили, что это нельзя есть», — рассказывает Чернов.

Названия покинутых населенных пунктов зоны отчуждения на аллее памяти мемориального комплекса «Звезда Полынь» в Чернобыле. Фото: Валерия Алтарева / «Русская планета»

По двору дома бабы Гани бегают куры и индюки, и бродит шикарный петух со шпорами — подарок из Вишневого. Баба Ганя, смеясь, уверяет, что котов у нее восемь. Говорит, что собака тоже раньше была, но года полтора назад ее унесли волки. Еще возвращенцы держат уток и гусей, у некоторых есть и лошади.

В кладовках десятки банок с соленьями — все делают запасы на зиму. Тяжелее всего пожилым возвращенцам колоть дрова, в этом помогают и родственники, и гости. Так, бабе Гане дров нарубили два голландца, приезжавшие несколькими днями ранее в индивидуальный тур по зоне отчуждения. Правда, вначале на вопрос о том, кто нарубил дрова, она в шутку ответила, что это сделал Бог.

Баба Ганя жизнерадостна, много смеется и рассказывает анекдоты. Говорит, что ждет на день рождения сестру из Вишневого и сетует, что «детки» в этот день не приедут.

«Как детки приедут — так и жить хочется», — говорит Маруся.

На официальном уровне государство не признает возвращенцев до сих пор. Пенсией их обеспечивает администрация Чернобыля, она же предоставила им врача. Каждый месяц деньги по селам развозит почтальон. По словам Чернова, пенсию возвращенцам начали привозить около 10 лет назад, а «в бюджете денег на них нет». Автомагазин с продуктами — хлебом, мукой, спичками — начал объезжать села тоже всего несколько лет назад. Правда, цены там выше, чем в обычном магазине, потому что иначе частнику оказывается просто невыгодно ехать в далекое село, где живет несколько человек. По словам Чернова, сегодня в селе Залесье остался всего один жилец.

Первые 10—12 лет после катастрофы были для возвращенцев непростыми, поскольку все это время их периодически пытались выжить. Не было ни магазинов, ни работы. Говорят, что доходило даже до поджогов домов. Все немного изменилось после визита в Чернобыль в 2006 году тогдашнего президента Украины Виктора Ющенко.

«Ющенко, как и каждый президент, когда становится президентом, счел нужным обязательно побывать в Чернобыльской зоне, — рассказывает Чернов. — Ему сказали, что в десятикилометровой зоне есть двое жителей всего, и он решил к ним поехать. Когда вся свита к ним в дом зашла, хата чуть не развалилась. Дед рассказал ему все беды, что у него в хате нет света. И Ющенко потом сказал, чтобы людей, которые тут живут и которых называют самоселами, больше не трогали. Пускай доживают».

Еще для возвращенцев периодически пускают автобус, чтобы они могли съездить на рынок в Иванков либо посетить большой религиозный праздник в церкви Чернобыля. Электричество и телефоны, не считая мобильных, есть во всех селах, где живут люди. Если нужно, вызывают скорую помощь. Но фактически возвращенцы все равно остаются вне закона. Правда, теперь местная милиция «гоняет» их только за то, что они собирают грибы и ловят рыбу (на территории зоны отчуждения это запрещено).

Лошади Пржевальского на территории десятикилометровой зоны отчуждения. Фото: Валерия Алтарева / «Русская планета»

Лошади Пржевальского на территории 10-километровой зоны отчуждения. Фото: Валерия Алтарева / «Русская планета»

«По поводу рыбы тут, конечно, трудно объяснить логику, потому что эта же рыба попадает в Днепр и Киевское водохранилище, и там все ловят, а здесь почему-то нельзя», — рассуждает Чернов.

Он вспоминает, что еще несколько лет назад в брошенных селах находили «непонятные трупы», часто — без документов. «Помню, точно есть одна могила на местном кладбище: "Здесь похоронен неизвестный". Часто не могли эти трупы опознать. А кто знает, кто эти люди были. Может, убежали из зоны, но из другой — зеки».

Колючая проволока вокруг зоны отчуждения цела не везде. По словам работников зоны, в некоторых местах она настолько сильно разрушена, что можно въехать на автомобиле, причем проникнуть можно и в 30-километровую, и в 10-километровую зону. Местные «Сусанины» водят через щели в проволоке «сталкеров», а некоторые, по словам Чернова, и браконьеров. С тех пор, как зону отчуждения покинули люди, природа здесь в буквальном смысле побеждает цивилизацию. В опустевших многоэтажках Припяти деревья можно обнаружить в самых неожиданных местах (например, посередине спортзала), вдоль дорог бродят лошади Пржевальского, земля неподалеку от брошенных построек порой перекопана стадами кабанов, по лесам бегает как минимум одна рысь и летают совы, а у реки прогуливаются аисты. В Чернобыльской пожарной части уже два года живет пойманный волк. Его пытаются скрестить с собакой, но пока безуспешно.

С каждым годом возвращенцев остается все меньше. Кто-то не выдерживает и уезжает, кого-то забирают родственники, кто-то умирает от старости. «Я знал бабушку, она прожила 94 года. Ей дали ордер на квартиру, но она не успела его увидеть — умерла. И у нее не было никаких родственников», — вспоминает Чернов. Еще одну бабушку забрал сын, как только она получила документы на квартиру. «Кто-то тогда не захотел жилье, а теперь, может, и рад бы переселиться, потому что здоровье уже не то, а надо колоть дрова и носить воду с колодца. Но жилье больше никто не предлагает», — добавляет он.

Когда кто-то из возвращенцев умирает, односельчане звонят в Чернобыль. Из Чернобыля уже вызывают родственников и организуют похороны. Хоронят в основном здесь же, в зоне отчуждения, увозят отсюда очень редко. Бывает, что некоторые из родившихся в нынешней зоне просят своих детей похоронить их на родине, но это тоже случается нечасто. По словам Чернова, «исследования показывают, что тех, кого выселили, умерло гораздо больше, чем тех, кто остался на местах». Как говорят сами возвращенцы, «поумирали старенькие люди».

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе