65 лет назад Александр Фадеев выстрелил в сердце
На вид он был крепким, здоровым, не впадал в уныние, не кручинился. Ничего не предвещало роковой развязки, однако рано утром 13 мая 1956 года, в ясный, солнечный день 54-летний Александр Фадеев покончил собой.
Но выстрела никто обитателей дачи в Переделкине не слышал. И они не знали, что на втором этаже уже не сидел за письменным столом живой писатель с серебряной головой, а на кровати лежало его безжизненное, остывающее, раздетое по пояс тело.
Поэт Борис Слуцкий проводил Фадеева такими строками:
Любил рубашки голубые,
Застольный треп и славы дым,
И женщины почти любые
Напропалую шли за ним…
Хитро, толково, мудро правил,
Судил, рядил, карал, марал
И в чем-то Сталину был равен,
Хмельного фронта адмирал…
Другой поэт - Александр Твардовскийзаписал в дневнике: «Смерть Фадеева. Узнал вчера утром. Самое страшное, что она не удивила. Это было очень похоже. Газеты хамски уточняют причины самоубийства».
Свыше было велено объявить писателя алкоголиком на всю страну. Не за то, что он им был, а потому что устроил посмертное восстание.
Фадеев, конечно, любил выпить и делал это часто. Уходил не только в запой, но и в самого себя. Фадееву надо было просто отдохнуть от напряжения, давления, канцелярщины, которой он был принужден заниматься на посту Генерального секретаря и председателя правления Союза писателей СССР. Никакой возможности взяться за перо самому у Александра Александровича не было. Он был скован по рукам и ногам.
В общем, ссылаться на запои было удобно. Тем более, Сталин почему-то с сочувствием относился к тем, кто любил хорошо поддать. А может, и понимал, что Фадеев лукавит, но не подавал вида. Вождь только просил писателя сократить время запоя. Вроде бы в шутку сказал, но – без улыбки…
Из прощальной записки Фадеева:
«Не вижу возможности дальше жить, так как искусство, которому я отдал жизнь свою, загублено самоуверенно-невежественным руководством партии, и теперь уже не может быть поправлено. Лучшие кадры литературы физически истреблены или погибли благодаря преступному попустительству власть имущих; лучшие люди литературы умерли преждевременно; все остальное, мало-мальски способное создавать истинные ценности, умерло, не достигнув 40-50 лет… Нас после смерти Ленина низвели до положения мальчишек, уничтожали, идеологически пугали и называли это – «партийностью». И теперь, когда можно было все исправить, сказалась примитивность, невежественность – при возмутительной доле самоуверенности – тех, кто должен был все это исправить. Литература отдана во власть людей неталантливых, мелких, злопамятных…»
Про себя он писал, что его «превратили в лошадь ломового извоза, всю жизнь я плелся под кладью бездарных, неоправданных, могущих быть выполненными любым человеком неисчислимых бюрократических дел». О руководителях страны Фадеев отзывался уничижительно: от них «можно ждать еще худшего, чем от сатрапа Сталина. Тот был хоть образован, а эти – невежды».
Фадеев констатировал, что жизнь его, «как писателя, теряет всякий смысл, и я с превеликой радостью, как избавление от этого гнусного существования, где на тебя обрушивается подлость, ложь и клевета, ухожу из жизни…»
Он, может, впервые в жизни, сказал всю правду – не таясь, не боясь…
Таких некрологов, как ему, в Советском Союзе никому не писали:
«А.А. Фадеев в течение многих лет страдал прогрессирующим недугом – алкоголизмом. За последние три года приступы болезни участились и осложнились дистрофией сердечной мышцы и печени. Он неоднократно лечился в больнице и санатории (в 1954 г. – четыре месяца, в 1955 г. – пять с половиной месяцев и в 1956 г. – два с половиной месяца). 13 мая в состоянии депрессии, вызванной очередным приступом недуга, А.А. Фадеев покончил жизнь самоубийством».
Эта была злобная месть Хрущева покойному. Он вообще любил расправляться с мертвецами. В 1961 году унизил тело Сталина, которое вынесли из мавзолея. Когда вождь был жив, Хрущев был у него шутом, - танцевал гопак, садился на подложенные ему помидоры. Сталин смеялся до слез…
«О Фадееве говорят, что он подписывал документы на писательские аресты, - писал критик Павел Басинский. – Будто бы Леониду Леонову сам признался, что в 30-е годы подписал их тысячу». Гораздо реже вспоминают о том, что через него распределялись квартиры, машины, пособия, что к нему обращались все, в том числе все, в том числе и те, кто клеймил его потом, как сталинского наймита…»
При вожде Фадеев был уважаемой личностью – к тому же, они были «коллегами»: Сталин - генсек партии, Фадеев – генсек литературы. Но при Хрущеве писатель утратил свою значимость. Хотел реорганизовать Союз писателей, избавив коллег от общественных нагрузок, которые отнимают драгоценное время. Много раз пытался попасть на прием в Кремль, но его не принимали. Между тем, к Сталину Фадеев приходил, как только возникала необходимость, да и тот часто звал писателя к себе. Вождь доверял ему, но можно ли было доверять Сталину?
…В 1954 году Фадеева сместили с поста главного начальника советской литературы. Произошло это, когда он его в очередной раз увезли лечиться – понятно, от чего. Писатели устроили собрание, стали говорить, что положение в союзе немыслимое, с Фадеевым невозможно работать, потому что его порок губит дело…
На ХХ съезде партии его исколошматил словами коллега – Михаил Шолохов: «Фадеев оказался достаточно властолюбивым генсеком и не захотел считаться в работе с принципом коллегиальности. Остальным секретарям работать с ним стало невозможно. Пятнадцать лет тянулась эта волынка. Общими и дружными усилиями мы похитили у Фадеева пятнадцать лет лучших творческих лет его жизни, а в результате не имеем ни генсека, ни писателя».
Это была жестокая правда.
Он не знал, что делать, сокрушался. Вспоминал, что не защитил от травли Анну Ахматову и Михаила Зощенко, ругал Андрея Платонова. Не внял просьбам поддержать – хотя бы морально - вернувшуюся из эмиграции Марину Цветаеву. Она писала в дневнике: «Никто не видит – не знает, – что я год уже (приблизительно) ищу глазами – крюк... Я год примеряю – смерть».
Фадеев плакал, видя умирающего Булгакова. Но ничего не сделал, чтобы издали его книги. Когда в Москву пришло известие о гибели Мандельштама – печалился. Накануне последнего ареста, поэт просил Фадеева. Нет, не спасти – наверху все было решено, а только унять дрожь – хотя бы на время. Но Фадеев от встречи уклонился...
Но он не всегда молчал. Заступался за арестованного Михаила Кольцова – перед самим Сталиным. Но тот его убедил – показал папку с «признаниями» арестованного. Помогал Николаю Заболоцкому, Борису Пастернаку. Пытался вызволить из тюрьмы сына Ахматовой - Льва Гумилева.
Фадеев не испугался самого Берии. Разругался с ним на его даче, за бильярдом. Хозяин заговорил о засилье иностранных шпионов, затаившихся среди писателей, гость возражал. Спор становился все громче, в конце концов, Фадеев потерял контроль над собой – сказалось и выпитое - Берия щедро угощал гостя за ужином коньяком. Писатель стал кричать, что нельзя так обращаться с литераторами, как это делают в НКВД. Пытался доказать, что все эти вызовы, перетряски, требования доносов – нравственно калечат людей. Берия тоже вышел из себя. Стал ругаться, швырнул кий. Он готов был растерзать Фадеева. Но между ними стоял Сталин, который приказал не трогать писателя…
Свою первую повесть «Разлив» Александр Фадеев, в недавнем прошлом – дальневосточный подпольщик и партизан - написал в 1922 году, когда ему было едва за двадцать. Вскоре вышел роман «Разгром» - о классовой борьбе и становлении Советской власти на Дальнем Востоке.
Следующей книгой после «Разгрома» должна была стать книга «Последний из удэге». Но писатель ее не закончил – не хватило времени и сил. Их отнимали газетные статьи, заседания, собрания, поездки по стране.
Он был полон идей и думал, что вот-вот по-настоящему примется работу. Но… Следующую книгу после «Разгрома» Фадеев написал лишь спустя почти двадцать лет. Это был роман «Молодая гвардия», изданный в 1946 году – за десять лет до гибели автора. За него Фадеев получил Сталинскую премию. Но сам Сталин книгой оказался недоволен.
Роман вождь не читал, а посмотрел одноименный фильм Сергея Герасимова и возмутился: «Вы изобразили молодогвардейцев чуть ли не махновцами. Но разве могла существовать и эффективно бороться с врагом на оккупированной территории организация без партийного руководства?».
Спущенные с цепи по команде из Кремля критики разнесли книгу. Фадееву пришлось переписывать роман, а Герасимову - доснимать фильм. Из одной серии получилось две. Фильм был удостоен Сталинской премии и имел большой успех.
На сей раз Сталин остался доволен, и Фадеева наградили орденом Ленина. Он выступил, поблагодарил за награду и… каялся. В том, что слишком мало успел сделать. Больше ничего Фадеев не написал, хотя пытался. Взялся было за «Черную металлургию» - производственный роман о новых методах варки стали, новаторах-передовиках и вредителях, которых, разумеется, разоблачают. Это была, конечно, не его идея, а предложение Георгия Маленкова, который, впрочем, давал задание от имени Сталина.
Фадеев пытался его выполнить, но не смог – запутался. Это было сопротивление материала, которое писатель так и не одолел. Крушение замысла стало для него тяжелым ударом…
Он приставил револьверное дуло к сердцу в пятьдесят шестом, но примеривался к самоубийству раньше. В 1945 году его застали склоненным за письменным столом, рядом лежал наган. Фадеев смешался, скомкал записку и бросил в корзину.
Но бумажку извлекли, расправили и прочитали: «Я не могу больше жить Дон Кихотом». Стало быть, Фадеев считал себя не таким уж виноватым и даже романтичным героем?
Смерть Сталина ознаменовала крутой поворот в судьбе писателя. Все бросились терзать мертвеца, как гиены, Фадеев же отошел в сторону и не стал менять убеждений. Продолжал демонстрировать уважение к вождю, поруганному и обруганному. Говорил:
«Я знаю, меня любил Иосиф Виссарионович. Но как он ко мне относился - я понять не могу. Я много раз не понимал, что он от меня хочет…» Еще он говорил: «Я двух людей боюсь – мою мать и Сталина, боюсь и люблю».
Стали возвращаться из ссылок и лагерей литераторы. Многие были уверены, что их подставил Фадеев. К примеру, так думала Анна Берзинь, которая демонстративно не подала Фадееву руки в клубе Союза писателей. И на всех творческих встречах она не переставала повторять: «Нас всех посадил Сашка!».
Другой недавний зэк – Иван Макарьев, с которым Фадеев был знаком с юности, вернувшись из лагеря, не захотел встретиться с бывшим другом.
…В тот роковой день, 13 мая 1956 года на даче в Переделкине накрыли стол к обеду, Позвать отца побежал младший сын писателя – Миша. Он вошел в кабинет, но тут же скатился вниз со страшным криком...
Жена Фадеева, известная артистка МХАТа Ангелина Степанова в то время была на гастролях в Югославии. После очередного спектакля ей сказали, что срочно надо возвращаться в Москву – неожиданно заболел Александр Александрович.
Она летела с пересадками. В аэропорту Киева купила газету и увидела большой портрет Фадеева на первой полосе в траурной рамке. С трапа самолета она спустилась с газетой в руках, давая понять, что уже все знает.
Через два дня после похорон Степанова вышла на сцену. Ангелина Иосифовна играла, как всегда, блистательно. Ей приносили телеграммы, соболезнования, но она их даже не читала…
Лидия Чуковская в те дни записала в дневнике, что через полвека будет написана трагедия под названием «Александр Фадеев». Но этого не произошло. Возможно, кто-то брался за тему, делал наброски, но потом оставлял, не выдержав ее – в прямом и переносном смысле - тяжести. И тягостности.
Самоубийство Фадеева чем-то напоминало трагедию Маяковского. Оба мучились, страдали, хотя и по разным причинам. Заблудились в чащобе жизни и там сгинули.
